Сколько можно тебя прощать? Ты каждый раз говоришь, что исправишься! И каждый раз у тебя последний. Ты постоянно винишь себя в произошедшем, но никогда не изменишься. Вадик, пойми, отношение порождает отношение. Как ты ко мне относишься, так и я буду. Мне тяжело. Я езжу на сессию, денег мало, иногда приходится голодать Вечные переезды, трудные экзамены И еще ты со своими выкидонами! А ведь я беременна! Как ты можешь так себя вести?! Это не позволительно! Как ты можешь?! начинали слезиться мои глаза.
Когда я кричу, он обычно молчит. Так было и в этот раз. Сначала он сидел с поникшим видом, а потом просил прощения: говорил добрые слова, смотрел виноватыми глазами на меня и снова просил прощения.
Вдруг неожиданно взялся за приборку: помыл полы и посуду, вынес помойные вёдра и даже приготовил поесть На часах было три утра. Я простила.
***
Несмотря на то, что я так поздно легла спать, проснулась в одиннадцать. Окинула взором комнату на окнах был узор. Значит, на улице мороз
Встали. За стеклом светило солнце, а муж уже топил печь. Вроде, все устаканилось. Мы с Вадиком вместе. День хороший. Все сделано приготовлено. Все живы-здоровы, но все равно, что-то не то А что? Никак не разберу Может, кажется просто?
Вадь, что-то у меня предчувствие нехорошее какое-то
Какое?
Будто что-то произойдет
Да перестань! Что может случиться?
Ну не знаю А вдруг я рожу сегодня?
Смеешься? Тебе еще месяц ходить. Вот у меня так, кажется, температура
Дала ему градусник, измерили и точно 38 и 5.
Ладно, сиди дома, топи печи Я в аптеку сгоняю.
Хорошо, любимая. Ты потихонечку
На улице подмораживало. Я надела теплые рейтузы под штаны, вязаный джемпер поверх старой водолазки, а на ножки носки из собачьей шерсти. Теперь не замерзну!
У выхода у меня затянуло живот и будто что-то вылилось из меня. «О, Господи Что это? Неужели уже недержание» подумала я. «Вадя, у меня, кажется, воды отходят», сказала я мужу. «Да что ты выдумываешь?! Какие воды? Восьмой месяц! Успокойся! Показалось, наверно» успокаивал он меня. «Думаешь?.. Ну, раз так я пошла», хлопнув дверью, ответила своему благоверному и выбежала на улицу.
Снег хрустел под ногами, а мои зрачки расширялись от страха и удивления. Из меня текла вода. «Нет-нет-нет. Только не сейчас. У меня завтра последний экзамен. Нет-нет-нет. Мне кажется. Сейчас все пройдет», успокаивала я себя. Большими шагами пошпарила к маме. Влетаю в прихожую и говорю: «Мам, или у меня с головой не в порядке, или я рожаю!»
А что случилось? С чего ты взяла? её затрясло от волнения.
Как с чего? Воды отошли! Вот с чего!
Танька, беги с Машей в больницу! быстро скомандовала мать.
Мы с сестрой шли по городу. Я помню, было 19-е декабря. На главной площади уже стояла ёлка. Люди спешили кто куда, а мы неслись в роддом.
«Вот, привела вам!» сказала Танюха медсестре, вышедшей к нам навстречу. Меня потряхивало от страха я всегда боялась неизвестности. «Проходи, не бойся», встретила меня акушерка. «Болит что-нибудь?» спрашивала она у меня.
Нет, ничего Абсолютно ничего, отвечала я.
Ну, подожди, скоро начнется успокаивала меня акушерка.
Мне выдали большой, дырявый халат, который по идее должен быть с поясом, но предыдущая роженица его потеряла, и поэтому мне приходилось все время его запахивать. На ноги надели тапки сорок последнего размера, когда у меня тридцать шестой. Как в армии прямо!..
Помню, мама учила, когда воды отойдут не садись, ходи, быстрее родишь. Так больше и не присела. Маленькая стрелка часов остановилась на тройке, а большая пробежала ещё две цифры. Медики в своих документах записали: «Поступила в 15.25». В коридоре за столиком сидела акушерка, которая в это время осталась на смене одна Хотя нет, еще санитарка была. Но она не в счет весьма тугоухая и нерасторопная женщина. Я ходила взад и вперед, взад и вперед по коридору, каждый раз натыкаясь на свою акушерку Людмилу Владимировну, пока та не сказала: «Да посиди, ты, наконец!»
А можно? удивившись, поинтересовалась я.
