Да уж любезно промычал Садовский и скривился в ответной улыбке. Отчего-то он испытывал жалость ко всем этим стареющим Мальвинам. Наверное, нет ничего жестче, отчаянней и беспощадней, чем борьба женщины со своим возрастом. Все мужские войны ничто по сравнению с накалом этой борьбы, потому что нет таких жертв, на которые не пошла бы женщина, чтобы как можно дольше оставаться молодой и красивой. Плата здоровье, а иногда и жизнь. Хотя чаще, сплошь да рядом устрашающий слой грима или печальные последствия ошибок и непрофессионализма пластических хирургов
По коридору навстречу ему катилась румяная и круглая, как колобок, изрядно пьянехонькая Аля. На этот раз без Юли. Как правило, если девушка красивая, подружка у нее страшная. И наоборот, если девушка страшная, подружка у нее еще страшнее. Здравствуйте, очень страшная девушка. А где ваша не очень страшная подружка?
Увидев его, Аля начала пританцовывать и водить хороводы.
И-и-и-эх! Какая я сегодня красотулечка! Ах, ножки мои заплетушки! Кто бы мне расплел их?
Это самое заманчивое предложение в моей жизни!
Так в чем же дело?
Нам рано на покой. И память не умрет
Вот это мужик! одобрительно вскинула подбородок и притопнула пухлой ножкой Аля.
Но Оркестр полковой.
Что такое?
Вновь за душу берет
Садовский поцеловал Алю в лоб, пожелал ей спокойной ночи и завалился в свой номер.
Тю И это мужик укоризненно раздалось за его спиной.
«В который раз пытаюсь начать беспорядочную половую жизнь, но эта проклятая разборчивость» сокрушенно вздохнул он и, не разуваясь, упал на кровать. Все это он уже проходил множество раз пьяное гульбище, всполохи веселья далеко за полночь, отхаркивание мокроты, падение в провал полуобморочного сна И ничего, кроме тяжкого похмелья, стыда и раскаяния поутру. «Боже, помоги мне домучить, дотерпеть, извести еще один день жизни, дарованной тобой в этом прекраснейшем из миров!»
Вдруг над самым его ухом кто-то громко и отчетливо произнес:
Отпусти ты меня, сынок, не могу я больше
Ты что, бабка?
Нету сил моих
Нельзя! Мне тебя еще через дорогу перевести надо!
Сил моих нету Немцы
Садовский приподнял голову и прислушался. Звук доносился из розетки. Очевидно, в соседнем номере кто-то на полную дурь включил телевизор.
Немцы, как жить дальше?
Как, как? Каком кверху!
Садовский встал, вышел в коридор и постучался в номер, в котором проживали тугоухие постояльцы.
Бабка, ты где? Дорога есть, теперь бабки нету.
А зачем нужна дорога, если через нее нельзя перевести бабку? доносилось из-за двери.
Не дождавшись ответа, он вошел и тут же услышал запоздалое приглашение:
Проходи, уважаемый!
Сам-то я в дверной проем пройду. А вот мое эго
За столом сидели двое мужчина постарше и мужчина помоложе, оба в затасканном, как у Садовского, камуфляже. На столе стояла бутыль без опознавательных знаков и акцизной марки и был разбросан всякий мусор хлебные корки, рыбьи плавники, шелуха от семечек.
Мы тут отдыхаем, пояснил тот, что был постарше. Он был похож на притворяющегося интеллигентом нагловатого очкарика. Очень распространенный тип, особенно среди владельцев личного автотранспорта в средней ценовой категории. На его простом лице глаза чуть навыкате, щеки студнем, подбородок внахлест заметно выделялся прекрасно вылепленный римский нос времен упадка империи. Несмотря на позднее вторжение непрошенного гостя лицо это не выражало ни настороженности, ни недовольства напротив, светилось радушием, душевностью и пьяной добротой.
Вы не могли бы приглушить звук вашего телевизора?
Мешает спать? искренне удивился хозяин номера.
Нет, просто я не разделяю точку зрения режиссера. И сценариста. А также того немца, который посоветовал нам жить каком кверху
Аналогично!
