Разве мы не хотим этого?
Урута изо всех сил старается исцелить наши раны, а я противлюсь ей за нас обоих.
Но почему?
Мне тревожно. Урута ничего не чувствует. Вернее, она думает, что ее магическая сила чиста. А на самом деле это не так.
Я не понимаю. Ты же говорила про Куральд Эмурланн.
Да. Но магический Путь потерял свою чистоту. Не знаю, в чем причина, но что-то изменилось. Для всех тисте эдур.
И что же нам теперь делать?
Девушка в очередной раз вздохнула:
Придется уступить ее воле и вернуться. Поблагодарить Уруту за вмешательство, за исцеление наших искалеченных тел. Она забросает нас вопросами, но мы мало что сможем ей рассказать. Скажем, что и сами толком ничего не поняли. Столкнулись с неведомым демоном. А про то, о чем мы здесь говорили, ни слова. Ты меня понял, Удинаас?
Понял.
Ведьмино Перышко обхватила его руку своей. По телу Удинааса разлилась теплая волна. Он возвращался к жизни. В ответ на ее прикосновение у него забилось сердце. Потом он услышал биение другого сердца. Пока оно находилось еще далеко, но с каждым мгновением становилось все ближе. И это было отнюдь не сердце Ведьминого Перышка. Удинааса охватил ужас.
Урута поднялась с колен. Складка у нее на лбу постепенно разглаживалась.
Они возвращаются к жизни.
Трулль смотрел на неподвижно лежащих рабов. Один из них Удинаас, принадлежал семье Сенгар. Девушка была из служанок Майены Ведьмино Перышко, известная своими способностями к гаданию на черепках. Одежда обоих была забрызгана кровью, но сами раны уже затянулись. Трулль заметил на груди Удинааса и другую кровь золотистого цвета. Она до сих пор не застыла и блестела в свете масляных ламп.
Давно уже пора запретить эти гадания, проворчал Ханнан Мосаг. Никто не знает, какие опасности для нас таит магия летерийцев.
Но, государь, в их гаданиях есть определенная ценность, возразила королю Урута.
Трулль заметил, что мать по-прежнему встревожена.
И какую же ценность ты усмотрела в них, жена Томада?
Лучше не отмахиваться от предупреждений, государь. А летерийские гадания способны предупреждать.
Ханнан Мосаг поморщился:
На одежде раба я вижу кровь вивала. Как ты думаешь, она попала в его тело?
Может, и попала, государь. Многое из того, что происходит с душами летерийцев, неподвластно моим магическим способностям.
Не только твоим, Урута, сказал король-колдун, назвав женщину по имени и тем самым воздавая должное ее искусству.
Он перевел взгляд на Удинааса и приказал:
За этим следить постоянно. Если в него попала кровь вивала, рано или поздно она заявит о себе. Кстати, чей он?
Удинаас один из моих рабов, ответил Томад.
Ханнан Мосаг нахмурился. Трулль понял, что король-колдун сразу же подумал о том видении, про которое им недавно рассказывал, и, возможно, пожалел о своем решении. Вряд ли это случайное совпадение.
А эта рабыня Ведьмино Перышко она из служанок Майены? уже более резко осведомился Ханнан Мосаг. Скажи, Урута: ты чувствовала ее силу, когда исцеляла девушке раны?
Мать Трулля покачала головой:
Ничего особенного я не ощутила. Разве что
Ты что-то заподозрила? насторожился король.
Разве что, даже раненная, Ведьмино Перышко умело скрывает свои способности. В таком случае ее сила превосходит мою собственную.
«Немыслимо, сердито подумала Урута, чтобы эта девчонка рабыня и к тому же девственница была могущественнее меня».
Ханнана Мосага одолевали схожие сомнения.
На нее напал вивал. Удивительно, как девчонка еще вообще осталась жива. Надеюсь, хоть теперь поймет, что эти ее черепки вовсе не безобидная забава Глядите, она приходит в сознание.
