Тотчас же за извозчиком поехали следом крытые дрожки без багажа. К этому времени экипажи от гостиниц и даже омнибусы уже разъехались и извозчик, по требованию путешественников стал держать путь не в «Город Гулль», а в «Отель Метлейн».
Вторые дрожки следовали за первыми в двадцати шагах и остановились в некотором отдалении, когда первые подъехали к дверям отеля. Путешественник с маленьким ручным чемоданом вышел из своего экипажа, заплатил кучеру, велел ему ждать и пошел пешком в дверь того же самого отеля.
Там он положил свой крохотный багаж в отведённой ему комнате, прошёл в столовую, велел подать себе поесть, а сам вышел из гостиницы и поехал на телеграф, откуда послал следующую депешу:
«Господину Бартону. Отель Унион, Ганновер».
«Проживал ли граф Корников в Ганновере целый год? Пересмотрите списки приезжих. Спешите сюда как можно скорее. Если я уеду, найдёте в гостинице письмо.
И.»
Затем он вернулся в отель и принялся за заказанный кёльнеру ужин.
Общая столовая была пуста; за одним только столом сидели четверо подвыпивших мужчин, один из которых, празднуя день своего рождения, требовал заплетающимся языком ещё бутылку шипучего рейнвейна. На приезжего они не обратили никакого внимания.
Приезжий ел бифштекс, пил поданное вино и спокойно ждал, пока кёльнер принесет ему книгу для записи приезжающих. В ней он расписался В. Галлингером из Бреславля, путешествующим по своим частным делам, и затем стал перелистывать ее.
Как раз над его фамилией стояли имена его недавних спутников: «Граф Корников с супругою из Петербурга проездом из Ганновера во Франкфурт».
Рукою кёльнера были рядом отмечены номера 6 и 7-й.
Прикажите вас завтра рано будить? спросил портье, когда он окончил свою бутылку и, выкурив сигару, собирался идти ко сну.
Когда отходит первый поезд?
Куда?
В Майнц или Висбаден.
В шесть часов.
А много на этот поезд пассажиров у вас?
О, да, ответил портье, указывая на пометки на доске с именами, номер 5, номер 17 и номер 37 приказали себя разбудить. Прикажете и вас разбудить заодно?
Право, не знаю. Сегодня я что-то с вечера устал. Вероятно я уеду со вторым поездом.
Слушаю-с Кёльнер, свечу в 8-й номер. Спокойной ночи.
Приезжий поднялся в свою комнату и, проходя мимо 7-го, увидел выставленные для чистки пару мужских сапог и пару кожаных женских ботинок. В отеле уже все спали; было уже довольно поздно, да к тому же и поезд опоздал. Галлингер пошёл отыскивать свою комнату.
II. Союзники
Наутро путешественник? расписавшийся Галлингером, не смотря на то, что его никто не будил, проснулся рано утром бодрый и свежий. Когда пробило восемь часов, мужские сапоги и дамские ботинки всё ещё стояли снаружи у двери номера 7 и лишь около девяти часов тамошние жильцы проснулись, а в половине десятого им был подан кофе. Около полудня из номера вышел господин, но один. Дама осталась в номере. Кёльнер рассказал, что дама не особенно здорова и хочет сегодня отдохнуть. Он не осмелился войти в номер и кофе был подан горничной. Вероятно, дама ещё лежала в постели.
Так прошел день. Приезжий точно также не выходил и всё писал в своей комнате, но послал со слугою на почту всего только одно письмо, адресованное «Господам Бартону и Бартону, в Лондон, Флитстрит, 12». Дело в том, что он, по-видимому, весьма интересовался своими соседями: когда вернулся домой господин из 7-го номера, он поставил стул к смежным дверям и с удивительным терпением слушал в течении целого часа происходивший там разговор. Но труды его пропали даром. Слова, которые произносились громко, были самого невинного и безразличного характера, а остальных он почти не понимал.
