А как ты вернулась с корпоротива, распевая на весь подъезд: «Цвет настроения синий внутри мартини, а в руках» Да, кстате, что у тебя там, в руках было, не помнишь?
Идиот.
Жених. Простите, пожалуйста. А что собственно происходит? Тамада и невеста. Отталкивают жениха. Оба жениху. Да отстань ты Жених падает Не роняйте меня. Меня от этого тошнит.
Вот это твой идеал?
Да. По крайней мере, он меня любит.
Что ты говоришь, он тебе справку предоставил?
Он меня так любит без всякой справки.
А я значит, нет?
Нет.
Что ж ты замуж за меня пошла, если я тебя не любил?
Дура была вот и пошла.
А теперь поумнела?
Да.
Вот бери своё сокровище в охапку и проваливай отсюда.
Это я проваливай? Пришёл ко мне на свадьбу. Испоганил её, а теперь я ещё и проваливай? Вот тебе Бьёт его свадебным букетом. За мою свадьбу, за испорченную жизнь. За все Он прижимает её к себе Горько раздаётся голос подвыпившего гражданина. И они сливаются в долгом свадебном поцелуе.
Случай.
Небо было ещё тёмным, только тонкая полоска света пробивалась из-за горизонта,
когда, я, надавил на педали. И велосипед, подпрыгивая по кочкам, покатился, по пустым улицам.
Дребезжа, плохо прикрученным, крылом, и позвякивая, серебряным звонком, я проехал мимо спящих дворов, и выкатил, на просёлочную дорогу.
Дорога, серой лентой, струилась между, бескрайних, полей, седого ковыля. И пропадала, где то, за горизонтом. Утопая, в разливающемся, красном море, надвигающегося дня.
Тьма таяла, на глазах, небо становилось молочным, и степь сбрасывала с себя остатки сна, умываясь, свежей росой.
Справа от меня, захлопали крылья, и в небо взвился жаворонок. Он поднялся высоко в небо, и залил степь, чистой, переливчатой трелью.
Трель рассыпалась в воздухе, делая его прозрачным. Я остановился, мой железный конь, смолк, лёжа, на серой потрескавшейся земле. А я стоял и смотрел туда, где сквозь прозрачный воздух, текли, волны красного моря. Они появлялись из-за горизонта, и разливались, окрашивая ковыль красным.
Трелей становилось всё больше. Они звучали уже по всей степи, призывая новых, певцов. И те поднимались в воздух, один за другим, запевая свой гимн, славя рождение нового дня. Начало новой жизни.
Всё живое, стремиться к свету. Думал я, глядя на зарю, пережив тьму, и холод ночи, жизнь, подобно ростку, упрямо тянется к свету. Веруя в его неизбежность, и не теряя надежды, на его скорое наступление.
Любая ночь, когда-то заканчивается. И тогда наступает долгожданное утро. Потом день уносит нас своими заботами, и за ними, мы не замечаем, как вечер, окутывает нас своим туманом, готовя к неминуемому наступлению, холодной, ночи. К забвению, в котором, мы подобно упавшему в землю семечку, готовимся к новому рождению. И так по спирали, до тех пор, пока, наша жизнь, не обретёт непрерывность.
Так я думал, стоя у поля седого ковыля, глядя на восходящее солнце, окрашивающее, ковыль красным. Я невольно сделал шаг навстречу к солнцу, и вдруг, почувствовал, под ногой, чьё-то упругое, продолговатое тело. Я инстинктивно соскочил с него, и почувствовал, укол, в щиколотку, тонкий, и острый как медицинская игла. Страх, окотил меня от головы до ног, ещё до того, как я посмотрел вниз, и увидел не большую, змею, беззвучно исчезающую, в зарослях качающегося ковыля.
Холодный пот выступил у меня на спине. Губы пересохли, конечности дрожали. Мысли путались в голове, и рассыпались как бильярдные шары. Унося, с собой частицы, здравого смысла. Я не мог собраться, страх овладел мной. И тогда я закричал, но звук, не вышел из моего горла. Скованное страхом, оно не повиновалось мне. Да и, что толку кричать в поле, где на три, четыре километра, нет ни одной живой души.
Слабость в ногах заставила меня опуститься на землю. В глазах потемнело. Яд, подумал я, яд начинает своё действие. В висках застучало, и я почувствовал, как взмокли, мои ладони. Ледяной ветерок пробежал по моему позвоночнику.
Тьма окружила меня.
