Так кричат удоды, и печален их крик, как печальна судьба низвергнутых цариц, ожесточивших народ.
С той поры и называется эта скала горой Опук. Но ней постоянно живут два удода, две самки; живут они сотни лет, но не могут дать племени от себя, потому что потомству от существ, которыми они были когда-то, не должно быть места на земле.
А вскоре недалеко от берега, на том месте, где когда-то потонуло судно, поднялись со дна моря два больших камня, очертаниями похожие на корабли.
Эти камни-корабли напоминают жителям посёлка об опасности, какой грозит заморская страна. Пусть не забывают, что оттуда попасть могут к ним нелюди и принести злое горе.
Каменные парусники (Элькен-Кая)
Скалы-Корабли (Элькен-Кая) название скал, расположенных в море в 4 километрах к югу от горы Опук. Свое название получили за поразительное сходство с кораблями, идущими под парусами. В прошлом скалы соединялись с берегом. Сложены Скалы-Корабли, как и гора Опук, меотическими рифовыми известняками, обладающими большой прочностью. Поэтому морю удалось создать в береговом обрыве лишь несколько глубоких гротов.
Поднимай парус, старый корабль, крепи снасти будет шторм!
Много штормов пережил на своем веку старый Ерги Псарась, но впереди его ожидал самый свирепый, самый страшный шторм.
Давно уж не выходил Псарась в открытое море и жил себе в покое и довольстве. Его дворец считался самым красивым в Пантикапее, а его склады в гавани, содержащие различные товары, самыми богатыми. Но неоценимым богатством своим Псарась считал своего красавца сына, один взгляд которого заставлял сильнее биться женские сердца.
Пора было выбирать для сына невесту, и отец выбрал. Он стал часто посылать сына в Кафу к одному купцу, у которого была красивая дочь. Но сын полюбил другую. Та, другая, жила в дальней деревне, куда сын Ерги Псарася ездил покупать пшеницу. Морщинки уже побежали по ее лицу, и голос уже не звучал по-девичьи. Но в глазах жил веселый смех, и каждое движение сулило радость.
Встретив её, юный Псарась почувствовал, как сильнее забилось его сердце, как опутали его цепи любви. А она, познавшая в прошлом и горечь и радость любви, поняла, что поздний призыв жизни сильнее смерти.
И думала несчастная женщина о своем мальчике, которого отняли у нее в давние дни, и вспоминала о муже-рыбаке, который бросил ее, так жестоко расправившись с нею. Его звали также Ерги, но он был беден, и ничего, кроме рыбачьей ладьи, у него не было.
Не делилась женщина своими скорбными думами с юношей, не хотела огорчать его, боялась затмить светлые минуты встречи. И без того печален был он, и часто слеза сбегала из его глаз. Она припадала к его устам в замирающем поцелуе, обвивала его тонкий стан нежною рукою и напевала старинную песню:
Любовь без горя, любовь без слез.То же, что море без бурь и без грозА между тем отец торопил сына с женитьбой. Новый корабль, предназначенный для такого случая, был уже готов. Ждали только попутного ветра, чтобы поднять паруса и ехать за невестой. Когда ветер зашумел от Камыш-Буруна, Ерги Псарась позвал к себе сына:
Пора ехать в Кафу.
Хотел сказать что-то сын, да увидел суровое лицо отца, и замерло слово на его устах.
К ночи вышел корабль из гавани, и тотчас же к старику подошел слуга.
Тебе от сына, сказал он, подавая хозяину свиток. Развернул свиток Ерги Псарась и медленно прочел его. Если бы ураган, который поднялся в груди отца, мог вырваться на волю, он сровнял бы всю землю на своем пути от Пангикапея до Кафы. И если бы гора Митридат упала на старика, она не показалась бы ему более тяжелой, чем та правда, о которой он узнал из письма сына.
Пусть будет трижды проклято имя этой женщины! проговорил Ерги Псарась. Пусть лучше погибнет сын от моей руки, чем он станет мужем своей матери!.. Поднимай паруса, старый корабль, служи последнюю службу!
И Ерги Псарась прокричал корабельщикам, чтобы готовились к отплытию.
