Ты все толкуешь о мамаше. А сама-то ты что видела? проговорила презрительно кошка.
Я-то? Я-то не видала? Вы ошибаетесь. Если вам рассказать про мою жизнь, вы не повторите ваших слов.
Расскажи, расскажи!
Родилась я, начала белка, в гнезде, сплетенном мамашей из прутьев на сучьях большого дерева, далеко, далеко отсюда. Да, у меня была прекрасная воздушная колыбелька. Мамаша нам приносила орехи, еловые шишки и учила, как их шелушить, чтобы достать маленькое семя. Потом мы разбежались по лесу и сами стали добывать себе пищу, сами стали строить гнезда для своих семейств. Врагов у нас было много. Нас преследовали куницы, хорьки, лисицы, рыси, даже хищные птицы. Летом нас люди не трогали, а зимой охотились из-за нашей теплой, серой шкурки. Но мы очень ловкие и умеем бегать и прятаться от наших врагов. Мы необыкновенно искусно лазаем по самым высочайшим деревьям, по совершенно гладким стволам и легко прыгаем с ветки на ветку. Когда у нас в лесу неурожай еловых шишек, мы переселяемся в другой лес, где их много.
Один раз у нас на родине случилось огромное несчастье. Люди стали рубить деревья в нашем лесу. Они валили дерево за деревом. Жаль было смотреть, как падали огромные стволы с ветками, унизанными еловыми и сосновыми шишками. Нам становилось все теснее и теснее. Но вот срубили последнее дерево и нам негде было уже приютиться. Вот тогда-то и совершилось великое переселение белок в ваш лес, господа звери.
Прежде, чем оставить родину, я заглянула в то место, где у меня были спрятаны в дупле пня орехи. Мне хотелось побольше поесть на дорогу. И что бы вы думали? Человек стоял около моего пня и выбирал из него орехи в свою кожаную рукавицу, такую большую, что я в ней могла бы спрятаться. Он насыпал полную рукавицу и был очень рад. Он грыз орехи и хвалил их. О, я собираю самые лучшие, самые спелые орехи! Со свищём вы не найдете в моем запасе ни одного ореха.
Отнесу ребятишкам, сказал он и понес с сечи ограбленные у меня орехи.
Между тем, я ведь готовила их не для него, а своим детям. Ну, не бессовестно ли он поступил со мной? А еще человек! Воришка скверный!
И вот, мы тронулись в путь отыскивать новое место для житья.
Путешествие наше было долгое и опасное. Встречавшиеся хищные звери преследовали нас. Днем над нами кружились ястреба, а ночью совы, сычи и филины.
Когда мы переходили деревню, за нами охотились собаки. От одной собачонки я едва спаслась на крыше сарая. Но вот мы миновали деревню. А тут еще препятствие: большая река. Как мы её перешли это удивительно. Надо было плыть так, чтобы не замочить хвоста; иначе мы рисковали утонуть. Некоторым из нас посчастливилось забраться на плывшее бревно, и мы на нем приплыли к противоположному берегу. Одна белка утонула, а другую проглотила в воде огромная рыба. Страху, страху-то что было! Уж я вам и передать не могу.
Добрались мы до небольшого леса и тут сделали привал. Я влезла на тонкую березку. Вдруг, вижу, подо мной лает собака, смотрит на меня и вот лает, вот лает. Ну, думаю, не достанешь! О, ужас! Подходит человек. Сначала он бросал в меня палками и не попадал, потом принялся трясти березку. Как я ни цеплялась когтями не могла удержаться и сорвалась на землю. Собака бросилась на меня, но я успела спрятаться под куст, а оттуда добежала до мохнатой елки и укрылась в её ветвях. Человек стал подрубать эту елочку. Я соскочила на другую, с неё на третью и пошла, пошла с дерева на дерево перепрыгивать, пока не скрылась от преследователей. Замучилась я так, что едва дышала.
Но вот мы добрались и до этого большого бора. Только не все добрались.
А вы, госпожа кошка, говорите, что я ничего не видала в жизни. У, какие у вас страшные глаза! Я боюсь вас: вы можете меня съесть.