Ведьмино Перышко растерянно оглядывалась, плохо понимая, что происходит вокруг. Однако глаза ее были полны неподдельного ужаса.
Сейчас от нее мало толку, вздохнул Ханнан Мосаг. Оставьте обоих на попечение Уруты и других женщин.
Король-колдун повернулся к Томаду Сенгару:
Как только Бинадас вернется
Томад кивнул.
Трулль посмотрел на старшего брата. За спиной Фэра, опустившись на колени и упираясь лбом в пол, застыли рабы. В таком положении они оставались со времени прихода Уруты. Казалось, Фэр видит то, что недоступно взорам остальных.
Когда Бинадас вернется, сыновья Томада отправятся в ледяную пустыню.
С губ Удинааса сорвался стон.
Король-колдун даже не взглянул на него. Повернувшись, он направился к выходу. За ним последовали криснаны и дух-телохранитель. На пороге этот грозный страж почему-то задержался и оглянулся. Никто не знал, куда обращен взгляд его невидимых глаз.
Удинаас снова застонал. Трулль увидел, что раб дрожит всем телом. Сам не зная зачем, Трулль обернулся к выходу. Королевского телохранителя там уже не было.
Глава вторая
Хозяйка этих следов
Возлюбленная, за которой
Он шел,
И путь его странствий
Меж нас пролегает повсюду.
Сладостный вкус утраты
Питает ручьи в горах
И лед уносит к морям,
Теплый, как кровь;
Силы наши он истончает.
А место, куда он ее ведет,
Давно уж утратило кости.
Тропа у него под ногами
Лишенная жизни плоть,
А море все позабыло
Рыбак Кельтат. Появление древних Обителей
Она оглянулась назад. В туманной дали поблескивал самый краешек Длиннокосой бухты, где в черных бездонных водах отражались серые небеса. Серена Педак стояла перед каменистой тропой, а со всех остальных сторон от нее высились зубчатые горы. Солнце золотило снег на их вершинах. Сюда, в узкую каменную щель перевала, лучи его не попадали.
Ветер пах талым льдом. Серена поплотнее закуталась в меховой плащ и повернула голову в сторону карабкающихся вверх повозок.
Все три фургона отчаянно скрипели и раскачивались. Возле каждого из них суетились обнаженные по пояс слуги из племени нереков. В отличие от Серены, им было жарко, голые спины блестели от пота. Бóльшая часть нереков, впрягшись в толстенные канаты, волокла фургоны вверх, тогда как остальные шли сзади, переставляя тормозные колодки, чтобы в случае чего не дать повозке поползти вниз или, хуже того, опрокинуться.
В этих фургонах помимо прочих товаров ехало девяносто слитков металла по тридцать в каждом. Разумеется, то не была знаменитая летерийская сталь, торговать которой за пределами королевства строжайше запрещалось. Но металл вполне качественный, должным образом закаленный и чистый, без примесей. Каждый слиток был такой же длины, как рука Серены, и вдвое толще.
На перевале всегда дышалось труднее, чем на равнинах. А тут еще этот обжигающий холод. Однако нереки, похоже, не ощущали ни холода, ни нехватки воздуха. От их потных спин валил пар. Идущим позади повозок было легче, зато каждый из них знал: если чурбан, выполняющий роль стопора, вдруг не выдержит и фургон начнет сползать вниз, ближайший нерек обязан броситься под колесо и остановить его своим телом.
И за все это Бурук Бледный платил им по два докария в день.
Серена Педак служила у Бурука аквитором так называли тех, кто сопровождал летерийских посланников и торговые караваны в земли тисте эдур. Всего аквиторов было семь, что определялось последним соглашением между обоими народами. Без сопровождающего ни один купец не смел пересечь границу между Летерией и землями тисте эдур. Чтобы обзавестись аквитором, надо было изрядно раскошелиться. Бурук заполучил Серену, поскольку заплатил за нее больше, чем другие негоцианты. Нет, это вовсе не означает, что женщина стала собственностью торговца. Ее услуги ограничивались лишь сопровождением караванов, о чем хозяин в последнее время, похоже, стал все чаще забывать.
