Красиво.
Макс быстро убрал руки в карманы, вытянулся в струнку и огляделся, никого кроме их двоих в комнате не было, значит, она говорит с ним, значит, заметила его.
Не поворачивая головы, незнакомка повторила:
Красиво, даже чувствуется духота вечера и слабый ветерок да?
Макс взглянул на винегрет красок, и тоже уловил ветерок в довольно небрежных мазках.
Духота не очень лицеприятное слово для картины, но не в этом случае. Мне кажется художник так передал свою усталость, некое разочарование.
Макс облизал пересохшие губы и спросил:
От чего? Ну, разочарование.
От непонимания, от того, что люди не хотят видеть, слышать, думать. А ветерок символизирует надежду, девушка наконец обернулась: надежду на восход, кулон качался на своём месте.
Макс кивнул ей, как-то дёргано и даже пошатнулся, что заставило её улыбнуться:
Приветик, растяпа.
Здравствуйте.
Заел официоз, давай уже на «ты». Меня Вероника зовут, а тебя?
Макс.
Вероника повторила его имя, взяла под руку и повела в другую комнату. В пряном облаке духов, слегка терпком, но приятном, с нотками гвоздики, в окружении картин в толстых золотистых рамах, в не привычной тишине, Максу сделалось так хорошо, так, как он давно желал. Бурная река угомонилась и зашуршала ровным безмятежным потоком. Её бархатный голос, лёгкая поступь убаюкивали его давно не спавший ум
Теперь за формой гоняться, иногда смотришь на картину, ну, фотка прям, любуешься, восхищаешься, а потом чувствуешь искусственность какую-то, не живое всё. И утка игрушечная, и берёзы не шелестят. Жизни нет, понимаешь? Слишком стандартно.
Макс кивнул, но Вероника, судя по всему, жест согласие не заметила:
Или ты иначе считаешь? Скажи, я не права?
Я в картинах не знаток, но такие мысли меня тоже посещали, скорее, по наитию.
Вот именно, я об этом и говорю, инстинкт вкуса, или есть, или нет. От ума и образования никак не зависит, это, скорее, зрение, чем рассуждения. Никакой логики, логика искусству вредит, сухая она, как статистика. Правила они на дороге хороши, а для крыльев это цепи, холодные, железные оковы.
Они походили по выставке ещё минут сорок, он бы ротозейничал и дальше, хоть целую вечность, но Вероника притащила его в гардероб.
Макс так размяк в её компании, так прилип к трепетному локтю, что с трудом расцепился и то только потому, что ей надо было надеть шубку. Не дожидаясь, пока он за ней поухаживает, Вероника сама сняла шубу с плечиков и сунула ему в руки. Макс помог ей одеться и, накинув пуховик, поспешил за звонким цоканьем каблучков, боясь снова упустить вдохновение.
Сегодня было теплее, чем в тот день, Вероника даже не запахнула шубку, шла довольно размашисто, можно сказать, вульгарно и постоянно задирала голову вверх, любуясь витиеватой лепниной старых особняков.
Макс семенил следом, утратив не только ощущение время, но и слова. Метров через сто она остановилась и снова взяла его под руку:
А поехали в зоопарк?
Куда? удивился Макс
В зоопарк. Я его терпеть не могу.
Так зачем тогда туда ехать?
Вероника резко отстранилась, кинула ему «не провожай» и опять исчезла.
Макс стоял, блуждая рассеянным взглядом по белым барельефам, украшающих фасад жёлтого здания, пожимая плечами и мусоля один и тот же вопрос «причём зоопарк?». И стоял бы так ещё долго, если бы не увидел, как один из купидончиков хмыкнул, надув щёчки и помахал ему пухлой ладошкой, мол, топай домой, городской растяпа.
Не найти и никогда не встретить, тоже та ещё беда, но потеря так бьёт плетью страшным словом навсегда. Что уже, глотая слёзы, думаешь, что зря искал, ту шипованную розу, если каждый раз терял.
Макс не понимал Веронику даже больше, чем себя. Взбалмошность это явно её конёк. Он о ней так ничего и не узнал. Только имя, ну, хоть что-то. Леди икс, леди само совершенство. Опять распиная себя за он уже не знал за что. Макс несколько дней мучился повторением разлуки, даже пустился во все тяжкие: в одиночестве оприходовал целую бутылку вина, хотя до спонтанной встречи с судьбой почти и не пробовал напитки крепче кефира.