IV. Рассказ волка
Я тоже много испытал в жизни, начал свой рассказ седой, лобастый, хромой волчище. Родился я в большом, глухом овраге среди леса. Наше логово было в чаще непроходимого кустарника. Со мной там жили отец и мать. Нас, волчат, было пять штук. Мы играли друг с другом и частенько дрались из за пищи. Родители приносили нам разных зверьков и птиц. Один раз принесли половину теленка, другой раз целую овцу. Потом мы всей семьей ходили на промысел, конечно, по ночам, а днем укрывались опять в своем овраге.
Мы резали жеребят, телят, овец, коз; охотились за лисицами и зайцами, ловили сидевших на земле птиц, белок и других животных. Зимой нам приходилось часто голодать. По ночам мы выли, переговариваясь друг с другом. Когда нам нечего было взять в лесу, мы отправлялись в деревни и там добывали собак. Это было трудное дело, так как домашняя собака умное животное. Приходилось прибегать к хитрости. Один из нас, обыкновенно, выманивал собаку на улицу или на задворок, а остальные подкарауливали где-нибудь за углом строений, за копной хлеба, за кучей дров или за ометом соломы и, когда собака отдалялась от своего двора, нападали на нее.
Люди нас считают тоже вредными для себя животными и преследуют нас так настойчиво, что во многих местах уничтожили нас совсем. Я много потерпел от них. И как я только уцелел до сего времени!
В первый раз я попался в тенета, в верёвочные сети, расставленные в лесу и в которые меня загнали гончие собаки. Я быстро запутался в этих предательских сетях. Меня связали по ногам и скрутили морду ремнем. Меня держали в клетке и хорошо кормили. Потом повезли в город и там, посадив в ящик, держали некоторое время в сарае. Затем поставили ящик со мной среди большой луговины за городской заставой. Вокруг меня собрался народ. Я не знал, что они хотят делать со мной. Но вот я увидал, как на луговину выехал верховой, а с ним появились и наши враги борзые собаки. Тут я догадался, что меня хотят травить, ради потехи публики и чтобы испытать на мне резвость и злобу охотничьих псов. Какова жестокая забава!
Я смирно лежал в ящике и думал, что дешево свою жизнь не отдам. Вдруг ящик распался, и я очутился на свободе, на глазах у тысячной толпы людей и нескольких свор рвущихся ко мне с бешенством злобных собак, которых верховые придерживали ремнем за ошейники.
Сначала я огляделся кругом, затем выбрал одно направление и побежал. Тогда спустили с ремней собак, и они со всех ног бросились на меня. Я подпустил их к себе и, помяв их зубами, пустился вперед. Собаки оправились и стали догонять меня. Я бросился в толпу народа, которая расступилась передо мной. Борзые растерялись от неожиданности, а я, пробежав мимо толпы, вырвался в чистое поле и, сколько было силы, замахал к лесу. О, у меня тогда были здоровые, быстрые, молодые ноги! Я добежал до леса и скрылся в нем, оставив собак позади. В лесу они ловить меня не стали.
Так удалось мне убежать из неволи. Родных мест я не нашел: слишком далеко меня увезли от них.
Край, где я поселился, был голодный для меня, так как в нём было много охотников, выбивших почти всю дичь. Но все-таки я кое-как кормился. Здесь я нашел себе подругу. У меня была семья. И что за славные волчата были мои дети! Нам трудно было их выкормить, но всё-таки мы вырастили их сильными, ловкими, здоровыми зверями.
Однажды мы всей семьей бродили в поисках добычи. В одном лесном овраге мы нашли лошадиную падаль. Мы, старики, осторожно обошли эту падаль, обнюхали ее, и мне показалось, что в мясе есть что-то подозрительное. Я зарычал на детей, даже кусал их и не подпускал к падали. Но глупые молодые волки не послушались меня; они были голодны и с жадностью набросились на лошадиный труп, стали разрывать его на куски. Наконец, нам с матерью удалось их отогнать.
Но было уже поздно.
Бедные мои дети стали визжать от боли, метаться, корчились в судорогах и затем умирали один за одним на наших глазах.