Ярко красные всполохи, подожгли сухой ковыль. Багровые языки пламени, заплясали вокруг меня. Я ловил воздух сухими губами, и чувствовал, как жизнь покидает меня. Семя упадает в землю, что бы умереть там для новой жизни. Зазвучало в моей голове. Смерть есть рождение. А рождение есть смерть. Ни хочу! Закричал я, и голос мой сорвался с губ как срывается с земли потревоженный жаворонок. Он взвился высоко в небо, и полетел, звеня над багровым, пылающим ковылём. Неся на своих крыльях крик отчаяния. Гибнущего в степи животного.
Клубок пыли, поднялся от земли, когда возле меня, затормозила, старая нива. Что случилось, спросил голос, из окна машины.
Змея, простонал я, указывая на ногу.
Змея!? Удивился водитель, выходя из машины, осматривая мою ногу.
Змея, подтвердил я.
Странно, сказал он и помог мне сесть в машину.
Машина заурчала и помчалась, подскакивая на кочках, качаясь из стороны в сторону.
Врач, местной амбулатории, очень удивился, услышав, про укус змеи. Он осмотрел место укуса. Обработал его, и сказал Ничего страшного, обыкновенный полоз, у нас змей уже лет десять никто не видел.
А как же моё самочувствие? Разве это не действие яда?
Это действие вашего страха. Панические атаки, когда ни-будь были?
Нет.
Теперь можете смело говорить, что были.
Доктор дал мне успокоительное, и уже к утру следующего дня, я был в порядке.
Я проснулся с первыми лучами солнца, и долго смотрел в окно, где тонкая свеча, одинокого тополя окрашивалась, алой зарёй новой жизни.
Ксения.
Земля была влажная и мягкая. Она набухала как почка. Готовясь к своему новому рождению. Бесчисленное число ростков, заручась её поддержкой, готовы были вырваться навстречу солнцу. И задвигаться в танце жизни, наслаждаясь каждым её мигом.
Резиновые сапоги погружались в сырую мякоть и уносили её с собой. С каждым шагом становясь тяжелее.
Она не чувствовала тяжести. Она несла в себе сердце, парящее на высоте, на которой может парить только любовь. Ветер развивал её волосы. А в широко, раскрытых глазах отражалось ожидание встречи.
Вот река, вот берёза, склонившаяся над водой, а вот, и она оказалась в его объятиях. Она почувствовала его горячее дыхание на своих губах. Потом на подбородке, шее, Постой, пойдём туда. У самого берега стояла лодка. Она стояла, уткнувшись носом в песок. А на самом дне лежали сети пропахшие тиной. Он внёс её туда на руках и уложил на постель, сплетённую из тонких жемчужных нитей. Лодка качнулась и отошла от берега, едва они скрылись на её дне.
Тёмная вода несла лодку сквозь большие и малые созвездия. Разрезая их деревянным изгибом. Они, покачиваясь, проплывали, мимо тая в ночном тумане. Земная твердь больше не существовала для них. Она осталась, где то далеко затерявшись среди звёзд. ¬
Терпкий вкус на губах. Сплетённые, между собой пальцы, стали зарождением новой вселенной. Слившись воедино, она засияла так, как сияет на небе новая звезда. Ещё не открытая, ни одним живым существом.
Когда лодка наткнулась на берег, солнце уже разогнало утренний туман. И щекотало сложенные ресницы.
Ой, Вы гляньте они тут паскудники такие. Кричала баба, заглянувшая в лодку. Вот же шалюка, а. Одного ей мужика мало, она второго завела. К лодке со всех сторон стягивались люди.
А этот тоже кабель, бесстыжий, а туда же, ни стыда, ни совести. Ещё учитель.
Он приехал в село год назад. Учить местных ребятишек. Был он человек тихий и скромный. А с ней он познакомился в июне, когда она с женской бригадой маляров красила его класс.
Её звали Ксения. У неё были светлые волосы, веснушечное лицо и застывшие голубые глаза.
Они пробились сквозь столпившихся баб, и она побежала, не разбирая дороги, он за ней.
Беги, беги. Там тебе Колька задаст.
С Колькой она три года, но до свадьбы дело так и не дошло. Он хотел, да она все оттягивала. Мужик он хороший, работящий, в меру пьющий. Все ладно, да только на сердце он у неё не лежал. Жалела она его, что ли.
Колька, в тот вечер взял литр самогона, выпил. Оставшийся самогон запер пробкой в бутылке и убрал в карман. Снял со стены ружье и пошёл к учителю.