А еще мне жаль бабушку. Совсем она заплутала по жизни. И во времени
В общем, как и все мы В России у честного человека три исхода: погибнуть на войне, сгинуть в тюряге или спиться. Поверь, я знаю, о чем говорю Я Петрович. А это Гена
Тот, что был помоложе худощавый парень лет тридцати, внешне обычный заводской работяга или сантехник кивнул, соглашаясь со всем вышесказанным. В каждой компании есть такой Гена человек, к которому апеллируют. Он всю дорогу молчит и ничем не обнаруживает своего присутствия; ест как все, пьет как все, держится с достоинством, а когда надо вставить пару веских слов вставляет. В общем, время от времени поддерживает разговор или принимает чью-либо сторону. Поэтому без него не начинают
Михалыч.
Выпьешь, Михалыч?
В моем организме и без того выпала годовая норма алкогольных осадков. Но посидеть посижу. За компанию. И даже, пожалуй, выпью.
Разлив по кругу в граненые стаканы, Петрович коротко сказал: «Ну, будем».
Надолго в здешние края? И в целом Выражаясь фигурально. Что, так сказать, дальше планируешь? выпив и вдумчиво, не торопясь закусив, спросил он.
Действительно, что? Планирование бывает краткосрочным и долгосрочным. В ближайшей перспективе Садовский рассчитывал встретиться с дедом. Не буквально, конечно. А потом с чистой совестью спиться. Как офицер запаса, в активе которого две войны и несколько локальных конфликтов, тяжелое ранение, неудавшаяся карьера, распад Советского Союза и семьи он имел на это безоговорочное право.
Пустыня, ответил он.
Да, Пустыня, согласился Петрович. И мы туда же Всякий честный человек, я тебе скажу, должен побывать в Пустыне.
А ты честный? спросил, перекрывая шум телевизора, Садовский.
Петрович не удивился вопросу.
А за что меня, по-твоему, из ментовки выгнали? За это самое Кому нужны непродажные опера? с готовностью ответил он.
Давай за тебя.
Давай! А потом за тебя.
После очередного стакана Петрович неожиданно загоревал.
Куда страна катится!.. Ничего русского в ней не осталось. Что здесь будет лет через сто, двести, пятьсот?
Будем мы у себя в России неграми с раскосыми глазами предположил Садовский, вспомнив афророссиянина, виденного им в ресторане.
Вот-вот! Ну настроим мы домов, а кто в них будет жить? Загромоздим все стадионами, а кто будет заниматься спортом? На каждом холме поставим церковь, а кто в наши храмы ходить будет? «Русский крест» еще никто не отменял Где Русь изначальная? Ничего не осталось. Почти ничего. Хватаем отовсюду все что ни попадя И тащим в рот всякую гадость, как дитя неразумное. За свое не держимся. Все комплексуем по поводу и без повода. Хватит комплексовать! Давайте делать то, что у нас хорошо получается танки, ракеты, боевые самолеты и атомные ледоколы, давайте играть на баяне и балалайке, танцевать балет и исполнять симфоническую музыку, давайте лучше всех играть в хоккей и драться на ринге, давайте создадим, наконец, я не знаю черти знает что, и пусть все наши недруги заткнутся и подохнут от зависти, а наши друзья проникнуться гордостью за нас. А футбол, автомобили и парфюм оставим англичанам, немцам и прочим французам, не говоря уже об американцах. Вот я сам из Мурманска, Гена из Петрозаводска. Уже лет двадцать, как в Питере. И что?
Что? спросил Садовский, холодея сердцем.
Город не узнать. Вроде бы все как стояло, так и стоит. Петропавловская крепость, Зимний Но дух-то уже не тот. Повсюду какие-то грузинские рестораны, чайханы с чебуречными Шаурма, халяль Тьфу Толпы туристов и приезжих из южных республик. И я тут подумал: что за орда завоевала детище Петра? Кто превратил его в филиал халифата? И что будет дальше, если русские не будут государствообразующим народом? Россия развалится так же, как орда вот что будет! И только мы можем сохранить ее от распада!