В пара́х туманных алкогольных бродил по улицам мечты, но утром сделалось так больно от ощущенья наготы, что захотелось похмелиться зелёным взглядом красоты, взлететь до солнца и разбиться, но на земле, где ходишь ты.
А где она ходила, он понятия не имел. Где живёт? Где учиться? Вряд ли работает, юная совсем, хотя и этот вариант не исключается, мало ли. И вообще, местная она или в город лишь наскоками является? Может в гости к кому приезжает, к родителям, например? Или к парню своему? Последнее предположение наделало немало шума в голове фантазёра, смешно, но он ревновал, ревновал к видению, ха-ха, да не до смеха.
Тридцать первого, часов в пять вечера, вздумалось ему проветриться, на витрины поглазеть, да на ёлки ряженные. Побродил обычным маршрутом, по знакомым тихим улочкам, попинал бордюры, пока глубоко и бесповоротно не задумался и естественным образом не оказался на оживлённой площади. Толпа праздных гуляк тут же подхватила его и пошвыряв, уже по гораздо более громким улицам, занесла в душную кондитерскую. Народу и там, хоть отбавляй, а у прилавка, заставленного марципановыми фигурками, и вовсе творился ажиотаж. Он хотел развернуться и уйти, точней поплыть дальше, но в самом дальнем углу, заметил её, в этот раз в кремовом платье. Браслет, колечко, кулон, всё, как положено, всё при ней. Вероника сидела одна, отстранённо читала книгу, знаменитая шубка пылилась на соседнем стульчике, на столе большая чашка и початая шоколадка. Пятно уюта, будто театральный софит, отвевало ей несколько квадратных метров у галдящей толпы, суета разбивалась о незримые барьеры, как волны о скалистый берег.
Макс потоптался, потолкался с посетителями, так как замер на самом проходе и боязливо направился к ней. Задержал дыхание, нырнул в зону комфорта, пристроил дымчатую шубку на вешалку, сел за лакированный стол, выдохнул и сконцентрировался на отчётливом биенье ошалевшего сердца. Вероника молчала ещё минут пять, он, соответственно, тоже. Потом она подвинула шоколадку на его половину стола и не отрываясь от чтения сказала: Привет, и угощайся.
Привет, чуть слышно буркнул Макс и сунул кусочек в рот, не чувствуя сладость.
Минут через двадцать она захлопнула книгу, положила её на диван, встала и с шубкой в руках поспешила к выходу, успев сказать ему: Пошли.
Толпа растаяла за первым же поворотом, стало тихо.
Снег валили стеной, злосчастные коммунальщики ушли в запой, поэтому дороги были чистые, белые и пушистые и город хоть немного сделался сказочным. Она шла по обыкновению без рукавиц, прятала кулачки в рукава, плотно скрестив руки на груди, хлопала тяжёлыми ресницами и нестерпимо молчала. Крупные снежинки, похожие на куски ваты, ложились на её волосы, лицо и плечи, такая серебристая фата, зыбкая вуаль, прозрачная, но не настолько, чтоб разгадать маршрут похода.
Макс всё же рискнул спросить:
А куда мы идём?
Вероника остановилась и, ни секунды не мешкая, ошарашила простым ответом, будто это и так было очевидно с самого начала: Ко мне.
Макс растерялся и обязательно перепутал бы чего-нибудь, ну, или забыл, но в данный момент его рассеянность уже никак не могла навредить. На всякий случай, он гнал все свои безумные размашистые мысли, кроме одной главное не открывать рта, чтобы не ляпнуть лишнего. Они зашли во двор колодец древнего трёхэтажного здания, сделали несколько шагов, но вдруг она резко развернулась, схватила Макса за руку и притащила к красным вывескам через дорогу. Обстучав башмаки о ступени, чудаковатая парочка прыгнула в магазин, неряшливо приукрашенный к празднику гирляндами и пучками мишуры. Вероника встряхнула головой, снежинки посыпались на пол, быстро исчезая в грязном месиве. Рассеянно оглядев хаотичные ряды стеллажей, не уяснив их смысл расстановки, не оценив аляповатый стиль убранства, она протяжно фыркнула, красноречиво моргнула и весело озадачила своего кавалера: Надо шампанское купить, ну, и поесть наверное.
