Каждую ночь перед сном он крутил в руках подаренную Марией монету, словно четки, и молился вслух. Он просил Господа вспомнить о его спасении и направить его руку против врагов: мучителя Мехмеда, палача Юсуфа и капитана галеры Али-аги, продавшего его в безбожный ад Алжира. Когда Нико закончил молиться, из темноты раздался голос Иби:
Если станешь мстить за все причиненные тебе несправедливости, всю жизнь проведешь в погоне за местью.
Да, задумчиво ответил Нико и добавил без тени сожаления: Думаю, так оно и будет.
Тогда тебе лучше обращаться к другому Богу, посоветовал Иби. Если перейдешь в ислам, то уже никогда не станешь рабом на галерах или в карьерах. Надень тюрбан, и тогда тебя могут даже освободить.
Моя душа будет гореть в аду! возмутился Нико. И если ты так думаешь, то почему не перейдешь в ислам сам?
Бог давно забыл меня, а я забыл Его. В детстве я как-то молился Ему целый месяц. Потом месяц не молился. И никакой разницы не заметил.
Твоя вера слаба!
Не слаба, мой юный друг. Ее просто нет. И если твоя цель возмездие, то тебе не стоит понапрасну волноваться, кому ты служишь. Я попал в рабство в детстве, сначала жил на Сицилии, потом меня увезли в Алжир. Христианская страна, потом мусульманская. Я видел, что берберийский Аллах любит мстить, как и Бог твоих отцов. Но в этих краях Аллах окажется тебе куда полезнее. Мехмед тоже отступник. Он перешел в ислам, а теперь посмотри, какой властью он обладает!
Мехмед вообще ни во что не верит! Он не следует зову муэдзина! Я видел, как он пьет вино!
Все правоверные, пока стоят в мечети, рассмеялся Иби. А стоит им выйти оттуда, как они забывают о вере. В доме Фарука истинно верующий только Юсуф. Хозяин сам пьет много вина, ну разве что не в священный месяц Рамадан, тогда он пьет в два раза больше. И все же он совершил паломничество в Мекку. Так делают все мужчины на пути в райские кущи: одной ногой стоят в пороке, а второй в добродетели. Тебе нужно выбрать путь, который даст тебе больше шансов выбраться из той жизни, которая тебя ждет. Перейди в другую веру, мой юный друг.
Никогда! горячо воскликнул Нико, повернулся к богохульнику спиной и попытался уснуть.
Позже он поговорил об этом с Леонардусом. Корабельных дел мастер сказал, что и сам бы сделал именно так, но его талант слишком высоко ценится в этих краях.
Лучше перейди в ислам, пока еще мало знаешь, да и то если тебе позволят, сказал мастер. Почти все корсары отступники, которых когда-то похитили у родителей и обратили в ислам или воспитали мусульманами с детства. Даже Тургут, лучший среди всех.
Но я хочу быть рыцарем! возразил Нико.
А кто такие рыцари? сплюнул на пол Леонардус. Те же корсары, только с крестами! Какая разница, во имя кого грабить и убивать?
Богу есть разница! выпалил Нико. Это всем известно!
Леонардус мрачно рассмеялся и сделал глоток из фляги.
Как бы ни старался Нико, что бы он ни делал, у него никак не получалось угодить Мехмеду. Старший раб продолжал искать способы заманить его в ловушку и никогда не упускал возможности выставить его в дурном свете перед Юсуфом, регулярно получавшим отчеты о его бесполезности. Нико обвиняли в том, что разбилась посуда, из кладовой пропал сахар, зерно отсырело после грозы. Повар научил Нико готовить маколик особо любимый хозяином деликатес. Нико с гордостью подал свое творение женщинам, но те плевались от горечи. Мехмед испортил блюдо, подсыпав туда квасцов, но в дураках остался Нико. Каждый день случалось что-то новенькое, какой-нибудь небольшой скандал, и Мехмед всегда обставлял все так, будто виноват в произошедшем Нико, и никто другой. Такая несправедливость мучила мальчика, но протестовать не имело смысла. Его слово против слова Мехмеда не значило ровным счетом ничего.
