Абсолютно уверен, печально произнёс Свечин.
Это ужасно! Но почему? От чего?
Пока сие достоверно неизвестно, Свечин перевёл взгляд на Столбова. А это?..
Илья Петрович Столбов, пристав, о котором я Вам говорил.
Илья Петрович, рад нашему знакомству. Я уже уходил, но могу задержаться на несколько минут. Был бы Вам обязан, если бы Вы мне оказали профессиональную помощь.
Конечно, Фёдор Александрович, о чём речь? спросил Столбов.
Тогда пройдёмте в библиотеку. Вы подождете десять минут, доктор?
Конечно, конечно, заверил Свечина Рар.
Пристав и действительный статский советник поднялись в библиотеку. Свечин предложил Столбову сесть, а сам подошел к окну, посмотрел в него, затем резко развернулся лицом к полицейскому и заговорил:
Знаете, произошел досадный и странный случай, за который я чувствую некоторую ответственность.
Я во внимании, Столбов показал свою заинтересованность.
Я, знаете ли, развожу лошадей, начал Свечин.
Наслышан, коротко подтвердил Столбов.
В прошлом году мои лошади получили призы на Всероссийской выставке. Одна была особенно хороша. Жеребец Буцефал. Такие кони мечта любого заводчика. И вот недавно у меня его выпросил мой давний друг, Минин Дмитрий Львович. Честно скажу, я не хотел отдавать Буцефала. Но он целый год меня уговаривал: мол, зачем тебе такой конь, а я на скачках возьму с ним призы Скачки это его увлечение. Уговаривал, уговаривал и уговорил. Продал я ему Буцефала несколько дней назад, Свечин замолчал, обдумывая дальнейшие слова.
Столбов тоже молчал, пребывая во внимании.
Так вот, два дня назад конь исчез, сказал Фёдор Александрович медленно.
Украли? спросил Столбов, справедливо полагая, что если бы конь просто сбежал, то к полицейскому бы не обратились.
В том то и дело, что непонятно, Свечин пристально посмотрел на Столбова, как мне говорят, исчез из конюшни у всех на глазах. И исчез через несколько дней, после того, как Минин с трудом уговорил продать ему коня, даже денег не успел отдать за него. Получается, что сделка как бы не завершена. Но тут дело не в деньгах, а в двусмысленности происходящего и странности происшествия. Я хотел бы разобраться, что произошло, как хотел бы и сам Дмитрий Львович. Знаю, что для полиции сей случай незначителен, поэтому я посоветовался, кто бы мне мог помочь разрешить его, и Александр Францевич порекомендовал Вас, как человека, который опытен, всегда достигает правды и при этом достаточно деликатен.
Мне лестно, что господин доктор такого мнения обо мне, отозвался Столбов. Я понял, что Вы хотите. Чтобы я сначала разобрался в происшествии без составления протокола?
Вы меня правильно поняли, кивнул Свечин.
Но если пропажа лошади не будет, скажем так, урегулирована каким-то образом среди заинтересованных лиц, а приобретёт все признаки обычного конокрадства, то я заведу полицейское дело?
Совершенно верно.
Ну, что же, договорились, Федор Александрович.
Благодарю. Идёмте, а то я уже опаздываю. Я предупрежу Дмитрия Львовича о визите полиции.
Свечин попрощался и стремительно сбежал по лестнице. Столбов спустился гораздо медленнее, размышляя о ситуации с лошадью. Очевидно, что дело было не в деньгах, а сомненью подверглись дружеские отношения Минина и Свечина. Причём, как понимал это пристав, недоверие проросло с двух сторон. Причиной же стала сама загадочность происшествия. Интересно, что же произошло? «На это придётся потратить время», вздохнул Столбов. А его то сейчас и не было. Столько работы и ещё новые обязанности помощника Всё это изматывало Илью Петровича. В который раз пристав подумал про себя, что становится стар для такой работы.
Доктора Столбов застал в экипаже, тот сидел и откровенно злобно пыхтел, читая газету.
Что там такое приключилось? спросил Столбов. Ещё кто-то умер?
Нет, но Бородин Александр Порфирьевич знаете такого? стал почетным членом медицинского общества!
Вы же не завидуете? спросил Столбов усаживаясь в двухместную коляску рядом с земским врачом.