От гибельных трансформаций, вдруг вставил Гена.
Поэтому русских должно быть много. И они должны оставаться хозяевами на своей земле! Должны оставаться русскими!
Голос его уже гремел, заставляя жалобно дребезжать стаканы на стеклянном подносе.
Но что значит оставаться русскими?
Садовский и себе часто задавал этот вопрос.
Подняв указательный палец к потолку, Петрович пробормотал:
А вот это Черт И все-таки ухлебность этого юрченя нашатывает Наливай!
Кому сто грамм, а кому и стоп-кран! возразил Садовский, отодвигая бутылку.
Щас как упрусь бивнями в пол! пригрозил Петрович и почти исполнил свою угрозу. Качнувшись маятником, он вернулся на место. Садовский хотел его поддержать, но промахнулся и чуть не сбил с тумбочки настольную лампу с зеленым абажуром.
Абажур ехидно хихикнул и прижался к стенке.
Спекся старшой прогудел Гена как будто со дна колодца.
В общем, он ответил на мой вопрос.
Садовский не помнил, как вернулся к себе в номер. Гостиница уже спала. Лишь где-то этажом ниже пронзительно вскрикивала в любовном экстазе какая-то женщина. В постели она называла все вещи своими именами, а имена у них были сплошь нецензурные. По-видимому, это заводило ее партнера.
Кажется, это была Аля. Значит, она все-таки нашла своего принца
Бывают дни, когда невольно начинаешь верить, что десять дней могут потрясти мир, три дня изменить твою судьбу, а одно мгновение создать или уничтожить Вселенную. И самое верное лекарство от головной боли трепанация черепа, а лучший дежистив огуречный рассол
Садовский проснулся после полудня, как от разрыва близко упавшего снаряда и понял, что нет у него завтрашнего дня, нет будущего. Нет и не может быть. Есть только бесконечно длящееся настоящее, вечно ускользающее сейчас, в котором все его богатство усталость, и вся его мудрость смирение. И чем он наполнит свое настоящее, то и будет тем, что принято называть будущим.
Первое, что он сделал наведался в номер к Петровичу, чтобы оценить степень его жизнеспособности. Но как выяснилось, вся его команда, включая Алю и Юлю, съехала еще утром.
По уже знакомой улице Сварога он дошел до Воскресенского собора. Светланы там не было, юродивого на паперти тоже. У иконы Старорусской Божьей Матери привычно толпились богомольцы.
Зачем он сюда пришел? Глупо надеяться, что мать-одиночка обрадуется случайной встрече с ним, а блаженный Алексий снизойдет до персонального пророчества или хотя бы объяснит, почему он назвал Садовского душегубом и распутником. Ну, душегуб это понятно командир разведбата не душка. А в распутники-то за что? Хотя
Вот и получается: вместо того, чтобы подготовиться к броску на Пустыню заправить машину, сделать запас продуктов и снаряжения, посетить Музей Северо-Западного фронта, который находится в двух шагах от гостиницы он бесцельно бродит по городу, ищет вчерашний день. В прямом и в переносном смысле.
Основательно проветрившись, Садовский закупил в ближайшем продуктовом магазине все необходимое из расчета на неделю. Единственное, чего он не учел отсутствия шанцевого инструмента. Ничего, кроме саперной лопатки оружия ближнего боя, у него в машине не было, а найти в воскресенье приличную лопату и самодостаточный лом было не так-то просто. «Одолжу у кого-нибудь в деревне. Деревня без лома не живет», решил он и поехал на автозаправку.
Пристроившись за красным Порше Кайен с помятым задом, на котором красовались питерские номера, он стал терпеливо ждать, когда подойдет его очередь. Впереди стоящая машина уже давно была заправлена, но почему-то не двигалась с места. У раскрытой дверцы стояла девушка в клетчатой юбочке-шотландке и черном топике, похожая одновременно на Гарри Поттера и главу Центробанка России и, не обращая внимания на пистолет, торчащий из бензобака, о чем-то оживленно болтала по айфону. В этом городе все были на кого-то похожи, будто он стал местом проведения фестиваля двойников.