Падаль была отравлена людьми и нарочно положена для нас. Горе охватило нас, и мы, забыв осторожность, всю ночь выли около трупов наших бедных детей. Утром явились люди и, увидав отравленных ими волков, радовались и смеялись от восторга.
Я ушел, но мать медлила уходить от детей: ей все казалось, что они ещё живы. И за свою материнскую любовь она поплатилась жизнью. Её убили из ружья.
Я опять остался один. Скучно мне было. Несколько дней я ничего не ел. Голод выгнал меня из моего убежища. Но люди, вероятно, знали это убежище. В порыве горя я иногда выл и этим выдавал свое местонахождение.
Едва я вышел на лесную тропу, чтобы по ней подойти к стаду, пасшемуся на лугу, и поймать какого-нибудь ягненка, как услыхал под собой лязг железа и почувствовал страшную боль в правой задней ноге.
Я попал в капкан.
Хотя капкан и был привязан цепочкой к сосновому дереву, но я был настолько силен тогда, что оборвал цепь и потащил за собой железо.
Если бы это было зимой, то люди легко нашли бы меня по следу. Но стояла осень, деревья обнажались, и листья засыпали след, который я чертил железом по земле. Я шел в глубь леса и волочил за собой капкан, задевавший часто за корни и кусты, отчего боль в ноге делалась нестерпимой.
Долго я так шел, и, наконец, выбился из сил. Отдохнуть я решил посреди огромного мохового болота. Я пытался освободить ногу от этого проклятого капкана и ничего не мог сделать. Пружины были стальные, крепкие; а зубья дуг плотно впились в мою раздробленную ногу. Ко мне подошли другие волки. Я думал, что они помогут мне, но они, едва я приподнялся и загремел железом, испугались и убежали от меня.
Люди не имеют чутья и таких быстрых ног, как имеем мы. Но у них есть великолепные помощники собаки. Эти проклятые предатели нашли меня в болоте и подняли лай, на который стали приближаться люди. Я чувствовал, что конец мой близок. Все-таки, я старался уйти. Но вот, капкан завяз в корнях кустарника, и я не мог двинуться с места.
Шесть гончих собак окружили меня. Двух я загрыз до смерти, двух ранил, а остальные две не смели ко мне подступиться. Зато люди с своими страшными ружьями подходили ко мне все ближе и ближе. Тут я собрал все свои силы и так рванул больной ногой, что вырвал ее из капкана, оставив в нем кожу и мясо пальцев. На трех ногах я убежал от людей. О, какие у них слабые ноги! Они не могли догнать хромого волка. О, слабые, ничтожные создания!
Да, я ушел от них. Две гончие не могли меня остановить.
Нога моя долго болела, хотя я и зализывал ее беспрестанно. Пальцы у меня отвалились, а культяпка заросла кожей и шерстью.
Мои мытарства среди людей этим не закончились.
Зимой мы собирались в стаи и тогда делались смелее. Сообща нам легче было добывать корм. Когда скотину ставили на дворах на зимний корм, а нам негде было взять более крупной добычи, мы устраивали охоту за зайцами. Найдя по следу заячью лежку, мы окружали ее и, когда дичь выбегала, кто-нибудь из нас ловил ее. Догнать зайца нам было трудно, и потому мы употребляли для его поимки разные хитрости.
Один раз я шел по заячьей тропе и вдруг провалился в снег очень глубоко. Я попал в волчью яму, вырываемую людьми для ловли зверей.
Стены этой ямы были совершенно гладкие, и я никак не мог вылезти из неё, как ни старался высоко прыгнуть. Долго сидел я в этой ужасной яме и ел снег от голода и жажды. Но вот около ямы появился человек с топором и веревкой. Он сделал из веревки петлю и накинул мне ее на шею. Потом принялся тащить меня из ямы. Когда он вытащил меня, другой человек, с ружьем, подбежал к нему и закричал:
Это мой волк! Не ты рыл яму! Как ты смеешь трогать чужую добычу?
Человек с топором испугался и побежал от человека с ружьем. Я воспользовался этой минутой и, с веревкой на шее, замахал в чащу леса. И на этот раз я спасся от людских козней.
Веревка меня долго беспокоила. Наконец, один умелый и добрый волк мне ее перегрыз.