Разумеется, Нико куда больше нравилось свободное существование на верфях, чем бесконечные интриги в доме. В гавани ему никогда не приходилось заниматься работой, а вот посмотреть всегда было на что. Со стоявшего у горна кузнеца сходило семь потов, пока он делал гвозди и скобы или точил и чинил инструмент. Неподалеку сшивали латинские паруса, а рядом закручивали конопляные волокна сначала в одну сторону, превращая их в пряжу, потом в противоположном направлении в более толстые пучки, а затем сплетали канаты. В другом месте длинными скобелями стругали мачты из увесистых деревянных брусьев, а плотники и столяры изготавливали шпангоуты и обшивку корпуса, а затем скрепляли доски деревянными нагелями. Такелажники готовили сети для абордажного боя и защиты команды корабля в бою, на случай если упадет мачта. Нико бывал повсюду, залезал на катушки канатов, сидел на крышах бараков, наблюдал за полетом чаек в ярко-голубом небе, слушал мерный шум прибоя и ощущал, как морской бриз ерошит ему волосы.
Больше всего ему нравилось быть рядом с Леонардусом. С ним он чувствовал себя как дома, потому что они говорили на одном языке и потеряли одну родину. Леонардус был остер на язык, но иногда хвалил Нико, когда тот хорошо выполнял какое-нибудь поручение, а порой даже улыбался ему. Такой привилегии мало кто удостаивался.
Леонардус мог рассказать обо всем на свете, дополняя свои рассказы воспоминаниями о проведенном в море времени и сказками о корсарах, бороздивших его просторы. Он знал все на свете о течениях и ветрах, странах и портах, казалось, у него есть история на любой случай. Нико не всегда понимал, где заканчиваются факты и начинается вымысел, но это было и не важно, ведь ему было очень интересно и то и другое. Он узнал о племени, использовавшем какое-то таинственное растение, вызывавшее грезы, чтобы совратить спутников Одиссея.
Их звали лотофагами, рассказывал Леонардус. Жили они на Джербе. Теперь этот остров принадлежит Тургуту. Умная он сволочь, этот Тургут! Его называют Мечом Ислама. Однажды флот генуэзского адмирала Андреа Дориа, который превосходил противника по количеству и вооружению, столкнулся с малочисленной эскадрой Тургута и запер их в бухте на Джербе. Любой смертный смирился бы с поражением, но только не Тургут! Он приказал построить дорогу через остров и погрузить галеры на колесную тягу. Островитяне работали на него в поте лица и перетащили корабли на противоположный берег. Тургут ушел от врагов, целый и невредимый, как сиськи монахини! Великий Дориа только через два дня понял, что осаждает пустую гавань! Над ним смеялся весь свет, от Геркулесовых столпов до Золотого Рога. Готов побиться об заклад, после этого он и сам сожрал лотос!
Леонардус болтал без умолку, перемежал рассказы о том, какой должна быть хорошая мачта, легендами о сиренах, указывал на неаккуратные швы на латинских парусах и тут же предавался воспоминаниям о венецианских гильдиях. Он учил Нико завязывать узлы, считать до ста по-турецки, определять по цвету воды в заливе, что происходит с течениями. Нико понимал, что природа наделила его умом, но перед Леонардусом мальчик просто преклонялся, поскольку, казалось, мастер знает все на свете. Как зачарованный, Нико ловил каждое его слово.
Замечательнее всего было то, что, находясь вдалеке от Мехмеда, Нико мог поесть. Работников верфей кормили лучше, чем всех остальных рабов Алжира, а Леонардуса еще лучше, чем кого бы то ни было. В полдень работники усаживались в тени и ели лепешки, а один из рабов подавал Леонардусу и его новому помощнику Нико жареных цыплят, варенные в шафране яйца и нектарины. Леонардус делал вид, что не замечает, как Нико заворачивал фрукт или кусок цыпленка в тряпицу и засовывал за пазуху, чтобы потом отнести Иби.
Как-то раз Леонардус начал строить киль нового корабля. Это, объяснил он Нико, самая сложная часть строительства корабля, именно по ней можно отличить корабельных дел мастера от любителя. Киль определяет размеры и пропорции корабля, закладывает структуру корпуса.