С ума сошел старик, ворчали люди. Шторм, какого еще не бывало, а корабль, словно решето
Звякнули якоря, затрепетали на ветру паруса, и рванулось вперед старое судно. Как в былые времена, Ерги сам направлял его бег и забывал, что оба они один дряхлее другого.
Гудел ураган, волны захлестывали борта, от ударов трещал корабельный корпус.
В трюмах течь! крикнул шкипер. Вздрогнул Ерги, но, заметив впереди мачтовый огонь другого корабля, велел прибавить парусов. Словно птица взлетел старый корабль и, прорезав несколько перекатов волны, ринулся в пучину.
Казалось, что он коснулся морского дна, а потом снова взлетел вверх и бросился на гребень огромной, как гора, волны.
В эту минуту Ерги Псарась увидел совсем рядом, в нескольких локтях от себя, свой новый корабль. Сквозь тучи на какое-то мгновение пробился свет луны, и отец увидел своего сына, узнал ту женщину с золотистыми волосами, которая была с ним. Пересиливая ураган, Ерги Псарась крикнул:
Опомнись, сын: она твоя мать!..
Белая ослепительная молния разорвала черное небо, страшной силы удар потряс гору Опук-кая. Часть горы откололась, и тысячи обломков посыпались в воду, отчего море покрылось белой пеной. Налетел новый шквал, и оба корабля исчезли навсегда.
Услышал ли сын отца, понял ли свою роковую ошибку никто не знает. Только на том месте, где произошла катастрофа, из воды поднялись две скалы, похожие на корабли с парусами. И кажется, что корабли несутся по морю и что один корабль вот-вот настигнет другой.
Знать, не услышал сын своего отца, говорили люди, указывая на скалы-корабли. Видишь, до сих пор от него убегает.
О Семи колодезях (Едди-Куль)
Семь Колодезей название посёлка на Керченском полуострове. Юго-западная часть Керченского полуострова бедна водой. Еще недавно воду здесь добывали с большим трудом. Однако в результате изысканий в районе Семи Колодезей найдены источники хорошей пресной воды, а также вода сюда поступает по Северо-Крымскому каналу. Сегодня на некогда пустынных склонах густо растёт молодой лес.
Жили когда-то в безводной керченской степи три чабана отец и два сына.
Весной, когда шли дожди, степь оживала, овраги и долины наполнялись живительной влагой, ярко зеленели растения и тянулись к ласковому солнцу, пели птицы, радовались люди.
Но вот выше и выше поднималось солнце, всё жарче и жарче становились его лучи наступало знойное лето с беспощадными суховеями. Тогда испарялась влага, высыхала и трескалась земля.
7 колодезей
Тогда умирали пожелтевшие растения:
Пить!
Улетали прочь птицы:
Пить!
В отчаяние приходили люди:
Пить!
Однажды в небывало засушливое лето, когда запасы воды закончились, сидели чабаны в степи, словно скифские бабы, угрюмые и молчаливые. Надвигалась беда. Что делать? На север пойдёшь море увидишь, на юг пойдёшь тоже к морю попадёшь, везде вода. Но попробуй напиться её: солёная, горькая, к жизни непригодная.
Не бывает так, чтобы под землёй не текла вода, задумчиво проговорил отец. Течёт она так, как течёт кровь в живом теле. И чтобы увидеть её, надо вырыть колодец.
Что ты, отец, выдумываешь, отозвались сыновья. Если бы под землей была вода, она сама бы нашла ход на поверхность.
Не всё само делается, ответил отец, Иногда и руки надобно приложить. Берите лопаты!
Чабаны сняли круг порыжевшего дёрна и врубились лопатами в щебенистую глину. Ни пылающее в бледном, выцветшем небе солнце, ни острая жажда не остановили людей. Гора красноватого грунта росла и росла, яма в толще земли углублялась и углублялась.
К вечеру чабаны врубились в землю почти в два человеческих роста, но воды не увидели. Не увидели они её и на второй вечер, на третий, на пятый, на седьмой
Ты, отец, плохое развлечение для нас выдумал, начали роптать сыновья, от работы жажда усиливается, а воды всё нет и нет.