Нет! Отдаю ему должное. Он действительно хороший врач и преподаватель, но таких сотни, если не тысячи вокруг! Вы же понимаете, что это потому, что он композитор? Вот и был бы в почёте в музыкальном сообществе!
Ах, Александр Францевич, мне кажется, что настоящее признание это не раздавание друг другу знаков почета в медицинской среде, а выздоравливающие и благодарные пациенты у врачей, которые находятся на переднем крае борьбы с болезнями, как Вы, например.
Вы правда так считаете? задумчиво спросил доктор, заметно успокоившись после слов Столбова.
Конечно. Мы приехали, позвольте откланяться.
Как поговорили с Фёдором Александровичем?
Нормально, но дел теперь только прибавилось, честно признался пристав.
Ну, Вы тоже на переднем крае, только на своём, куда деваться, сказал доктор на прощанье.
«Вот именно: куда деваться», подумал Столбов, возвращаясь к себе. Ни девочки, ни Антонова он уже не обнаружил.
Так, Белошейкин и Трегубов, хватит точить лясы. Иван, ты взял показания у девочки?
Трегубов, не заметивший возвращения Столбова и по обыкновению коротавший ожидание с писарем, умевшим писать и одновременно поддерживать беседу, подскочил от неожиданности на стуле.
Да, отрапортовал он приставу, только толку никакого.
Что узнал? Коротко, нет времени читать.
Ничего не знает. Напугана. Взяли её на работу пару дней назад. Второй раз всего пришла убраться, а тут такое.
Кто убитые женщины, она сказала?
Да, Петровы. Они сёстры: Серафима и Олимпиада.
Серафима и Олимпиада, хмыкнул пристав. Ну, имена уже кое-что. Чем занимались?
Она не знает, говорит только, что очень набожные были.
Это мы сами видели давеча иконы, свечи, и даже крест.
Илья Петрович! в комнату, тяжело дыша, забежал высокий, худой и костлявый молодой мужчина.
Филимонов, в чём дело, что случилось? спросил Столбов молодого аптекаря, который подрабатывал вскрытиями для полиции.
Эти две женщины, которых вчера привезли, ответил он, переводя дыхание.
Что с ними?
Это же ужас какой!
3
Столбов пригласил Филимонова и Трегубова к себе в кабинет. Иван захватил себе табуретку, поскольку аптекарь в качестве гостя занял единственный свободный стул.
Трегубов, прикрой за собой дверь, нечего пока всем слышать про убийство, попросил урядника пристав.
Ну, не томи, что там у нас? спросил Столбов, сидящего напротив Филимонова.
Аптекарь, собираясь с мыслями, взъерошил рукой на голове копну жестких, тёмных, торчащих в разные стороны волос.
Женщины-то покалеченные оказались, Илья Петрович, начал он.
Что значит «покалеченные»? не понял пристав. Мы же были на месте преступления, ноги-руки у всех, вроде, на месте были. Или что-то произошло за ночь, чего я не знаю?
Ноги и руки-то на месте, а вот груди и Филимонов бросил быстрый взгляд на внимательно смотрящего Трегубова и сглотнул комок в горле, прежде чем продолжить, грудь и другие женские органы отрезаны.
Как так? поразился Иван, уставившись на Филимонова. Что за ужасы? Их что, пытали?!
Нет, ответил аптекарь. Это было давно, на месте ран зажившие ожоги. Раны прижигали.
Скопцы, медленно произнёс Столбов, уставившись в пространство. Вот дела! У нас в Туле скопцы!
Но разве скопцы это не мужчины? с недоумением спросил пристава Филимонов.
Как видишь, нет, не только мужчины.
Кто такие скопцы? прервал своим вопросом диалог собеседников Иван.
Филимонов и Столбов одновременно посмотрели на Трегубова, как на блаженного.
Я знаю значение этого слова, смутился молодой урядник. Но почему они во множественном числе, и как женщины могут быть скопцами? Илья Петрович, объясните, пожалуйста.
Ваня, тяжело вздохнул пристав, скопцы это секта. Вместо Господа нашего, Столбов перекрестился, поклоняются антихристу своему, Селиванову, который первым придумал отрезать самому себе своё, гм, хозяйство. Ты про хлыстов-то слыхал, небось?