Все зависит от этого шага, сказал он. Ошибись и лучшая из галер станет лишь второсортной посудиной, если вообще поплывет. Сделай все верно и она заскользит по волнам, как молодой член в старой шлюхе!
С лесного двора мастер отбирал длинные кедровые доски и выкладывал их на стапель. Им предстояло стать фальшкилем, который можно будет заменить, когда он износится от многочисленных швартовок. Поверх кедровых Леонардус выкладывал еловые доски, а потом соединял их. Это все было довольно просто, а вот дальше он начал делать нечто удивительное, на что Нико смотрел во все глаза, хотя и ничего не понимая.
Работа у Леонардуса спорилась. Нико старался не отставать, подносил мастеру штыри, веревки, бумаги и резцы. Леонардус носился туда-сюда, выкладывал доски, проводил мелом линии, направлял линии распила. Работники натягивали веревки и передвигали их под его руководством.
Вот, это наша точка отсчета, сказал мастер Нико. Эй, ты! Держи вот так! крикнул он, перелез через веревки и пометил нужную точку, вбив туда гвоздь. Вот продольный изгиб! воскликнул он, чертя рукой линии, видные ему одному. Веревки на деревянных планках помогут разместить несущие элементы корпуса нужно поделить эту длину на три абсолютно равные части и исходя из этого сделать новую отметку
Нико ошеломленно кивнул, глядя, как веревки и доски взмыли в воздух над килем, отмечая места, где необходимо разместить постоянные элементы. Трое плотников помогли отмерить точки отсчета на киле. Двое работали на шпангоутах, а третий выкрикивал результаты Леонардусу, который записывал получившиеся цифры на бумагу.
Леонардус почесал затылок и, поморщившись, сказал:
Вот это самое сложное. Доски корпуса должны сужаться от носа к корме вот так, понимаешь? Если сужение слишком резкое, галера будет вихлять, как пьянчужка, выходящий из таверны! Если сужение слишком плавное, она будет барахтаться в море, как свинья в луже. А вот теперь пойдем-ка поколдуем!
Развернувшись, он зашагал к плазу, где надо было разложить, распилить и соединить изогнутые футоксы нижние шпангоуты корпуса. Туда Леонардус не пустил никого, кроме своего нового помощника Нико.
Это я всегда делаю только сам, объяснил ему Леонардус. Никто никогда не видел, как я это делаю, и Христом клянусь! не увидит. Ты здесь только по настоянию Юсуфа, но это не важно. Тебе надо сто раз увидеть, как я это делаю, прежде чем ты поймешь, что происходит, но я все равно сдохну раньше, чем сделаю это еще сто раз!
Нико заглянул Леонардусу через плечо: тот нарисовал на бумаге полумесяц.
За радиус берем то, насколько кормовой шпангоут уже в основании, чем мидель-шпангоут, бормотал он, привычными движениями перемещая компас по бумаге. Потом рисуем восемь параллельных линий внутри, вот так Каждая линия это каждый пятый шпангоут, и под конец я смогу рассчитать размеры каждого шпангоута. Через несколько минут он с довольным видом разогнулся и посмотрел на свое детище. Боже, только глянь на эту линию! Это же изгиб женского бедра изнутри, там, где соединяется Покосившись на Нико, мастер улыбнулся. Ну, ты про это пока еще ничего не знаешь, да, парень? Вот так все выглядит правильно, а больше тебе пока знать и не надо. У меня стояк от одного вида! Сегодня вечером позову шлюху, клянусь отсутствующими причиндалами Иисуса!
Он начал переносить на чертеж мерки, которые записал со слов плотников, читал вслух и переписывал:
Пятнадцать, четырнадцать и три, тринадцать и восемь, тринадцать и два
Прошу прощения, вдруг перебил его Нико. Вы сказали «тринадцать и восемь»?
Да, а что?
Тринадцать и шесть. Я слышал, что крикнул вам плотник.
