Мирные договоры с Латвией и Литвой были подписаны в июле 1920 г., а в октябре того же года был заключен мир с Финляндией. Гражданская война в Сибири закончилась в октябре 1920 г.; на юге России борьба с Врангелем, Петлюрой, Булак-Балаховичем и Махно точно так же закончилась в ноябре 1920 г. Фактически к концу ноября 1920 г. во всей стране наступил мир.
Тем не менее так неопределенно было положение и так велика решимость большевистского правительства, что политика военного коммунизма сохранена была еще на несколько месяцев. «Декрет о полной национализации всей промышленности, включая мелкие предприятия» (т. е. все предприятия с числом рабочих более десяти или более пяти, если производство механизировано) издан был 30 ноября 1920 г.; 3 февраля 1921 г. декрет о прекращении взимания налогов ввиду того, что деньги перестали функционировать как платежное средство.
В декабре 1920 г VIII съезд советов принял наиболее утопическую из всех резолюций периода военного коммунизма о социализации сельского хозяйства. Были (должны были быть) назначены специальные комитеты по определению площади и видов с.-х. культур для каждого из двадцати (пяти) миллионов крестьянских хозяйств. Крестьянское хозяйство, гласила резолюция, «должно вестись по единому плану и под единым руководством».
Новая экономическая политика
Народ, который столько перенес, больше не мог терпеть. Начались крестьянские восстания в Тамбове и Поволжье. Хуже всего было то, что сосредоточенные в Кронштадте краснофлотцы подняли вместе с кронштадтским гарнизоном вооруженный мятеж; против советской власти не из-за какого-либо недовольства по службе, но из-за протеста против голодовки солдатских и матросских семей, живущих в деревнях пораженных районов. Лозунг моряков гласил: «Советы без коммунистов!».
Одной из черт ленинского гения было то, что он знал, когда уступить явному недовольству народных масс и как это сделать широко и полно, в то же время никогда не поступаясь своей главной целью. Было очевидно, что кронштадтское восстание должно быть подавлено силой, путем бомбардировки и штурма с переходом через лед, но без особых мер наказания за это тягчайшее военное преступление. В марте 1921 г., на X съезде коммунистической партии, Ленин поразил своих приверженцев, предложив полный отказ от методов военного коммунизма. Во-первых, отменена была неограниченная реквизиция зерна и заменена определенным прогрессивным налогом с каждого крестьянина, пропорционально его земельному участку, с предоставлением ему права сбывать свои продукты, сверх того что выделено для налога, на вольном рынке, по ценам, какие ему удавалось получить.
Вскоре восстановлено было денежное обращение, проведена стабилизация валюты и отменены все ограничения для владельцев и держателей денег. «Декретом от 9 июля 1921 г. восстановлена была плата за железнодорожный проезд; декретом от 1 августа почтово-телеграфные сборы; декретом от 15 сентября плата за воду и электричество, за пользование трамваями, общественными банями и прачечными».
Декрет от 12 августа 1921 г. предоставил автономию национализированным предприятиям на замечательной новой базе хозрасчета. За такими предприятиями сохранялось все их оборудование, запасы топлива, сырья и полуфабрикатов. Но они должны были отказаться от каких-либо претензий на государственную поддержку в виде денег или продовольствия как средства оплаты труда: они обязаны были вести дело на коммерческих началах и не обязаны были бесплатно снабжать своей продукцией какие-либо ведомства. Весьма скоро большинство бывших государственных предприятий стало в этом смысле автономно. Затем, в том же месяце, государственные заводы получили право закупки на рынке нужного сырья и продовольствия для оплаты рабочих, а в октябре 1921 г. они получили еще одну привилегию продавать свою продукцию на вольном рынке. Таким быстрым и упрощенным способом положено было начало построению новой экономической системы.
Оживление хозяйственной инициативы, создание бесчисленных небольших предприятий всякого рода и развитие свободного обмена между производителями города и деревни, естественно, потребовали известного времени. И если весь мир, за пределами СССР, и почти все противники большевиков внутри СССР заявляли, что новая экономическая политика есть одновременно признание и доказательство провала коллективизма, то это было, думается, простое самовнушение. Почти все полагали, что это отказ от дальнейшего продолжения политики ликвидации помещиков и капиталистов. Но Ленин совершенно ясно показал, что это был, по его выражению, всего лишь шаг назад для того, чтобы можно было сделать два шага вперед.