Конечно, можно! У тебя даже еще схваток нет. Хотя странно. Сейчас мы что-нибудь придумаем она порхнула в кабинет в своем белом халате.
Мне сделали несколько стимулирующих уколов, и процесс, как говорится, пошёл. Все заныло, заболело, но, видимо, у моего организма есть защитная реакция смех! Мне больно, а я смеюсь, песни пою. Схватка начнется постою, подышу, прошла снова смешно. Санитарка, проходя мимо меня с эмалированным ведром, обернулась: «Ну, эта еще долго не родит! Всё-т смешно, вот, погоди, скоро не до смеху будет!»
И, правда, скоро стало совсем не до смеху.
***
На протяжении схваток меня периодически приходил проверять мой врач-гинеколог. Мужчина невысокого роста, с сильными руками и черными, как уголь, глазами. Его на приеме всегда хвалили. Мол, внимательный такой, добрый, учтивый. А я все равно стеснялась, всегда думала: «Господи, хоть бы не у мужика рожать! Со стыда ведь сгорю! И вот на тебе пожалуйста! Владимир Анатольевич! Собственной персоной! Ну что, Маруся? Стыдно? Нет? Не до этого? Не до этого!»
Посмотрите, Владимир Анатольевич, как там? завидев его в дверях своей палаты, попросила я.
Он уложил меня на кушетку и запихнул пальцы туда Я почувствовала боль, а он сухо констатировал: «Все идет по плану». А потом обратился к акушерке: «Вызовете меня часа через два».
В моей голове даже не промелькнула мысль: «Почему именно через два?»
Я продолжала балансировать по коридору и считать половицы. Замечала, что в некоторых местах они расходятся, а многие доски так и вообще прохудились и не мешало бы их заменить
Схватки шли за схваткой и всё учащались и учащались. Теперь у меня появилось новое занятие я должна была засекать время между ними, а также их продолжительность и об этом сообщать Людмиле Владимировне. Это разнообразие внесло в мою жизнь оживление. И причём не только в мою, но и в жизнь медицинского персонала.
В перерыве, когда я могла дышать спокойно, умудрялась говорить по мобильнику, обзванивая всех родных и близких мне людей. Сразу скажу, что муж мне не поверил, что я в роддоме, и решил, что я, как обычно, прикалываюсь, сказав при этом, что на мои шутки «больше не ведётся», пока ему не позвонила моя мама и не сообщила об этом в другой форме, на что он испуганно ответил: «А что делать мне?»
Мама предложила ему короткий план действий, который уместился в одном слове: «Ждать»! Он же названивал мне и пытался как-то подбодрить и успокоить. Схватки учащались. Я выключила телефон.
Людмила Владимировна, я в туалет хочу! Ой-ё-ёй, как хочу! проговорила я скрепя зубами от боли.
Сильно хочешь, говоришь?.. Да? подошла она ко мне.
Да! Очень сильно хочу! держалась я за металлическую спинку кровати.
«Зинаида!» крикнула санитарку Людмила. «Зинаида-а-а», позвала ее снова она. Та, как обычно, ничего не слышала. «Зинаида!» со злостью в голосе прокричала в третий раз акушерка. «Ну, наконец-то! Где ты ходишь?!» высказала откуда-то появившейся Зинке Людмила Владимировна.
Простите, я не слышала, оправдывалась та перед нами.
Не до твоих объяснений. Готовь роженицу! кинула ей акушерка.
Зинка притащила мне синие бахилы на ноги, такого же цвета сорочку и шапку. По кой леший мне ваша шапка?! У меня волосы и так в косу убраны
На чем рожать будешь? На кровати или на кресле? приподнимала брови Людмила.
На кресле. На нём ведь легче? с надеждой в голосе проговорила я.
Наверно, легче. Попробуй, раздвигая его, соглашалась со мной акушерка.
И вот картина маслом. Лежу я на этом кресле. Зинка мне чулки какие-то натягивает, Людмила ногу держит, да приговаривает: «Тужься-тужься». А я и не понимаю: «Неужели сейчас всё начнётся» Я как на это кресло забралась, мною такое спокойствие овладело, будто ничего мне больше и делать не надо. Все. Баста. Лежу помалкиваю. От схваток устала уже. А акушерка опять за свое: «Тужься, Маша. Пробуй!» Санитарка мне под голову положила свою руку. Костлявую. Тонкую. Мне неудобно жуть! А сказать ничего не могу и пошевелиться тоже не могу боль дикая!
Влетает мой любимый гинеколог! Мужчина! О, как я тебя ждала! Оказывается, я тебя ждала.