Садовский решил начать деликатно, издалека.
Классный у вас трындозвон. Последняя модель?
Продолжая трещать в свою «лопату», она раздражено показала ему средний палец.
Молодец, бойкая девчушка. Люблю таких
Че пялишься, козел!? очевидно, не разобрав, что он сказал, привычно взорвалась она.
Немало повидал я красивых дур. Но вы исключение. Вы некрасивая, негромко ответил он. Но она расслышала. Точно расслышала.
Садовскому не хотелось спорить, с кем-то ссориться, а тем более выслушивать о себе сугубо личное мнение еще одного милого создания всего этого было достаточно и в его прежней жизни. Поэтому он достал пачку сигарет, зажигалку и сделал вид, будто собирается прикурить.
Результат не заставил себя долго ждать: дерзкая девчушка на дорогой иномарке с помятым задом унеслась быстрее лани, словно ее тут и не было.
Странно, в молодости он был уверен, что мир принадлежит старикам. А когда сам приблизился к преклонному возрасту, ему стало казаться, что все как раз наоборот. Ведь дело не во власти, не в деньгах и не в материальных благах, а в жизненной энергии, в уверенности, что все самое лучшее впереди, в возможности обрести любовь и в том волшебном чувстве, которое она дарит. С годами мы, как правило, тратим все свои силы на то, чтобы удержать ее, сохранить ее остатки. Удел стариков гербарий. А будущее за такими вот девчушками
Но не стоит завидовать молодым. Они точно так же будут обмануты и наказаны временем.
Завершив все неотложные дела, Садовский отправился в музей. Светлана упоминала о том, что он сменил место своей прописки, переехав в начале девяностых из Воскресенского собора на улицу Александровскую, в простое двухэтажное здание белого кирпича, похожее на районный универмаг. О военно-исторической принадлежности этого здания свидетельствовал только допотопный, устаревший еще в начале войны танк Т-26, установленный во дворе, и два противотанковых 76-мм орудия.
Музей был мал, тесен, откровенно провинциален, но неожиданно щедр на интереснейшие экспонаты. Это были подлинные, неотретушированные свидетельства минувшей войны, фотографии, письма с фронта, оружие, предметы военного быта. Казалось, они еще хранят тепло прикасавшихся к ним ладоней, хотя люди, владевшие ими или имевшие к ним какое-то отношение уже давно отошли в мир иной кто раньше, кто позже.
Пряжка от поясного ремня с надписью «Gott mit uns», пулемет «Максим» с пробитым кожухом, снимок, на котором под плакатом «Hier beginnt der Arsch der Welt» здесь начинается ад запечатлены немецкие солдаты
Все эти вещи и документы, оживая на глазах, словно разговаривали с ним. И о чем-то вопрошали, не надеясь, впрочем, на немедленный ответ. «Как вы там, без нас?» как будто спрашивали бойцы и командиры РККА с потускневших фотокарточек. «О нас не беспокойтесь. У нас все хорошо. Живы будем не помрем»
В лицах немцев веселых, самоуверенных, где-то даже по-детски озорных во время летней компании и почерневших, изможденных, исхудавших с наступлением зимы читался невысказанный вопрос как такое могло случиться? Ведь мы были непобедимы! И все делали правильно!
Да, все они делали правильно. Только в Старой Руссе за годы оккупации было расстреляно, повешено, погибло от голода и холода около десяти тысяч мирных жителей и военнопленных, содержавшихся в «аракчеевских» казармах, на Сенобазе и в Успенской церкви
И как беззвучный набат по этим жертвам, напоминание о перенесенных ими ужасах и страданиях в Зале памяти цепенел колокол, который, казалось, не смел нарушить затянувшуюся на целую вечность минуту молчания. Отлитый знаменитым мастером Альбертом Беннингом в Любеке в семнадцатом веке и подаренный рушанам Петром I он был вывезен во время войны из разрушенной церкви святого Мины, перемещен обратно в Любек и после долгих мытарств вернулся в Старую Руссу. А если колокола возвращаются, если им не вырывают языки, не плавят из них пушки и не хоронят заживо, жизнь продолжается