Покуда в руках и под руководством правительства находились все банки, вся внешняя торговля, различные средства связи и транспорта, фактически вся городская земля и строения, минеральные недра, запасы всех видов топлива и все источники электрической энергии, тяжелая индустрия и все более или менее значительные предприятия легкой индустрии, не говоря уже о руководстве профессиональными союзами и потребительской кооперацией, какое влияние могло оказать на будущее коллективизма, если миллионам единоличных хозяев-крестьян разрешено было свободно выносить свои корзины с продуктами на рыночные площади, если широко разрешалось открывать в городах многочисленные мелкие ресторанчики и кафе, кондитерские и чайные, мануфактурные лавки и торговлю колониальными товарами или даже мелкие мастерские и заводы для производства всевозможных предметов домашнего обихода?
Ленин доказывал, что, поскольку «командные высоты социализма» по-прежнему оставались в руках правительства, тысячи небольших аванпостов могут быть спокойно оставлены за барышниками, пока правительство не найдет удобный момент, чтобы отказаться от этих каналов снабжения потребителя. Даже самый фанатичный коммунист может спокойно предоставить иностранному капиталисту концессии, разрешив ему в течение строго определенного времени, под контролем закона и профессиональных союзов, разрабатывать те естественные ресурсы страны, которыми правительство в данный момент не в состоянии заниматься. Беда была в том, что большевистские правители недооценивали или не понимали, каким могуществом, в дурном и хорошем смысле, обладает мотив прибыли. Он может увеличить производство и облегчить товарооборот между промышленными и сельскохозяйственными производителями. Но, будучи отвергнут, мотив материальной заинтересованности пошел кривыми путями и вскоре подорвал ту новую этику, от которой зависел успех советского коммунизма.
Со дня на день новая экономическая политика расширяла фронт своего духовного влияния. На первых порах лишь один крестьянский рынок был отдан во власть стремления к личной наживе. Предполагалось, что все остальные области предпринимательской деятельности будут руководствоваться стремлением к общему благу. Однако новая экономическая политика все более расширялась в сторону полного освобождения частных предприятий от всяких попыток общественного регулирования, и даже государственные предприятия стали проникаться предательским духом личного эгоизма.
Нам говорили, что есть русская поговорка, которая всегда была популярна среди учеников Маркса: кто сказал «а», должен сказать и «б». Сила этого положения никогда так хорошо не иллюстрировалась, как на примере быстрой эволюции мероприятий, которые сочтено было необходимым включить в систему новой экономической политики. Чтобы стимулировать крестьянское производство, отменены были самочинные государственные реквизиции крестьянского урожая и взамен установлены твердые цены на хлеб. То было невинное «а» в алфавите большевистского отступления. Еще через месяц сочли нужным создать аналогичный стимул и для городских производителей. Вскоре оказалось, что приходится терпеть возвращение не как-нибудь подпольно, а вполне легальное возвращение ненавистного буржуа, сперва в роли посредника и торговца, а затем и работодателя. И так постепенно сделан был целый ряд уступок, больших и малых, причем все они меняли в направлении индивидуализма экономические отношения не только между городским и сельским населением, но и между тем и другим, как производителями, с одной стороны, центральной и муниципальной властью с другой.
Ни место, ни время не позволяют нам подробно разбираться в вопросе, действительно ли оправдала бы себя новая экономическая политика или доказала бы свою потенциальную пригодность как средство построения социалистического государства, если бы ей дали развернуться в течение десяти лет. Быстро растущим предприятиям нэпманов в городах недолго дали существовать. Вскоре стало ясно, насколько необоснованны предположения о намерении советской власти вернуться к капитализму. Уже через год возобновлена была политика ликвидации нетрудового элемента. Это достигалось не только репрессиями. Простое расширение производства и торговли в руках государственных трестов и коммунальных органов и предоставляемые им привилегии были сами по себе достаточны, чтобы разрушить здание частной торговли, основанное на барышах. Но при нажиме на нэпманов использовалось и оружие репрессий, как например, повышенное налоговое обложение, прекращение снабжения, аресты и высылка их помощников иностранцев, срыв работы путем организации конфликтов с рабочими и заявок о повышении заработной платы и, наконец, политика подавления тех или иных мер, принимаемых нэпманами для привлечения клиентуры.