Она вот уже шесть лет работала на Бурука. И по условиям договора оставалось еще четыре года.
«Немало. Если только»
Подъем заканчивался там, где тянулась кромка деревьев. Серена прикинула расстояние: еще шагов сто. По обеим сторонам петляющей туда-сюда дороги стояли невысокие ели и скособоченные, высотой по колено карликовые дубы. Она знала, что дубам, невзирая на их чахлый вид, несколько сот лет. Среди деревьев торчали замшелые валуны, давным-давно принесенные сюда горными ледниками. В затененных местах еще лежали островки снега, покрытые коркой наста. Ветры дули гораздо выше дороги; их порывы не касались ни еловых лап, ни кривых, лишенных листьев дубовых веток. Здесь ветры могли только бессильно завывать, что они и делали.
Громыхая и скрипя, мимо Серены прокатилась первая повозка. Закрепив колеса, разгоряченные нереки бросились помогать соплеменникам втаскивать остальные две. Женщина прибавила шагу и вскоре добралась до ровной площадки, где и остановился фургон.
Дверца открылась, и оттуда неуклюже выбрался Бурук Бледный. Можно было подумать, что за время поездки он отвык стоять на ногах и теперь расставил их пошире, дабы удержать равновесие. Морщась от студеного ветра, торговец спешно накинул капюшон и уставился на аквитора:
Я просто обязан запечатлеть эту картину в самой глубине своего мозга. Разумеется, как и все прежние, досточтимая Серена. Ну надо же, какое величественное зрелище! Коричневый мех плаща, непередаваемая грациозность позы. Лицо хотя и обветренное, но все такое же прекрасное. Серена среди дикой природы. Вот так картина!
Подобные слова Серена слышала не впервые и ответила на них, как отвечала всегда, равнодушным пожатием плеч.
Эй, народец! накинулся на нереков Бурук. Кто там у вас за старшего? Слушайте мою команду. Привал будет здесь. Пора готовить пищу. Тащите дрова из третьей повозки. Я хочу, чтобы было тепло. Пошевеливайтесь!
Серена Педак скинула с плеч мешок и двинулась вперед. Бурук кричал что-то еще, но ветер относил его слова в противоположную сторону. Пройдя шагов тридцать, женщина достигла первого из древних священных мест, что находились на этом маршруте. Здесь тропа несколько расширялась, а скалы, наоборот, подходили почти вплотную и вставали отвесными стенами. По обеим сторонам от дороги из плоских камней были сложены корабли. Длина их, скорее всего, равнялась длине настоящих судов. К носу и корме они сужались, и там высились башенки. На носу каждого из кораблей сохранились какие-то резные изображения. Скорее всего, это были лики Отца-Тени, но дожди и ветры сгладили их черты. Трудно сказать, как изначально выглядели эти святыни. В любом случае они давно уже утратили свое былое значение.
Только стены ущелья, окружавшего корабли, еще хранили часть древней силы: гладкие, черные, полупрозрачные, как дымчатый обсидиан. В глубине валунов что-то двигалось, словно это были окна, показывающие иной мир, загадочный и вечный, а потому совершенно равнодушный ко всему, что происходило вовне. Мир сей жил сам по себе, отгороженный от остальных непроницаемым пространством камня.
Серена уже не раз бывала в этом месте, и всегда обсидиановые стены противились ее желанию разглядеть смутные очертания движущихся фигур. Но женщину непреодолимо тянуло сюда, как будто в ее силах было разгадать древнюю загадку живого обсидиана.
Серена осторожно обошла каменную корму и остановилась возле одной из плит с восточной стороны. Сняв правую рукавицу, аквитор опустила ладонь на гладкий камень. Его тепло согревало застывшие пальцы, забирая ломоту из суставов. Целительные свойства камня Серена обнаружила случайно, когда впервые, любопытства ради, притронулась к нему. Это был ее секрет, о котором она никому не рассказывала.