Учитель сидел напротив окна в свете настольной лампы. Колька долго смотрел на блестящие круглые очки, поглаживая ружье. Потом толкнул дверь и вошёл в дом.
Учитель встал. Он отшатнулся к стене, не сводя глаз с чёрного, холодного дула ружья.
Что жить хочется? Спросил Колька.
Хочется.
Значит договоримся. Он положил ружье на стол. Достал самогон. Стаканы есть?
Да сейчас. Два стакана стали рядом с бутылкой. Белая, мутная жидкость с резким запахом заполнила стаканы до краёв.
Пей.
Я не
Я сказал, пей. Он подвинул ружье. И опрокинув стакан выпил. Учитель, пил медленно глотая мутную, пахнущую патокой жидкость. Допив до конца, он сел на стул. Пространство вокруг закачалось, ноги стали ватными, а ружье уже не казалось таким холодным как в начале.
Ты сейчас собираешь вещи, и завтра первым же автобусом уезжаешь отсюда. И больше я о тебе не вспоминаю. Понял?
А если я не уеду.
Тогда тебя отсюда увезут. Он подвинул ружье к себе.
Вы не понимаете, так нельзя, она не любит вас.
Вот эту вот чушь, что б я от тебя больше не слышал Он налил ещё по стакану. Пей. Они выпили. Любит, не любит, это пусть девки на ромашках гадают. А мне эту хрень гнать не надо. Она баба нормальная и эти твои выкрутасы ей как цирк шапито. Сегодня интересно, а завтра цирк уедет, и она вернётся к нормальной жизни. Без этих твоих высших материй. Пока ты тут не нарисовался, у нас все в порядке было. Поэтому давай без лишней демагогии собираешься и пока, мой мальчик, пока.
Вы поймите. Если я уеду, это не решит вашей проблемы.
Послушай, учитель здесь тебе не школа, а я не ученик. И десять раз повторять не буду.
А если все-таки не уеду?
Смерти не боишься?
Боюсь.
Тогда, что кобенишься?
Знаете, она не подходит вам. Ей с вами будет плохо. И вам с ней будет нехорошо. Хотите, я скажу, что вас ждёт?
Ну, валяй Нострадамус.
Вы поженитесь, но очень скоро вы поймёте, что она не такая как вам бы хотелось. Вы начнёте злиться, пить, бить её. В конце концов, заведёте себе другую, а она будет страдать. Она будет все терпеть и вида не покажет. Она ведь все в себе держит. Слова лишнего не скажет. И все это время она была с вами потому, что боялась за вас. Боялась причинить вам боль.
Вот, что Нострадамус, сказал ты больше чем положено. Значит, не уедешь?
Нет.
Ну, тогда молись.
Учитель снял очки и отошёл к двери. Чёрное, холодное око смотрело ему в сердце.
Сапоги вязли в грязи, становясь все тяжелее и тяжелее. Она скинула их и побежала босиком, погружая ноги в вязкую чёрную жижу. Дождь хлестал по лицу, стекая острыми каплями по щекам. Она бежала напрямую сквозь терновые кусты, сдирая в кровь кожу. Вот знакомый двор. Свет в окне, куст смородины у двери, обвешенный красными, спелыми гроздями. Она рванула дверь и влетела в комнату как влетает птица в тревоге за своих птенцов. Раздался выстрел, куст смородины вздрогнул и осыпался ярко красными каплями. Одинокая утка взлетела с реки, захлопав крыльями.
Её схоронили в день блаженной Ксении. Говорят тех, кого хоронят в святой день, ждёт божье прощение.
Выстрел.
Лодка, разрезав воду винтом, взволновала речную гладь. Камыш зашелестел в такт набегавшей волне. Утка захлопав крыльями, взлетела с гнезда. Раздался выстрел. Капли крови, кругами разошлись по воде.
Точно в цель. Как вы догадались, что она там?
Я когда то охотился в этих местах. Немного знаю их.
Белые нежные кувшинки покачивались на темной воде. В котле кипел бульон. Ветерок сдувал с берега, серые пёрышки. Река подхватывала, и уносила их в белую пелену тумана.
Не догонишь.
Догоню.
А ну Я на хуторе, лучше мальчишек плаваю.
Ну, держись.