Не ради развлечения мы работаем, дети, а ради жизни на этой земле, возразил уставшим голосом отец. Не смотря на преклонные годы свои, он работал не меньше сыновей. Я верю в то, что вода под землей есть, я слышу её. Значит, мы не там копаем, где нужно, значит, надо копать в другом месте
И чабаны начали рыть второй колодец. Но и за следующие семь дней они не докопались до воды.
За вторым появился третий колодец, потом четвертый, пятый, шестой. И ни в одном из них не было воды.
Роя седьмой колодец, отец и сыновья были настолько измучены, что даже не разговаривали между собой, а молча долбили и долбили сухую крымскую землю. Вечером они падали на комья глины, будто мёртвые. И только утренняя роса освежала их, и они снова брались за лопаты.
В последнюю ночь старый чабан уже не в силах был вылезти из колодца, откуда он подавал грунт наверх, и остался в нём ночевать. Подложив кулак под голову, он сразу же задремал.
И видит старик хороший сон. Ему снится вода. Чистая, прохладная, она наполнила все семь колодезей и разлилась по степи шумливыми ручьями. Ожила напоенная водой крымская степь, запела тысячами птичьих голосов. Сыновья, обливая друг друга водой, смеются, приговаривая:
А прав был наш отец!
Проснулся ночью старый чабан, пошарил вокруг себя рукой, и лицо его просияло; земля была мокрая. «Близко вода! подумал старик. Завтра её увидят сыновья, вот обрадуются!.. Теперь и поспать можно со спокойной душой». И чабан уснул крепким, глубоким сном.
Назавтра один из сыновей опустил в колодец ведро, чтобы отец наполнил его грунтом. Но странно: ведро не ударилось о твёрдое дно, а плюхнулось на что-то упругое. Заглянул сын в колодец и увидел там небо и своё отражение.
Вода!!! что есть мочи закричал он.
Подбежал его брат, тоже заглянул в колодец и тоже закричал на всю степь:
Вода!
Бросились братья ко второму колодцу, к третьему, к четвёртому в них тоже была вода, Что за чудо? Все семь колодезей были наполнены чистой, прохладной водой.
И показалось молодым чабанам, что всё вокруг изменилось, повеселело. И солнце перестало так немилосердно жечь, и небо стало более голубым, приветливым, и подул свежий ветер, так что стало легче дышать.
А где же наш отец? удивились братья.
Они долго ходили по степи и звали отца.
Но тот не откликался.
Так до сих пор и не знают, куда исчез старый чабан. Люди говорят, что он превратился в родник, который и наполнил все семь колодезей живительной водой.
Об озёрах целебных
Гезлев (в русских источниках Козлов) древнее название Евпатории. Западнее Евпатории раскинулось густосолёное Мойнакское озеро, славящееся своими лечебными грязями. Другое целебное озеро расположено у города Саки. На дне этих озёр залегает слой грязи. О целебных свойствах маслянистой, иссиня-чёрной грязи известно уже давно, еще Плиний и Птоломей упоминали о земле в западной Таврии, «исцеляющей всякие раны».
В 1827 году евпаторийский уездный врач Оже вместе с другими медиками взял грязелечение под медицинский контроль и основал сакский курорт. Евпатория более молодой курорт. Первая крохотная грязелечебница была построена у Мойнакского озера в 80-е годы XIX века.
Гей вы, кони сильные, кони казачьи! Летите быстрее стрел татарских острых, ветер обгоняйте! Несите невольников израненных к садам вишнёвым, родным зорям и водам днепровским
Гей, на волю! На Украину родную!..
Мчат по степи крымской, палящим солнцем выжженной, казаки. А тревожные думы назад летят. Там, над Гезлевом, ещё пожар гудит, остыть не успели мёртвые побратимы. Много их полегло сегодня в городе печали, городе рабства.
Но ещё больше вырвалось на волю. Вот они рядом, на конях. Слабые, изголодавшиеся, как былинки на ветру, шатаются. Не верят ещё своему счастью.
Скачут кони Скачут
А долго ли выдержат бешеную гонку? Удастся ли от погони татарской скрыться? Скоро, ох скоро притомятся казачьи кони! А орда не дремлет
Сто-ой! разнёсся над степью голос атамана.