Почему не позвонили?! Я как чувствовал, что раньше начнется! Как чувствовал! Так, Маша, теперь ты поступаешь в мое распоряжение! Приказы здесь отдаю я, твоя задача их четко выполнять! Если будешь что-то делать не так буду орать, ругаться и топать ногами.
Орите, мне-то что. Я к этому привычная, у меня мама такая же как будто само собой разумеющееся приняла я его слова.
Гинеколог оттолкнул капарукую санитарку, обхватил меня где-то под руками и подтащил наверх. «О, Господи, спасибо, что ты послал мне на роды мужчину! Сильного! Уверенного! Его уверенность передалась и мне!» именно так я думала в тот момент.
«Маша, Маша Отдышись! Отдышись и начинай сначала!» говорили мне мои родильные помощники. А я запыхалась вся. Ведь и знаю, что вверх тужиться нельзя, а разве, когда выбьешься из сил, сможешь делать так, как надо? Вот и я не смогла. Лежу, и кажется, что голова сейчас лопнет, а глаза так и вылезут из орбит. Ну, думаю, и видок, наверно, у меня сейчас. Я взяла да и глазоньки-то свои прикрыла А они такие горячие, что веки жжет!
«Маша! Машенька! Машуня!» кричал меня врач. Напугался. Видно, подумал, что сознание потеряла А я глаза открыла, да и спрашиваю нагловатым тоном: «Ну, чего? И глаза уж нельзя закрыть?!» «Ф-фу, выдохнул гинеколог. Ты и здесь в своем репертуаре. Маша, ты без шуточек вообще можешь? Давай тужься, недолго уже осталось». Тужиться-то я тужусь, а вот дыхания-то мне не хватает. Знаю, что носом нужно дышать, а ртом-то удобнее!
«Не дыши ртом! заорал на меня врач. Не дыши! Кому говорю, не дыши!» Закрыл он мой рот своей огромной пятерней и не отпускал, пока головка не показалась
«Давай, Машуня, брюнетку родишь! Давай-давай! Ты сможешь!» говорил мне врач. На мгновение мне показалось, что не смогу. Нет сил. Закончились. Но всё-таки я взяла себя в руки и решила сделать последний рывок порвусь, так порвусь! Будь что будет! Мои ноги держали врачи и тянули их в разные стороны. Но моей силы было больше! Непроизвольно ноги притягивались друг к другу, и акушерка выпалила мне: «Ну и сильная же ты, Маруся»! «Так ведь я ж не специально», поникла я. «Ещё бы ты делала это специально», со смехом выпалила Людмила.
«Э-э-э-э!» только и вырвалось из моей груди. Я поняла, что все-таки без разрывов не обойдется, и выдохнула так, как только хватило сил. Что-то большое прошло через меня и выплыло дельфином наружу. Родила. Но что же? Почему она молчит? Малышку унесли на другой стол. Он был подальше от меня.
«Дыши, дыши! Ну, малютка!» хлопала новорожденную по попке и ножкам Людмила Владимировна. Сердце стучит, а не дышит! У меня всё как в тумане. Только слышу голоса: «Ну что ж ты! Ну, давай!» Зинка стояла в полуобморочном состоянии: такое ощущение, что она видит новорожденного в первый раз. Я молчала. Смотрела на акушерку, пытающуюся что-то сделать с моим ребенком, и молчала. Я выбилась из сил. Гинеколог вспомнил про меня и спросил настороженным голосом: «Укол делали?»
Какой? еле слышно произнесла я.
Всё с тобой понятно.
«Зинаида, неси укол! Зинаида! Зинаида! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Ты долго будешь стоять?» кричал на санитарку мой любимый врач. Та метнулась за лекарством. «Держи жгут! Держи жгут! Я сказал, жгут держи!» снова говорил он Зинаиде. Владимир Анатольевич ввел мне лекарство для сокращения матки. «Отпускай! Отпускай! Господи! Что за дурра?! Жгут отпускай! слышала я сквозь пелену, стоящую перед глазами. Ну, всё Теперь синяк будет!»
Гинеколог снова убежал к моей девочке. Она все не дышала. Какой-то трубочкой он прослушал ее сердце оно четко отбивало такт.
Странно Почему она не дышит?..
Малышке моей процедуры какие-то делают восстанавливающие, а я лежу на столе, трясусь как осиновый лист то ли от перенапряжения, то ли от избытка нервов не знаю.