Обедал он за табльдотом, но жильцов из номера шестого или седьмого видно не было. Дама, очевидно, ещё не оправилась от дороги и оба они обедали в своей комнате.
Тотчас же после обеда он встретил «графа Корникова» на лестнице и этот последний посмотрел на него несколько удивленным взглядом через свои синие очки. Приезжий притворился совершенно равнодушным, не обратив на него никакого внимания и сделав вид, будто вовсе не узнал его.
День прошел, но ни один из путешественников не выказывал поползновения уехать из Франкфурта. Обер-кёльнер, с которым Галлингер беседовал о «красивой, как картинка, молодой женщине», не мог дать никаких сведений. К вечеру, перед приходом скорого поезда Галлингер отправился на вокзал кого-то встретить. Ждать пришлось не долго. Ожидаемый увидел его из окна купе, быстро подошел и окликнул:
Гамильтон! Ну, что новенького?
Мне кажется, что я напал на верный след, г. Бартон, ответил он, почтительно приподнимая шляпу. Где же ваш багаж?
Со мною нет никакого багажа, кроме этого чемоданчика.
Тем лучше. Отправляясь на охоту, не следует отягощать себя излишним грузом. Пойдемте. Извозчик готов.
Не лучше ли нам пройтись пешком?
Далеко будет идти; к тому же и ехать будет безопаснее.
Что же вы открыли? спросил молодой англичанин, когда они уселись на дрожки.
Разговор велся на английском языке.
Я вам сообщу это в коротких словах, ответил мнимый немец. Совершенно случайно мне пришлось проехать две станции в багажном вагоне и я там нашел сундук с надписью на медной дощечке: «Граф Корников».
И вы думаете, что это и есть каналья Корник?
По одному только имени я, пожалуй, не догадался бы, продолжал Гамильтон, но французское слово «Comte» (граф) было вырезано много позднее самого имени. Гравёр не сделал бы его на таком небольшом пространстве, вырезывая одновременно с именем. Точно также видно, что и «ов» добавлено позже.
А приметы владельца сундука совпадают?
И да, и нет. Фигура похожа, но нет тёмно-русой бороды.
Он мог побриться.
Очень возможно. Но у него совсем черные усы и, кроме того, он носит синие очки.
Усы вероятно выкрашены.
Это подозреваю и я. Дама с ним.
Фрейлейн Фалло?
Само собою разумеется, под именем графини Корниковой, если только это те, кого мы ищем. Вы его хорошо знаете?
Как родного брата, Он семь лет служил в доме моего отца и два последних года был главным кассиром и тут-то не знаю, что побудило его, он и совершил эту знаменательную кражу из кассы.
Вероятно его побудила эта молодая дама, сказал Гамильтон, о которой я слышал много недурных вещей. Её настоящее имя Люси Фалло, она дочь портного в Лондоне, но её родители оба уже на том свете. Это были самые заурядные люди. Молодая девушка благодаря своему приличному поведению и тому, что была несколько образована, провела два года в путешествиях с одной знатной семьей, а потом там и сям выучилась музыке. Благодаря всему этому, она попала в дом леди Клив, которая обвиняет ее в краже драгоценностей.
Которые, пожалуй, и лежат в её сундуке, спросил Бартон?
Я чуть-чуть было не подцепил обоих этих сундуков, улыбнулся про себя Гамильтон, но не решился рискнуть на это, не удостоверившись сперва в её личности. Вы знаете эту даму в лицо?
Нет. Я её никогда не видел, отвечал Бартон.
И ничего также не слышали о пребывании графа Корникова в Ганновере?
Ровным счётом ничего. Никто ничего не мог сообщить о нём и его имени нет ни в одной книге для приезжающих. Он мог быть там только проездом и вы вероятно напали на настоящий след. Во всяком случае мы должны будем обратиться к содействию полиции.
Это уже все сделано, воскликнул Гамильтон. Приказ об аресте этой парочки уже у меня в кармане и молодчик со своей дульцинеей не ускользнет из моих рук, если только вы мне дадите доказательство, что это именно они и есть.