Макс старался взять дело в свои руки: чванно гарцевал павлином, вальяжно взирал на товар, важно цедил сквозь зубы «такс-такс-такс», но инициатива предпочла Веронику, поэтому на нужный уголок указал её аккуратный пальчик и ёмкая фраза «да здесь же».
У полок с напитками он завис окончательно, силясь разобраться в этой батареи бутылок. Увяз в болоте этикеток, дивясь картинкам разных форм. Маленькие циферки, большие буковки ни о чём ему не говорили, не проясняли патовую ситуацию. Абы какой бутыль не возьмёшь, надо ж фее угодить. Вероника снова пришла на помощь, спасла его от мук выбора, то ли заскучав в сторонке, понимая, что умственное сражение затянется надолго, то ли сжалилась над ним, а может просто стоять устала:
Возьми просекко, вон ту, она кивнула на верхнюю полку, почесала свой носик и добавила, лучше две.
Макс достал бутылки, вцепившись в них, как в гранаты, будто под танк собрался и, так с ними и бегал по залу магазина, за рыскающей в поисках чего-нибудь съедобного, Вероникой, размахивающей густою шевелюрой и распахнутой шубой.
Съедобным, по её мнению, оказался сыр и шоколад.
Подъезд старого дома пы́хал клубами мутного пара, от чугунных батарей валил жар, а из покошенных рам, некрашеных с того века, сквозила стужа. Всё это небрежно смешивалось как в салате на скорую руку, в такие крупные куски, поэтому одной щеке было холодно, а другой жарко. Вероника цокала каблучками по затёртым ступенькам, Макс, соответственно, припустил за ней, позвякивая бутылками в полиэтиленовом пакете. Широкие перила утопали в тумане, что придавало им ещё большее сходство с горной извилистой дорогой, убегающей далеко за облака. На крутом витке облупленного серпантина, Макс задержал своё внимание и средь ошмётков бурой краски узрел два сердечка, вплетённых одно в другое. Приписав этот символ любви на свой счёт, выстроив знаковую параллель, он прибавил прыти и поскакал по лестнице ещё проворнее, неуклюже болтая пакетом так, что бутылки уцелели чудом, не раз поцеловав бетон.
На последнем этаже возле чердачного трапа на коврике с приветливой собачкой у коричневой деревянной двери, возрастом самого дома, Вероника остановилась и объявила:
Пришли, и толкнула старушку дверь.
В квартире было тепло, но темновато, мягко говоря. Макс посмотрел вверх, оценивая высоту потолка: «да, чуть ли не четыре метра, а то и больше, с кондачка лампочки не поменяешь».
Она поймала его взгляд на люстру и прочитала мысли:
Озадачился, как я лампочки меняю? Так я их не меняю, Вероника сняла шубку и стряхнула снег.
Как это?
А вот так. Жду, когда последняя перегорит.
А потом? Макс взял её шубку и повесил на вешалку.
Не знаю, Вероника пожала плечами, уеду куда-нибудь.
Куда? Тревожно спросил Макс, прилаживая свой пуховик на соседний крючок.
Туда, где светло и хоть что-то светит, она достала из тумбы плюшевые синие и розовые тапки. Небрежно, сбросила сапожки, скользнула в свои розовые шлёпки, взяла пакет с добычей и зашаркала на кухню.
Там она вовсе не стала включать свет, а зажгла свечи.
Макс уселся на уютный диванчик, только сейчас ощутив усталость. С удовольствием вытянул ноги и откинулся на невысокую кожаную спинку.
Вероника поставила чайник и устроилась на табуретке с другой стороны небольшого квадратного столика со стеклянной столешницей.
Ну, спрашивай, бомби вопросами, сегодня я не убегу, обещаю, видя, что гость замялся, хозяйка уточнила его радужные перспективы, и не выставлю тебя за порог, ну, как минимум до утра, Верника обворожительно улыбнулась и поправила прядь волос, привычным жестом откинув её за ухо.
Макс выдержал паузу, внутренне сгруппировался, собирая непослушные буквы в слова и довольно скованно, невнятно буркнул:
Вероника, а ты
Она прервала его бурчание, внеся некую поправку в беседу:
Макс, можно просто Ника.