Да, не легко мне жилось на свете! Всю жизнь меня преследовали и мучили люди. Трудно с ними бороться! У них помощники собаки, у них ружья и всякие страшные орудия ловли, а у меня только зубы да ноги.
V. Рассказ зайца
Вы, медведь и волк, хвастаетесь, что до глубокой старости сохранили свою шкуру, сказал заяц. Между тем, вы сильные, большие звери, и у вас врагов немного. А вот каково нам, зайцам, жить на свете, когда у нас только и защиты, что наши ноги? Кто не обижает зайца? Все хищные звери и птицы преследуют нас. Если же кто из нас ослабеет, то его заклюют даже сороки и вороны. А человек? Разве он оставляет нас в покое? Он одевается в наши меха и ест наше мясо. Он бьет нас из ружья, ставить для нас капканы и разные ловушки, ловит в тенета и травит собаками.
Люди тоже считают нас вредными животными за то, что мы зимой, когда под снегом скрывается трава, гложем кору деревьев и объедаем молодые побеги, а сами-то люди что делают? Они для леса вреднее нас в тысячу раз. Мы обгложем за зиму несколько липок и обстрижём макушки с нескольких кустов орешника, а они сразу вырубают огромные леса, оголяют целые неизмеримые пространства. Они клевещут на нас. Это они погубили леса, а не мы.
Особенно нас не любят садоводы, так как мы в их садах обгладываем клёны, яблони и другие деревья с вкусной корой. Но что же делать! Вредить садам нас заставили сами же люди. Они уничтожили кусты и деревья, которыми мы могли бы кормиться зимой; они запахали те степи, где была такая высокая трава, что мы ее доставали и в снегу. И вот голод заставил нас подходить к их жилищам и воровать у них растения, на выращивание которых они положили свой труд. Но и тут не очень-то поживёшься от них. Они огораживают сады и огороды высокими заборами, окутывают на зиму деревья колючим лапником и можжевельником, так что к дереву и не подберёшься.
Нас так сильно преследуют наши враги, мы так беззащитны, что нас совсем бы уничтожили, если бы мы не были очень плодовиты. Наши самки приносят несколько раз в год по несколько штук зайчат, которые очень быстро становятся взрослыми и сами скоро начинают давать потомство.
Наши матери не отличаются любовью к детям. Родимся мы под каким-нибудь кустиком, и мать нас подолгу оставляет одних, приходя к нам только тогда, когда у неё накопится молоко в вымечках, и она пожелает от него избавиться. Потом, мало-помалу, вовсе отстает от нас и мы, еще малютками, сами начинаем кормиться съедобной для нас травкой.
В детском возрасте мы уж вовсе беззащитны. Тут нас обижают не только хищники, но и разные другие животные, например: ежи, змеи, крысы и разные др. грызуны.
Чем больше мы вырастаем, тем дальше бегаем в поисках корма. Днем мы прячемся в укромном местечке: в лесу под кустом или хворостом, а в поле под нависшим пучком травы или в кочках; кормиться же выходим ночью. Многие растения служат нам пищей, но мы предпочитаем хлебá. Весной мы посещаем молодые всходы овса, а осенью озими. Зимой, когда поля и луга покроются снегом, мы, как я уже говорил, питаемся корой и сучьями деревьев и кустарников.
Зимняя холодная ночь. Воют волки, хохочет филин, жалобно кричит сова. Я голоден и отправляюсь разыскивать корм. Чем сильнее мороз, тем больше я бегаю, чтобы согреться. Но я знаю, что по следам меня могут разыскать и звери и люди и я запутываю свой след. Я бегаю по одному и тому же следу несколько раз, делаю круги, петли, потом опять сдваиваю, страиваю свой след, или малик, как его зовут охотники. Наконец, я делаю огромный прыжок в сторону со своего запутанного следа и ложусь в избранном месте: под кустом, под гребнем наметённого сугроба и, если холодно, зарываюсь в снеговую ямку. На своей лежне я лежу головой к своему следу, сторожу его, зорко гляжу и прислушиваюсь не разыскивает ли меня враг по моему следу. Покоя мне нет никогда. Я не могу крепко уснуть я должен слушать. Потому мне и даны такие большие уши.