Но кувшин вовсе не плох, защищался Гораций. Если вы припомните, вы сами сказали, что форма его незаурядна. Почему он не стоит этих денег или даже дороже?
Для коллекционера, может быть, сказал профессор со своей обычной любезностью, а вы не коллекционер. Нет, я могу только назвать это бессмысленной и предосудительной тратой денег.
Ну, так сказать по правде, заявил Гораций, я купил его с той мыслью, что он, может, заинтересует вас.
В таком случае вы ошиблись, сударь. Он меня не интересует. Да и чем для меня интересен металлический сосуд, о котором нельзя доказать, что его не отлили в Бирмингеме на днях?
Найдутся и доказательства, сказал Гораций, какая-то печать или надпись, выгравированная на крышке. Разве об этом я не упомянул?
Нет, вы ничего не говорили о надписи, ответил профессор с несколько большим оживлением. А какая надпись? Арабская? Персидская? Куфская?
Я этого не могу сказать она почти сгладилась странные треугольные отметки, вроде птичьих следов.
Что-то похожее на клинообразные письмена, сказал профессор, которые могли бы указывать на финикийское происхождение. А так как я не знаю восточных медных изделий ранее девятого века нашей эры, то должен бы счесть ваше утверждение явно невероятным. Все-таки я хотел бы иметь возможность как-нибудь лично осмотреть сосуд.
Когда вам угодно, профессор. Когда вы можете пожаловать?
Ну, я так занят весь день, что не могу назначить наверное день моего возможного прихода к вам в контору.
Теперь и мои дни будут достаточно заполнены, сказал Гораций, и вещь эта не в конторе, а у меня на квартире, на площади Викентия. Почему бы вам всем не пожаловать запросто к обеду как-нибудь на следующей неделе? А потом вы, профессор, могли бы спокойно рассмотреть надпись и узнать, что это, в сущности, такое. Ну, скажите, что вы согласны!
Он страстно хотел иметь возможность принять Сильвию у себя на квартире в первый раз.
Нет, нет, сказал профессор, я не вижу причины, зачем бы вам нянчиться с целой семьей. Могу зайти один как-нибудь вечером, и взглянуть на горшок.
Спасибо, папа! вставила Сильвия. Ведь и мне бы хотелось пойти и услышать, что вы скажете о Горациевой бутылке. И я просто умираю от желания видеть его комнаты. Я думаю, они роскошны.
Надеюсь, заметил ее отец, что они далеко не соответствуют такому предположению. А если бы это было так, я счел бы это весьма неудовлетворительным показанием насчет характера Горация.
Там нет никакого великолепия, уверяю вас, сказал Гораций. Правда, я их отделал и меблировал за свой счет, но совершенно просто. Я не был в состоянии истратить много на это. Приходите и увидите. Я хочу устроить маленький обед в ознаменование моей удачи Так хорошо, если вы все придете.
Если мы придем, не сдавался профессор, то с условием: что вы не будете устраивать изысканный банкет. Простая, обыкновенная, здоровая пища, хорошо приготовленная, вот какая у нас была сегодня, это совершенно достаточно. Если будет иначе, я увижу в этом тщеславие.
Милый, милый папочка, протестовала Сильвия в отчаянии от этого диктаторского тона. Право, ты можешь предоставить все это Горацию.
Дорогая моя, Гораций понимает прекрасно, что я, говоря так, относился к нему, как к предполагаемому члену нашей семьи.
Тут Сильвия сделала незаметную гримасу.
Ни один молодой человек, который собирается жениться, не должен предаваться расточительности только на основании своих надежд на будущие блага, которые, несмотря на все, что он может рассказывать, сказал профессор весело, могут не оправдаться. Наоборот, если его чувство искренне, он будет делать как можно меньше трат, откладывать каждую копейку, какую может сберечь, чтобы не подвергать любимую девушку пытке долгого ожидания. Другими словами, самый верный жених будет самым бережливым человеком.
Я вполне понимаю, сказал Гораций добродушно, что было бы глупо с моей стороны хлопотать об изысканном угощении уже по тому одному, что мою хозяйку хотя она хорошо готовит простые кушанья нельзя назвать поварихой. Так что вы можете пожаловать к моему скромному столу безо всяких опасений.
Прежде чем он ушел, был приблизительно назначен день для предполагаемого обеда в конце следующей недели, поэтому Гораций возвращался домой как будто не шел по твердой каменной мостовой, а летел по воздуху, касаясь звезд своей поднятой головой.
На другой день он побывал в Лингсфильде и познакомился со всем семейством Вакербасов, которые все страшно интересовались будущим деревенским домом. Местоположение было такое, что лучшего не мог бы пожелать и самый взыскательный архитектор. Он вернулся в город в тот же вечер, проведя приятный день и достаточно узнав не только требования своего клиента, но еще важнее, требования его жены и дочерей, таким образом, он был в состоянии начать вычерчивать планы на следующее утро.
Прошло немного времени после его возвращения домой, и он все еще находился под приятным впечатлением понятливости, с которой Вакербасы оценили и приняли его предложения и наброски, как вдруг его поразило явление, которое было столь же неприятно, сколь неожиданно.
Стена перед ним расступилась, как туман, и сквозь нее проникла, благосклонно улыбаясь, зеленая фигура джинна Факра-ша-эль-Аамаша.