Ни за что в жизни не поверил бы я, сказал мистер Бартон, что вы так скоро нападете на след этого обманщика. Все идет, как нельзя лучше. Кстати: сами то вы эту даму видели?
Я ехал с ними в одном купе, засмеялся Гамильтон, и они наверно ни капельки не подозревали, что рядом с ними сидит агент сыскной полиции. Теперь, я думаю, мы уже не расстанемся и долго будем ездить вместе Вот мы и дома. Теперь нам нужно похлопотать о том, чтобы наши пташки как-нибудь не упорхнули от нас завтра ранним утром. Хотите сейчас же занять вашу комнату?
Мне нужно сначала поесть. Я умираю от голода.
Прекрасно. Пойдемте в таком случае в столовую: в этот час она всегда бывает пуста.
Они повернули направо, чтобы войти в залу. Но лишь только Гамильтом положил руку на ручку двери, как дверь отворилась и из неё вышел граф Корников. Окинув обоих быстрым взглядом, он медленно вышел в переднюю и оттуда на лестницу.
Это он, прошептал Гамильтон своему спутнику. Только бы он вас не узнал!
Бартон невольно повернул голову вслед уходившему, но увидел только, как его тощая фигура исчезла за углом, даже ни разу не обернувшись.
Я не уверен, сказал Бартон. Момент был слишком короток и он выдал бы себя каким-нибудь невольным движением испуга или удивления. В этом костюме, в синих очках и с черными усами он так мало напоминает Корника, что мне не пришло бы и в голову заподозрить его. Если только вы не заблуждаетесь В этом деле мы пропустили даром много времени.
Скажите, по крайней мере: разве это не его фигура?
Фигура безусловно его, подтвердил Бартон, но я его знал в лицо, а без подготовки, как вот теперь и при такой быстроте узнать его трудно. В котором часу завтра отходит первый утренний поезд?
Первый в шесть утра.
В таком случае в нашем распоряжении ещё целый день, сказал Бартон. В крайнем случае можно будет задержать его силою. Не лучше ли будет, если мы поедим в нашей комнате?
Теперь он уже вниз не сойдет, сказал Гамильтон. Во всяком случае, вы сядьте спиною к двери и если он ещё раз войдет в залу, то я постараюсь проследить за выражением его лица.
Гамильтон оказался прав. Граф Корников более не появлялся. Окончив ужин, они поднялись этажом выше комнаты Гамильтона и вошили вместе в номер Бартона, чтобы переговорить наедине ещё кое о чём.
Бартон по совету Гамильтона, поданному ещё раньше, записался в книгу для приезжающих под французским именем, ради предосторожности. В свою очередь и сыщик спустился перед отходом ко сну к доске швейцара, чтобы узнать, не приказали ли номера 6-й и 7-й разбудить себя пораньше. Теперь Гамильтон не верил более в случайность: он был убежден, что, если господин, за которым он следил, есть именно тот, которого они ищут, то Бартон при неожиданной и слишком моментальной встрече мог и не узнать его.
III. Улизнул!
Было далеко уже за полночь, когда порядком уставший Гамильтон добрался до своей постели, но не смотря на это, в пять часов утра он был уже на ногах, совсем одетый. Теперь он был уже близко к цели и рассчитывал пожать плоды трудов своих и мог сказать, что время не было им потеряно даром.
Сапоги и башмаки всё ещё мирно стояли за дверью, хотя, по предположению, обладатели их должны были уже быть на ногах ведь они сегодня утром хотели уехать
Нет, нет, господин Корник, усмехнулся про себя англичанину раз вы попались к нам в лапы, мы уж приложим все старания к тому, чтобы вы опять не проскользнули у нас между пальцами.
В этот самый момент из номера 7 раздался звонок. Гамильтон скрылся в свою комнату и оставил дверь полуоткрытой.