Руки захлопали по воде, разрезая её, и разбрызгивая в разные стороны. Она плыла, быстро. Приподнимаясь на вдохе, и отталкиваясь от воды так, будто хотела взлететь. Коротко стриженная с русыми волосами она была похожа на мальчишку. И если бы не ямочки на щеках, которые появлялись всякий раз, когда она улыбалась, то отличить её от купающихся в воде мальчишек было бы не возможно.
Он скользил за ней как большая рыба, сверкая телом на солнце. Вырываясь из глубины, разбрасывая брызгами радугу над головой и вновь погружаясь в пучину оставляя над собой всклоченную белую пену. Он нагнал её возле самого берега в тихой заводи покрытой белыми кувшинками.
Ну?
Не нукай. Не запряг.
Догнал.
И
Приз.
Какой тебе приз?
Поцелуй. Он потянулся к ней Какой быстрый. Она оттолкнула его и скрылась в зарослях плавней. Потеряв равновесие, он упал, взволновав белые кувшинки на темной воде.
Лошади фыркали, втягивая большими ноздрями густой туман, наполненный запахами степных трав. Угли трещали, лопаясь в пламени костра, разбрызгивая искры. Мальчишки сидели вокруг костра, когда он вышел из темноты.
Вечер добрый.
И вам не хворать.
Можно присесть к костру?
Присаживайтесь. Как охота?
С переменным успехом.
А вы на дальней рогатке попробуйте. Там уток много. Рогаткой называлось место, где река окружённая плавнями расходилась на два русла.
А он там уже попробовал. Всю тину со дна поднял. Она рассмеялась, и он узнал её по ямочкам на щеках.
А я смотрю, вы не только плаваете лучше всех, но и ещё и в ночную ходите?
А Надька у нас на все мастер. Может и наподдать рука у неё крепкая.
То, то, Колян, я смотрю у тебя фингал под глазом. Они заржали.
Ладно, хватит вам Сказала она. Вы не слушайте их. Их хлебом не корми, дай поржать. А фингал Кольке Роза поставила. Он к ней сзаду подошёл, а она этого не любит. Вот и лягнула слегка. Она у нас с норовом.
Что ж ты Колян, к кобыле сразу под хвост, надо было для начала хоть цветок подарить. Сказал один из мальчишек и они опять заржали, а Колька махнул рукой.
Ладно Она встала Я лошадей смотреть кто со мной?
А можно мне? Он встал.
Пойдём.
Смотри охотник. Сзади-то сразу не заходи. Смех снова покатился по лугу.
Они шли по направлению к реке. Степь шуршала под ногами мягким зелёным ковром. Запахи окутывали их разнотравьем, смешивая, и дополняя друг друга. Она шла чуть впереди, показывая дорогу. Маленькая тонкая, но упругая как пружина. Короткие светлые волосы приподнимались, открывая тонкую шею. Она пахла дымом, травами, и молоком.
Вот смотри это Роза. Не бойся, со мной она тебя не тронет. Он подошёл. Роза у нас с норовом, но очень верная если полюбит кого, то навсегда. Роза потянулась к нему. Смотри, ты ей понравился. Погладь не бойся.
А я и не боюсь. Он провёл ладонью по длинной лошадиной шее. Она была гладкой и тёплой. Местами под кожей, он чувствовал, как пульсирует кровь. В многочисленных венах, оплетающих шею.
Это бьётся её сердце. Смотри, она приняла тебя. Теперь ты в ответе за неё. И ты теперь, должен навещать её, а то она затоскует.
Хорошо я буду у неё бывать каждый день.
Никогда не обещай того чего не сможешь выполнить. Достаточно приходить иногда. Когда будет возможность. Здесь у нас Стрела она любит поесть. Там Туман, видишь какой у него окрас, в белой дымке он как плотное облако тумана. У самой воды Мира с жеребёнком мы назвали его Черныш. Вот и все наше хозяйство. А вы к нам надолго приехали?
Пока охочусь, хочу закончить одну работу. Он взял её за руку Но, сейчас мне совсем не хочется уезжать.
Слышишь? На реке.
Рыба плещется.
Рыба? А ты веришь в русалок? Говорят они выходят по ночам и заманивают в сети одиноких путников.
Думаю, что я уже попал в эти сети.
Айда купаться?
Ночью?
Что испугался? Она сбросила платье и, разбрасывая белую воду, захлопала по ней руками как утка, хлопает крыльями, взлетая с воды. Боишься.
Я никогда.
Охапки свежего душистого сена, подхваченные с земли вилами, взлетали высоко в небо и осыпались на сенник. Пахло лошадьми и навозом.