Понятно, что отмена новой экономической политики и ликвидация всей разнообразной деятельности нэпманов представляли собой постепенный процесс, осуществленный не одним декретом, не по какой-либо одной правительственной схеме, но растянувшийся на несколько лет. Пожалуй, за дату, когда в городах этот процесс был фактически закончен, можно принять 1929 г., когда обнародован был первый пятилетний план. К этому времени во всех городских центрах СССР в основном была завершена ликвидация капиталистов в более существенном смысле, чем запрещение уличной торговли.
Окончательно был уничтожен рой «спекулянтов», успевших пооткрывать между 1921 и 1927 гг. сотни тысяч мелких оптовых и розничных магазинов, столовых и заводиков. Одни зачахли, другие отбывали тюремное заключение или административную ссылку, третьи бежали за границу, между тем как, вероятно, большинство, не лишенное возможности заняться наемным трудом, растворилось где-то среди «неимущих» классов. Практически вся деятельность этих нэпманов в области оптовой и розничной торговли, как и в области производства, примерно к 1929 г. была уже компенсирована непрерывным расширением коллективных предприятий, постепенно все в большей мере удовлетворявших нужды городского населения.
В этом усиленном процессе замены частника многотысячные по числу заводы и фабрики государственных трестов, непосредственно подчиненных ВСНХ так же, как и напряженная работа профессиональных союзов по повышению производительности, встречали поддержку со стороны непрерывно растущих производственных предприятий союзных республик (главным образом РСФСР и Украины), а также советов таких городов, как Москва и Ленинград, Харьков и Ростов.
Глава III
Деятельность ЧК и ОГПУ
Создание ЧК
Невзирая на колоссальные и длительные страдания, сопутствовавшие военному коммунизму и гражданской войне, на наш взгляд нельзя не придти к заключению, что в течение всего периода 19171935 гг. советское правительство опиралось на поддержку не только миллионов членов коммунистической партии, но и на массу рабочих городов и угольных районов, на железнодорожников, на сотни тысяч красноармейцев и, хотя и с большими исключениями, на крестьянские массы в значительной части обширного Союза Советских республик. Мы уже описывали всепроникающую систему политического воспитания и пропаганды, с помощью которой коммунистическая партия завоевала и поддерживала свое бесспорно руководящее положение.
Сейчас мы остановимся на том, как использована была на протяжении всего периода ликвидации помещиков и капиталистов, а также их пособников из среды интеллигенции, широкая система энергичных репрессий за всякую «контрреволюционную» деятельность. Главным орудием этого «терроризма» была обширная организация типа тайной полиции, последовательно известная под именами ЧК и ОГПУ, а в 1934 г. влившаяся в новый Комиссариат внутренних дел (Наркомвнудел).
Террор, осуществляемый тайной полицией, в России, конечно, не новость. Нечто в том же роде можно отметить при Петре Великом, если еще не при Иване Грозном. Но впервые настоящая организация подобного типа была создана в виде жандармского корпуса вскоре после восстания декабристов в 1825 г.; эта жандармерия была подчинена знаменитому «Третьему отделению» придворной «канцелярии» при Николае I.
Несмотря на всякие так называемые реформы, организация, не изменяя в сущности ни целей, ни методов, просуществовала под именем охранки до самой Февральской революции 1917 г., когда она исчезла на несколько месяцев в период полного распада правительственной власти. Однако Керенский вскоре почувствовал нужду в подобного рода национальных силах политической полиции и стал уже предпринимать шаги к восстановлению охранки, когда Октябрьская революция смела Керенского вместе с его проектами.
Ленин и Совнарком весьма скоро пришли к выводу, что без подобной организации новому правительству нельзя успешно бороться с контрреволюционными восстаниями, происходившими кругом, зачастую в контакте с армиями интервенции. В июне 1918 г. Совнарком охотно принял предложение одного из своих надежнейших коллег, Феликса Дзержинского, о том, чтобы разрозненная и нерегулярная деятельность недавно возникших сил тайной полиции, начатая почти тотчас же после захвата власти, окончательно была оформлена в организацию под именем «Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем»; название это было тут же сокращено в Чека. Декретом от 7 ноября 1918 г. Дзержинский назначен был председателем этого комитета из пятнадцати испытанных и надежных большевиков, которым предоставлена была почти такая же исключительная власть, как в былое время охранке. Новый орган, хотя и не вернул на службу никого из персонала старой охранки, применял те же методы шпионажа и доноса, устного допроса и тайного суда.