Конечно слышал, в губернии община есть.
Вот теперь, судя по всему, есть и община скопцов. Только если хлысты погрязли в распущенности и разврате, то скопцы, или как они себя называют «обеленные», или «голуби», наоборот, отвергают плотские утехи и саму плоть. Режут её себе и друг другу почём зря.
И женщинам? поразился Иван.
Как видишь, и женщинам тоже.
Но, если так, глубокомысленно отметил урядник, получается, чтобы иметь общину, им нужно вербовать туда всегда новых членов, поскольку сами они не могут иметь детей, как те же хлысты, например.
Они и вербуют, Ваня, мрачно подтвердил догадку урядника пристав. Они и вербуют, и мы теперь получили эту проблему в нашем городе.
Однако, осмелюсь заметить, что женщины не теряют детородной функции, при этой, хм, так сказать, операции, заметил аптекарь.
Постойте, продолжал удивляться Иван, я понимаю, что в мире полно сумасшедших, но кто же захочет, нет, кто позволит совершить такое с собой?!
Есть такие, и, насколько я знаю, их немало, сказал пристав.
Но как?
Как? Кого обманом, кого подкупом. Подпоили, пообещали сделали. А назад-то пути уже нет.
Господи! побледнел Иван.
Вот-вот, ты сам говоришь: «сумасшедших много», а потом эти новообращенные уже сами ищут новых. Так они и распространяются.
Трегубов, Столбов и Филимонов погрузились в тягостное молчание, которое через минуту нарушил пристав.
А что по поводу самого убийства скажешь?
Ничего необычного, пожал тощими плечами аптекарь. Орудие убийства нож. Раны многочисленны. Они и потеря крови и есть причина смерти. Думаю, что это они не сами себя. Самоубийство и убийство друг друга исключены. По крайней мере, в спину себя трудно пырнуть несколько раз, тем более, оставить там нож.
Убийца мужчина? спросил пристав.
С большой вероятностью. Так вогнать нож в лопаточную кость нужна сила, согласился Филимонов, хотя если женщину разозлить, то она тоже на многое способна. Но, думаю, что всё же это сделал мужчина. Преднамеренно и жестоко.
Почему?
Достаточно было бы пару раз, а тут столько ран! Ну и убить двоих, тем более, когда, как мне сказали, одна жертва пыталась уползти, аптекарь снова пожал плечами.
Что ещё?
Когда они ко мне попали, трупы уже окоченели, значит, убиты достаточно давно день или два. Ах да, нож вот я принёс, самодельный.
Да, мы уже знаем. Если это всё, то спасибо.
Всё, снова пожал плечами Филимонов. Могу идти?
Да. Пришли только отчёт, не забудь, как в прошлый раз.
Хорошо, поморщившись, ответил Филимонов, попрощался и ушёл.
Что думаешь? Столбов повернулся к Трегубову.
Убийца из низших слоев общества, сказал Иван. Думаю, купить нормальный нож себе многие могут позволить, а с этим, Трегубов кивнул в сторону ножа, который вертел в руках пристав, идти на запланированное убийство Не знаю
Оно, может быть, было и не запланировано. Безжалостно исполнено, это да. Возможно, убийца решился на это уже в доме, по обстоятельствам. Тем более, похоже, что жертвы его знали.
Не могли ли они быть сподвижниками? предположил Иван. Женщины что-то нарушили из обычаев общины или хотели что-то рассказать о членовредительстве, например.
Или кто из мести их жизни лишил, продолжил пристав. Вариантов много, но, конечно, здесь в первую очередь напрашиваются версии, связанные с деятельностью их секты.
Что за люди! осуждающе покачал головой Иван.
Люди как люди, вздохнув, ответил пристав, поначалу все же одинаковые. В каждом есть и плохое, и хорошее. Главное, что из этого ты растишь внутри себя, а затем выпускаешь наружу. Взять этих сестёр: мы же не знаем кто они. Может, они склоняли людей к вступлению в секту, а может и наоборот сами жертвы общины. Мы пока этого не знаем, поэтому рано судить. С этим и надо будет разобраться.
Не представляю, как за это взяться. С какой стороны?