Доморощенный интервьюер опять взял паузу, дабы выиграть партию в шараде и сформулировать вопрос заново:
Ника, а ты одна здесь живёшь?
Да, и не только здесь
Как говориться лучше бы не спрашивал: чем дальше в лес, тем больше дров.
А квартира твоя или снимаешь?
Следующие её откровения окончательно пошатнули его шаткую осознанность.
Не моя и не снимаю.
А чья она?
Не знаю, ничья, просто квартира, живёт сама по себе, как кошка.
А соседи?
Ника встала, заварила чай, натянув на заварник грелку-курочку и с какой-то естественной ленцой ответила:
А они меня не замечают.
Это как?
Ну, вот так, не видят.
Макс решил дальше не копать таинственный образ жизни девушки, зато, преодолевая смущение, поинтересовался, где туалет.
В конце коридора, только там лампочка перегорела, возьми свечку, а то промахнёшься.
То, что у него есть смартфон, он вспомнил, когда уже вернулся на диванчик. Об этом открытии Макс доложил хозяйке своенравной квартиры, толи признаваясь в своей рассеянности, толи желая впечатлить красотку наличием модного гаджета:
А у меня же фонарик на телефоне есть, вот я
Растяпа, закончила за него фразу Ника и мелодично засмеялась. Пока весёлые нотки её смеха витали по кухне, Макс успел сделать второе открытие, демонстрируя невероятную прозорливость:
А у тебя, что, нет?
Фонарика?
Нет, смартфона.
Не-а, она отрицательно помотала головой, мне он не нужен.
Как это? Сейчас даже у любой старушенции приблуда такая имеется, а ты девушка молодая, это прям не
Стандартно? угадала Ника.
Он кивнул и замолчал, почему-то смеяться перехотелось. Здравствуй, товарищ ступор.
Пауза беседы затянулась, девушка продолжала лукаво улыбаться, а Макс скрипел кожаной обивкой диванчика, беспорядочно блуждая взглядом по стене, раскачивающейся в такт с песочной шторкой. Когда она положила ладони на стеклянную столешницу, широко раскинув пальцы веером, кухня устремилась вниз, будто у лифта оборвался трос. Макс судорожно вцепился в липкую сидушку, чувствуя прилив крови к голове и таращась на Нику, визгливо заорал:
Что это?
Свободное падение, хорошая встряска для мозга, тебе точно не повредит.
И куда мы падаем? Макс потерял диван и теперь пытался ухватить стол.
Да никуда, Ника убрала ладони и недовольно фыркнула, штанишки свои проверь, герой.
Виват порядку атомов, поклон благим намереньям. За мир привычный ратуя, он ползал с вдохновением.
И я должен в это поверить? cпросил Макс, рыская под столом в поисках своих тапок.
Слова не сочетаются.
В смысле?
Никого смысла. Сядь уже, хватит пыль собирать.
Макс ещё раз посмотрел на её щиколотки, отметил грацию рельефа и сел обратно на диванчик.
Ну что, нашёл?
Что?
Не знаю, то, что искал
Где искал?
В Караганде, Макс. Где ты только что ползал?
Под столом.
Ладно, проехали, Ника махнула рукой, надо было меньше твой ор слушать и подольше попадать, мой просчёт. Жалостливость меня погубит, она обречённо выдохнула и легла щекой на ладонь, опираясь локтем о столешницу.
Опять эта гнетущая тишина. Макс гонял сонные мысли со всею страстью, на кою был способен, искоса зыркая на томно моргающую красавицу, ища зацепку для разговора. Зацепился за янтарь.
Красивый у тебя кулон янтарный.
Это не янтарь, это симбирцит, мой кокон.
Я первый раз слышу, дорогой?
Понятие не имею, у меня он всегда был.
Макс хотел что-то уточнить, но пока тужился вспомнить что, спросила она:
А музыку можешь включить, ну, на смартфоне своём?
Да, конечно, обрадовался Макс тому, что хоть чем-то может быть полезен. Потыкал в экран, встряхнул точь градусник, встал, поводил вытянутой рукой над головой, сел и шлёпая безвольными губами пессимистически промямлил:
Странно, сеть не видит, а у тебя есть вай-фай?
Вместо ответа Ника налила чая в белые чашки с лилиями и распаковала одну из многочисленных шоколадок.