Что за чушь, парень?! Я же записал, вот смотри! нахмурился Леонардус и показал бумагу Нико, но тот даже не понял, куда смотреть. Да чего я тебе показываю-то?! Ты же даже читать не умеешь!
Не умею, господин, ответил Нико. Но это не важно. Он сказал «тринадцать и шесть». Вы просто неверно записали, вот и все.
Кровь Христова, парень Леонардус собрался было вернуться к работе, но все-таки отвлекся. Что ж, хорошо, проверим!
Они вышли на улицу, и Леонардус собственноручно переснял мерки.
Тринадцать и шесть, и правда, покачал он головой.
Зайдя внутрь, Леонардус снова склонился над чертежом и внес нужные поправки. На лице появилось любопытство, и мальтиец медленно выпрямился.
Как ты это сделал? спросил он.
Что?
Запомнил одно число из сотни и понял, что я ошибся. Как ты это сделал?
Точно не знаю. Просто я это умею, пожал плечами Нико.
Некоторое время Леонардус молча смотрел на мальчика. От его взгляда Нико стало не по себе, потому что в глазах мастера внезапно промелькнул холод.
Что я сказал по поводу второго шпангоута? тихо спросил мастер. Ты запомнил?
Да, господин. Его размер определяется двумя наименьшими мерками от средней нижней точки до второй отметки, произнес Нико, не имея ни малейшего представления, что все это значит.
Леонардус уставился на него, постепенно начиная понимать, что происходит.
Эль-Хаджи Фарук знает, что ты это умеешь? спросил он с неожиданной злостью в голосе, и Нико заметил, что все его тело напряглось.
Да, господин, сжавшись, ответил Нико. А что такого? Он сказал, что это хороший фокус для рынка, вот и все. Что когда-нибудь я буду выступать в цирке с мартышками.
Леонардус бросился на Нико, словно тигр, схватил его за плечо и ударил о стену. Задыхаясь, Нико болтался в его руках, совершенно ничего не понимая. Побагровев от гнева, Леонардус орал:
Ах ты, грязный сын шлюхи! Вонючий подлец! Во имя крови Христа, ты за мной шпионил!
Нет! зарыдал Нико. Никогда! Я не понимаю, о чем вы! Я не шпионил! Я же просто смотрю!
Да он готов убить за мои секреты! схватив Нико за запястья, закричал Леонардус. Ему не удавалось выведать их у меня другим способом, а теперь он получит их от тебя! Что ты ему рассказал??? рявкнул он, бешено вращая покрасневшими глазами. Что ты ему рассказал??? повторил он вопрос, встряхнув Нико, и швырнул его на пол.
Ничего! задыхаясь, крикнул Нико. Его даже нет дома! Никто меня ни о чем не просил!
И не попросит! Леонардус схватил со стола острый дексель и шагнул к Нико. Потому что мертвые не говорят!
Нико закрылся рукой, чтобы защититься от удара острого как бритва инструмента, которым мастер мог бы отсечь ему голову одним махом.
Умоляю, Леонардус, поверьте мне! Я ненавижу их! Я никогда им ничего не скажу!
Мастер уже приставил лезвие, по шее Нико потекла струйка крови.
Они тебя заставят! Отрежут тебе пальцы на ногах, как мне! Вывернут тебя кишками наружу и бросят их собакам, а ты будешь смотреть! Сколько ты сможешь хранить тайну, если тебя начнут поджаривать на медленном огне? Ты сам будешь умолять их выслушать тебя, чтобы они оставили тебя в живых!
Я им навру! Я стану рыцарем! Я никогда не стану помогать им, и пусть отрежут мне пальцы! Я не такой трус, как вы!
Леонардус дернулся, словно его ударили. Тяжело дыша, он опустился на пол. Лезвие дрожало у него в руке. Хитрый засранец Фарук! Алжирские галерные мастера владели искусством кораблестроения, а Леонардус познал кораблестроение как науку. Алжирцы неплохо справлялись со своим делом, но они прекрасно знали, что его корабли превосходят их по максимальной скорости, пусть всего на минуту, но иногда именно эта минута и решала, вернется галера домой с богатой добычей или с пустыми руками, а может, и не вернется вовсе.