Жизнь в здешних суровых краях вытягивала из тела все соки. Кости становились хрупкими, уродливыми и часто ныли. Каждый шаг по камням отзывался в спине болезненным эхом. Племена нереков, жившие тут до перехода под власть летерийской короны, верили, что они являются потомками женщины и змея и что змей до сих пор обитает внутри каждого из них. Просто он затаился в позвоночнике, а голову спрятал в центре мозга. Но горы, считали нереки, ненавидят змея и стремятся вытащить его наружу, чтобы вновь заставить ползать на брюхе и обвивать камни кольцами своего тела. Горы никак не желали оставить змея в покое, заставляя его извиваться, а вместе с ним сгибалась и спина человека.
Своих мертвецов нереки хоронили под плоскими камнями. По крайней мере, так было раньше. А потом королевский указ заставил их отринуть обычаи предков и принять новую веру, в Обители.
Нынче нереки оставляли тела сородичей там, где тех настигла смерть. Даже в брошенных хижинах. Серена до сих пор помнила ужасающую картину, которую увидела в долине, где находились нерекские селения. В любом из них четверть, а то и треть хижин стояли пустыми, превратившись в гробницы. Нереки умирали не только от старости и болезней. Еще сильнее их косили пришедшие из Летерии хмельные напитки, белый нектар и дурханг. Между хижинами бродили голодные и оборванные ребятишки, в большинстве своем сироты. Их сопровождали стаи расплодившихся горных крыс. Крысы жировали на человеческих трупах, и потому никто не отваживался есть их мясо.
Войдя в состав Летерийского королевства, племена нереков оказались в яме, откуда им было уже не выбраться. Родные места превращались в громадные кладбища, а тех, кто отправлялся в летерийские города, ждали утрата корней, вечные долги и растворение в чужой жизни и чуждых обычаях. Однако нереки не заслуживали сочувствия. Да, законы летерийцев суровы, но они живут правильно, это путь цивилизации. Есть ли тому доказательства? Ну разумеется: Летерийское королевство процветает, тогда как прочие племена слабеют и вырождаются, прозябая в высокомерии и глупости.
Серена Педак забыла о колючем ветре. Тепло камня приятно обволакивало ее. Закрыв глаза, женщина приникла лбом к его гладкой поверхности.
«Кто же они такие, эти неясные силуэты? думала Серена. Действительно ли это предки хиротов? Если да, то почему не хотят показаться во всем своем величии и могуществе? И почему беспокойно бродят взад-вперед, как брошенные дети в умирающих нерекских деревнях?»
У нее имелась на сей счет своя собственная теория, пусть и не слишком вдохновляющая, однако Серена все равно упорно за нее цеплялась.
«Эти неясные силуэты стражи тщетности. Аквиторы нелепости. Они отражения нас самих, навсегда запертых в ловушке бессмысленных повторений бессмысленных поступков. Вечная неопределенность единственное, что мы видим, глядя на себя и на свою жизнь. Ощущения, ожидания, воспоминания вот зловонная почва, куда пускают корни наши мысли. Бледные цветы под пустым небом».
Если бы Серена могла, то просто ушла бы внутрь каменной стены, чтобы вечно бродить среди неясных силуэтов и не видеть ни корявых деревьев, ни мхов с лишайниками, ни случайных путников. Только ветер, воющий ветер, если, конечно, его можно увидеть.
Приближение этого человека Серена почувствовала задолго до того, как он появился в круге красноватых отсветов костра. Звук его шагов разбудил и нереков, расположившихся поближе к огню. Они разом вскочили и повернули голову в ту сторону, откуда доносились звуки.
Серена Педак продолжала глядеть на языки пламени. Ну что за расточительство тратить столько дров? Однако Буруку Бледному требовалось тепло. Торговец все сильнее пьянел, наливаясь смесью вина и белого нектара и силясь спрятать язвительную усмешку. Но как он ни кривил губы и ни морщил лоб, чувствовалось, что его забавляет неминуемая встреча воссоединение разбитых сердец.