Сгрудились казаки. Спрыгнул атаман с коня, к земле ухом припал. Слышит он, как гудит-стонет земля от дальнего топота конского
И молвит атаман:
Всем нам нету отсюда дороги, братья казаки. Отдайте лучших коней людям, нами спасённым. Пусть с проводниками мимо озёр соляных на Украину скачут. А мы тут останемся. Дорогу басурманам закроем.
То не чёрная туча по небу плывет, то ханское войско по степи скачет. У каждого всадника в поводу по три-четыре коня. Чтобы страху больше на врага навести, чтобы боялись все то орда татарская летит! И кони свежие всегда под рукой хоть от рассвета до рассвета скачи!
Как соколы камнем падают на добычу, так казаки из засады рванулись, острым ножом в войско басурманов врезались.
Засвистели сабли, запели смертельные песни стрелы татарские. Брызнула горячая кровь на землю.
За муки народные, за горе, что, как тяжёлая гора, висело над украинскими хатами, нещадно рубились казаки.
И дрогнули враги.
Но не знали храбрые воины, что на помощь татарам новый отряд спешил.
Прижала орда запорожцев к соляным озёрам. Здесь последний бой был. В топкой прибрежной грязи увязали кони, сбивались в кучу. Негде развернуться казакам, показать врагу свое уменье бранное. Позади озёрная глубь
Солнце покатилось к закату. Плакала вечерняя заря, кровавым светом заливая степь и озера. Белый туман опускался на землю, пряча от глаз страшную картину.
Лежат казаки на берегу соляного озера, руки белые в смертном сне разметав. Жупаны изодраны, саблями иссечены, лица в крови.
Не матери старые заплачут над ними горючими слезами степные вороны закаркают. Не родные руки глаза им закроют вороны выклюют.
И на рассвете, когда солнце бросило на землю первый тонкий луч, слетелись вороны. Закричали, крыльями замахали в радости большая добыча досталась. Опустились стаей на поле битвы
Да не удалось попировать вестникам смерти!
Стали вдруг оживать казаки. Тот рукой шевельнет, этот голову подымет, третий товарищу жалуется: «Ох и долго я спал, будто убитый»
Удивляются воины: что же с ними случилось? Ведь и этот побратим был зарублен сами видели! и тот как подкошенный с коня упал
Стали они присматриваться, вокруг всё примечать. И увидели, что там, где раны к чёрному береговому илу прикасались, их как не было! Все затянулись, зарубцевались.
И поняли тогда казаки, что родная земля для своих детей всегда мать. Никогда она их в горе-беде не оставит, не даст пропасть, на помощь придет!
Зашли воины в озеро, солёной водою умылись и в шапки, в бурдюки чудесной земли набрали.
Потом коней уцелевших разыскали, седла подтянули и в степи родные поскакали понесли на Украину суровую весть о битве с ордой татарской и о целебной крымской земле.
Легенда записана Ю. Ярмышем. Впервые опубликована в сборнике «Легенды Крыма», Симферополь, 1961. Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Симферополь, 1974.
Перекопский ров
Скифы пришли в Крым в VI I в. до н. э. из Азии. Они завоевали территории, ранее принадлежащие киммерийцам, а затем отправились на юг, где находились богатые государства Закавказья и Передней Азии (Урарту, Лидия, Мидия, Ассирия). Оставив семьи, имущество, стада в Крыму, скифские отряды воевали налегке, стремительно нападая на врага. Поход длился достаточно долго от 20 до 60 лет. За это время скифское войско достигло Египта и Палестины. Однако завершение похода было неудачным. Потерпев поражение от Мидии и Нововавилонского царства, скифское войско вынуждено было вернуться в степи Причерноморья в начале VI в. до н. э. Но возвратившимся скифам, по свидетельству Геродота, пришлось сражаться со своими рабами.
Большинство исследователей признают, что ров, выкопанный рабами, не мог находиться на Перекопе. Возможно, он располагался на Акмонайском перешейке, на западной границе Керченского полуострова, только там можно прорыть ров от Меотиды (Арабатская стрелка) до Гаврских гор, которые начинались у современной Феодосии.