О котах и людях: о яблоках и черемухе
Марина Аницкая
Дизайнер обложки Ксения Погорелова
© Марина Аницкая, 2024
© Ксения Погорелова, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0062-2158-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
[блюз о падении]
[флешбэки]
[КТО: Эльфин]
[КОГДА: во времена Атлантиды и после]
1
2
3
4
5
6
7
[клаустрофобия]
[КТО: Эльфин]
[КОГДА: во время жизни у Керидвен в Ллангатене]
1
2
[здоровый образ жизни]
[КТО: Эльфин]
[КОГДА: на Авалоне, во время выздоровления]
[эликсир]
[КТО: Эльфин, Вран]
[КОГДА: на Авалоне, во время выздоровления]
[печати]
[КТО: Эльфин]
[КОГДА: в Каэр-Динен, сразу после создания Авалона]
1
Голос был белый, как вата, как сахарный сироп и от этого голоса почему-то становилось страшно. Он просачивался внутрь в уши, в ноздри, в горло, становясь там липким и сладким, как сгущенное молоко, склеивал гортань, и становилось невозможно издать ни звука. Тише, говорил голос, все будет хорошо, все будет в порядке и от этого «в порядке» хотелось орать и биться головой о белые стены, только чтобы стало тихо, тихо, тихо, и чтобы это в порядке, в порядке, в порядке, было уже без него, без него, без него.
*
Голос был черный, низкий, тяжелый, с переходом куда-то в инфракрасный, как самый гулкий гонг, нет, ниже, еще ниже, так, что слышно было его уже не слухом, а костями, самым нутром костей. Дыши, говорил голос, дыши, и от этого все тонкие пленки, все перепонки внутри, в недрах зыбкой мясной мякоти вздрагивали и сотрясались.
Дыши, повторял голос, на мгновенье уходя эхом еще ниже, в неслышимую глубину, давая распрямиться, расклеиться пленкам, начинавшим тут же хрипеть от ужаса, от понимания, что перестать дышать будет нельзя.
*
Голос был синий, гладкий, твердый; он ничего не хотел, просто занимал пространство, спокойно и равнодушно выдавливая из этого пространства все, что его не устраивало, все что не было им округлым, синим, бездонным, занимающим свое место и свое время. Соберись, говорил голос. С ним можно было бы сосуществовать, с ним можно было бы смириться, но он придвигался ближе, ближе, и ближе, заставляя сжиматься все меньше, меньше и меньше, подбираясь, втягивая живот, поджимая колени, накрывая локтями голову. Ну вот, можешь же, сказал голос с прохладным удовлетворением и отвернулся.
*
Голос был зеленый, жидкий, тягучий, сначала прохладный, заливший все с головой и вдруг начавший застывать, становясь все гуще, все тверже и горячее, застывая колом вокруг, схватывая, как смола. Аа-а Аа-а Аа-а Аа-а запел голос, и стало ясно, что это конец. Это все, это навсегда.
Он рванулся изо всех сил, зеленая смола закачалась, аа-а, аа-а, аа-а отозвалось в костях и затихло. Зеленый голос замер вокруг студнем.
Это правда навсегда, подумал он, и заплакал невидимыми слезами от облегчения.
*
Голос был красный, шершавый, как красная глина, сухая красная глина, засыпающая курган сверху, погребающая все глубже, глубже и глубже, наваливаясь сверху невыносимой тяжестью. Пласты за пластами ложились, наваливаясь, хороня под собой, уходя выше и выше, в недостижимую высоту, в охряное закатное небо, исписанное охранными знаками. Хрипловатый шепот осыпался вниз, как каменное крошево на дно пещеры. Хорошо, сказал голос. Сохранение.