Он стал прислушиваться, но не услышал ни одного слова: разговоров не было. Двинули только стулом и послышался звук отпираемой и запираемой форточки и всё среди полного молчания. Уж не поссорилась ли парочка?
Кельнер постучался снаружи в номер седьмой.
Walk in! (Войдите!).
Дверь отворилась.
Do you speak english? (Говорите вы по английски?).
Кёльнер произнес несколько слов так тихо, что Гамильтон не мог разобрать их, но характер их был вероятно отрицательный, потому что сейчас же послышался громкий голос дамы.
So sand somebody with whom lean speak. (В таком случае пришлите кого-нибудь, с кем я могла бы говорить).
Кёльнер (Гамильтон увидел в щель, что это был совсем почти мальчик, не понимавший, чего от него требуют), поспешно спустился с лестницы вниз.
Однако, чорт возьми, куда же девался мистер Корник? Ведь он же прекрасно говорит по-немецки.
Гамильтон испугался. Неужели преступник узнал вчера вечером Бартона и позаботился о своей безопасности? В этом надобно убедиться Но ведь его сапоги дома. Не захворал ли он?
Швейцар, спросил Гамильтон, не знаете ли вы, когда собирается уехать жилец номера седьмого?
Номер седьмой?
Ну, да, граф Корников
Ах, этот господин граф Не могу сказать наверное. Он хотел возвратиться назад сегодня вечером.
Возвратиться?
Ну да. Сегодня в половине второго ночи он уехал с экстра-почтой на горный хребет Таунус.
The devil he is!! (Этакий ведь чорт!) пробормотал Гамильтон про себя. Много взял с собою багажа? спросил он громко.
Один только маленький чемоданчик. Его дама ещё здесь.
Видели вы его, когда он уезжал?
Еще бы! Я и чемодан его укладывал в экипаж.
Когда же, чорт возьми, вы спите?
Я? Никогда усмехнулся швейцар.
Но у Гамильтона, во время разговора со швейцаром, были иные думы в голове. В нисколько прыжков он очутился в комнате Бартона, который уже поджидал его совершенно одетый.
Он удрал: закричал, задыхаясь, Гамильтон. Как следует сгинул. Он вчера узнал вас. Мерзавец исчез со всею требухою.
Что же теперь делать?
Я должен моментально кинуться за ним в погоню, как только вернётся почтарь, возивший его на станцию. Я от него узнаю всё и затем помчусь по новым следам.
Он исчез с Дульцинеей?
Нет, она осталась здесь. Её я передаю вам. Может быть, и у неё хранится частица денег, украденных у вашего отца, а драгоценности наверное, при ней. Вот приказ об аресте Корника вместе с его спутницей. Мне он теперь не нужен, потому что действителен только во Франкфурте. Чертовски досадно обставлено наше дело в Германии, где человек в течение одного только часа может пройти через три удельных государства.
Но каким манером, милый Гамильтон, я могу убедиться, что эта барыня есть именно пресловутая девица, фрейлейн Фалло? Бегство графа, если только он действительно бежал, очень досадная вещь и я боюсь, как бы мы не сбились с настоящего пути, но с другой стороны выйдет очень некрасиво, если мы с вами заблуждаемся, выслеживаем вместо жуликов, честных людей и причиним неприятностей ни в чем неповинной женщине.
Об этом не хлопочите! усмехнулся Гамильтон. В том, что я, сняв скорлупу с графа Корникова, доставлю вам самого настоящего Корника будьте спокойны. А эта молодая и действительно, прелестная особа, которая живет с ним, совсем не от любви висит у него на шее. Их ещё раньше связало между собою общее преступление. Нет, теперь я хлопочу лишь о том, чтобы она не ускользнула как-нибудь из наших рук, подобно тому, как непостижимым манером выскользнул из моих рук главный мошенник. И если я его снова не изловлю, то это будет срам. У меня ещё не пропала надежда: я хорошо знаю молодца, я всмотрелся в него и если он сбреет свои черные усы и снимет синие очки, то он все равно очутится в моих руках ранее, чем догадается об этом.