«Несите дыхательный аппарат! слышу я. Чёрт! Розетка не подходит!» После этих слов у меня онемели руки. Откуда-то прибежало много-много врачей, или мне так показалось в тот момент, что их было очень много. Мою малютку унесли в другой кабинет, я осталась наедине со своими мыслями и чувствами. Я дрожала от каждого шороха, прислушивалась к шагам, которые неслись из коридора, боялась, когда открывались двери в мою палату. И тишины я тоже боялась. Я не знала ни одной молитвы, и молилась своими словами. Я просила Бога, чтобы моя девочка выжила. И тут вспомнила утром по телевизору показывали сюжет о Николае Чудотворце, будто б сегодня, 19 декабря, у него день памяти!
«Николай Чудотворец, помоги! Спаси! Прошу тебя!» кричала я без слов. Хотите верьте, хотите нет совпадение это, мастерство врачей или промысел божий, но девочка закричала! В палату вошла акушерка и сказала: «Маша, девочка дышит самостоятельно, двигается, глазки открыла, но ничего обещать не могу» Было такое ощущение, что после этих слов я и сама ожила, правда, въелось в сознание это зловещее «ничего обещать не могу». «А реанимацию вызвали?!» спохватилась я. «Конечно, вызвали! Едут уже!» таков был ответ на мой вопрос.
В родовую, где я до сих пор лежала с растопыренными ногами и льдом на животе, вошла тугоухая санитарка.
Зинаида Зинаида Зинаида!!! пыталась я до неё докричаться.
А? Что? полоротая женщина посмотрела на меня.
Подайте мне, пожалуйста, мой мобильный телефон, тихо попросила я её.
Что? не понимала она.
Подайте, говорю, телефон! с раздражением сказала я.
А! Телефон! Вот возьмите, она протянула мне его.
Я включила свой мобильник мне сразу наприходила куча непринятых вызовов, и я выбирала из списка контактов, кому позвонить В это время зашел Владимир Анатольевич, и спросил добрым голосом: «Ну, кого радуем?»
Радуем? Да разве радуем?.. Она же не дышит лежа на медицинском кресле, всхлипывала я.
Как это не дышит? Она вон розовенькая у тебя вся лежит, сама дышит, ручками-ножками двигает! Ты, что, Машуня?! Всё будет хорошо. Дай-ка я тебя посмотрю, а то с этой беготней все про тебя и забыли, подошёл он ко мне.
О-о-о, да тут придётся зашивать нахмурив брови, произнёс гинеколог.
Что? Правда? с видом испуганного ребенка спросила я.
Что ж я тебя обманывать, что ли, буду? Сказал «надо», значит надо!
Ну, раз надо, штопайте! пыталась я шутить.
Он провёл мне антисептиком по ране. Я вскрикнула.
Что ж ты кричишь-то? Рожала ни звука не проронила, а тут что?
Так щиплет очень. Больно же жаловалась я.
Я слышала, как скрипела иголка, прокалывая мою кожу, но было не больно. Было терпимо. Врач ушел.
Але, мама! Ма-ма! сдавленным голосом произносила я.
Ну, как ты, доченька? Я звоню у тебя все выключено. Что с тобой? Родила? Ну, не молчи! встревожено твердила мать.
Да, мама, родила Только она не дышит. То есть не дышала сначала, проглатывая ком горечи, отвечала я.
А сейчас дышит? Сейчас дышит? Ну?! Не молчи! Ма-ша! Не молчи!
Дышит, мама, дышит. Только врачи ничего не обещают. Говорят, что это ненадолго. Мама плакала я.
Так! Не переживай! Все будет хорошо! Сама говоришь дышит! Это самое главное. Сколько вес? Рост?
Мама! Какой вес? Какой рост? Её еле откачали! бросила я трубку. Очень хотелось заплакать, но я не могла себе этого позволить. За мной пришла Людмила Владимировна и перевела в послеродовое отделение. На улице была ночь. В палате стоял сумрак. Где-то в углу горела тусклая лампа, и ее свет падал на темно-зеленые стены палаты. В этом помещении я была не одна. Там лежала женщина с ребенком. Меня бросало в дрожь от того, что рядом с ней в малюсенькой кроватке находился младенчик, а рядом с моей кроватью стояла пустая люлька.
Как только я присела на кровать, почувствовала, что она сейчас же сломается. Медные пружины отпустили меня почти до пола, а потом подкинули вверх. «Ёпт!» вырвалось из моих уст. «Машка, ты что ли?» послышалось с другой кровати.
Я А ты кто? вглядывалась я в туманную видимость.
Ты что? Не узнала меня что ли? выглянула она на свет.