Нужно будет найти членов их секты и всех опросить. Когда соберешь достаточно информации, ты сам поймешь, что нужно делать дальше, в какую сторону двигаться. И обрати внимание на предположение, что нож может быть сделан из рессоры. Может кто-то из сектантов кареты ремонтирует.
Трегубов внутренне содрогнулся, представляя себе опросы сектантов, режущих друг другу детородные органы.
Да кстати, спохватился пристав, раз уж я тебя перевел работать в город, давай, займись одним деликатным делом. Ты у нас человек образованный, с хорошими манерами. Тут только такой и нужен.
Что Вы имеете ввиду, Илья Петрович?
Столбов тем временем копался в кипе бумаг, сваленных на краю стола, перебирая их быстро, но аккуратно, чтобы бумаги не посыпались на пол.
Где же оно? бормотал Столбов. Давно пора навести порядок, отобрать старое и ненужное, но времени не хватает.
Попросите Белошейкина.
И то правда, пусть отсортирует. Ага, вот оно! Пришло письмо из Москвы. Запрос от жандармов. Помнишь, они у нас аресты народовольцев провели?
Конечно, помню, по спине Трегубова пробежал тревожный холодок.
Так вот, продолжал пристав, просматривая найденное письмо. Они провели допрос арестованных террористов, и один из них на допросе признался, что у них был сообщник из местных. То есть наш туляк.
И как его зовут, известно? замогильным голосом спросил Иван.
Конечно, известно: Николай Канарейкин, сын известного в нашем городе купца Канарейкина. Здесь-то ты и нужен. Люди в городе известные и не простые, нужен мягкий и аккуратный подход. Кто знает, правда это или оболгал его преступник.
Правда, ответил собравшийся с духом урядник. Он понял, что дальнейшая ложь заведет их в ещё больший тупик. Помимо прочего, он не мог врать в таком деле своему наставнику, не мог подвести его.
Как так? опешил Столбов, удивленно таращась на Ивана.
А вот так. Коля наш с Михаилом Торотынским одноклассник по гимназии, вывалил молодой полицейский, ошарашенному приставу, связался не с теми людьми. Но он не сделал ничего плохого, только разговоры разговаривал. Мы с Мишей, как выпустили нас из тюремного замка, ему всё объяснили, и он понял. Он понял и отказался от участия в их планах и делах. Сам отказался.
Так, выдохнул, вставая пристав. Значит, только разговоры разговаривал. А ты, стало быть, знал и ничего не сказал мне? А ну бы его ещё тогда арестовали и вместе с тобой? Снова в тюрьму! А меня бы спросили, кого это я на работу в полицию набираю!
Иван опустил голову, ему нечего было сказать в своё оправдание.
И что мне, скажи на милость, теперь делать? продолжал пыхтеть Столбов, нависнув грузным телом над сидящим урядником.
Это всё моя вина, я готов понести ответственность. Готов уйти в отставку.
Уйти в отставку?! ещё больше взбеленился пристав. Посмотрите, каков! Получил в наследство имение и уже в отставку. Так?
Нет, не так, Иван встал со стула и посмотрел в глаза приставу, я хочу остаться в полиции, хочу служить, а не заниматься сельским хозяйством. И я не просил и не ждал, что у меня вдруг появится какое-то наследство. А что касается Николая: что мне было делать? Арестовать своего друга? За что? Он ничего не сделал, только доверился мне и рассказал о своих взглядах! Как другу!
Столбов слушал Трегубова и постепенно остывал.
Ты мог прийти ко мне и всё рассказать, и мы что-то придумали бы. Не отдали бы жандармам твоего Николая. А сейчас что прикажешь мне делать? Солгать, совершить должностное преступление или все-таки арестовать твоего Канарейкина? Вдруг он что-то знает?
Ничего он не знает. Дурак наивный вот и всё.
Ага, а как это проверить? буркнул Столбов, снова усаживаясь на кресло. Садись, не маячь!
Пристав замолчал и задумался, не глядя на Ивана. Спустя пару минут он что-то решил.
Хорошо, я подумаю, как сделать так, чтобы твой друг не пострадал. Я тебе верю, что он ни при чём. Ещё я не поддерживаю нынешнюю моду наказывать за мысли, проговорил пристав. Каждый волен мыслить свободно, а судить надобно уже только за поступки.