6. Ненужные богатства
Вентимор так убедил себя, что освобожденный джинн был только созданием его собственной фантазии, что, вздрогнув, стал тереть глаза в надежде, не обманули ли его они.
Пригладь главу твою, о милосердный и достопочтимый, сказал гость, и соберись с духом, чтобы внять благовести. Ведь это воистину я, Факраш-эль-Аамаш, кого созерцаешь.
Я я очень рад вас видеть, сказал Гораций сколько мог сердечнее Чем могу служить вам?
Ничем. Разве не оказал ты мне величайшую услугу, освободив меня! Вырваться из сосуда приятно! И моим освобождением я обязан тебе!
Значит, все была правда! Он в самом деле освободил пленного гения или джинна или как его там? из той бутыли! Он знал, что теперь не спит, хотя желал бы, чтобы это оказалось сном. Впрочем, раз уж так вышло, то лучше всего было принять довольный вид и как-нибудь убедить это нелепое существо, чтобы оно исчезло и оставило его в покое.
О, это пустяки, мой дорогой, сказал он. Не думайте больше об этом. Я как будто вас понял, что вы хотели отправиться в путешествие в поисках Сулеймана?
Я был и вернулся. Я посетил различные его владения, надеясь случайно услышать о нем, но воздержался от прямых расспросов, чтобы ими не возбудить подозрений и чтобы Сулейман не узнал о моем освобождении прежде, чем я добьюсь свидания с ним и вымолю у него прощение.
О, это вряд ли могло случиться, сказал Гораций. Если бы я был на вашем месте, то сейчас же вернулся бы и продолжал бы странствовать, пока не нашел бы Сулеймана.
Мудро было сказано: «Не проходи мимо двери, не постучав в нее, дабы, по несчастью, за ней не оказалось то, чего ты ищешь».
Именно, сказал Гораций. Осмотрите каждый город внимательнее, дом за домом, и не пренебрегайте ни малейшим указанием. «Если сразу нет удачи, снова, снова начинай», как учит один из наших поэтов.
«Снова, снова начинай!» повторил джинн с почти безумным восторгом. Поистине божественно одарен был тот, кто сложил подобный стих.
Он имеет великую славу мудреца, сказал Гораций, и этот его стих считается одним из самых удачных. Не думаете ли вы, так как Восток довольно густо заселен, что чем скорее вы последуете совету поэта, тем выйдет лучше?
Может быть, это так, как ты говоришь. Но знай, о, сын мой, что где бы я ни странствовал, я никогда не перестану измышлять, как бы получше вознаградить тебя за твою ко мне благосклонность. Потому что благородно было сказано: «Если бы я обладал богатством и не был щедрым, пусть моя голова никогда бы не поднялась».
Мой добрый друг, сказал Гораций, поймите, пожалуйста, что если бы вы предложили мне награду за за простую вежливость, то я должен был отклонить ее.
А разве ты мне не сказал, что сильно нуждаешься в заказчиках?
Так было в то время, сказал Гораций, но с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас в последний раз, мне попался такой, что лучшего я и не желаю.
Я поистине радуюсь, слыша это, ответил джинн, ибо этим ты показываешь мне, что мне удалось оказать тебе первую услугу, которую ты потребовал.
Гораций с горестью принял такую весть она задела его гордость; сначала он мог только с трудом прошептать:
Вы вы послали его ко мне?
Я, и никто другой, сказал джинн, сияя от удовольствия, ибо в то время как я, незримый людьми, кружился в воздухе, решив заняться твоим делом прежде, чем искать Сулеймана (мир ему!), я случайно подслушал, как одно человеческое существо цветущей внешности громко сказало на мосту, что желает воздвигнуть для себя дворец, но не может найти зодчего. Тогда я, заметив тебя издали у открытого окна, перенес его туда в передал в твои руки.
Но он знал мою фамилию у него была в карманах моя карточка! сказал Гораций.
Я снабдил его ярлыком с обозначением твоего имени и жилища, чтобы он не оказался несведущим.
Ну, слушайте, г. Факраш, сказал несчастный Гораций, я знаю, вы действовали с добрым намерением, но иногда больше не делайте ничего подобного! Если бы мои собратья по профессии как-нибудь узнали об этом, меня обвинили бы в нарушении профессиональной этики. Мне и в голову не приходило, что вы предоставите мне клиента таким путем, иначе я бы не допустил до этого.
Это была ошибка, сказал Факраш. Но ничего! Я отменю все это и придумаю другие средства послужить тебе.
Гораций простонал. Отменить это! Как же можно все это расстроить без явного скандала?
Нет, нет, сказал он. Ради Бога, оставьте все как есть, а то напортите еще более. Простите меня, дорогой г. Факраш, я боюсь, что кажусь неблагодарным, но я так был поражен. И в самом деле, я вам чрезвычайно обязан. Хотя способ, который вы употребили, был был немного некорректен, вы все-таки оказали мне огромную услугу.
Это ничего, сказал джинн, в сравнении с теми услугами, которые я надеюсь оказать такому великому благодетелю.
Нет, право, вы не должны стараться сделать еще что-нибудь для меня, настаивал Гораций, чувствуя необходимость раз и навсегда пресечь все дальнейшие попытки джинна к оказанию ему благодеяний. Вы уже достаточно сделали. Ведь благодаря вам мне поручено строить дворец, вследствие чего я долгое время буду очень занят и счастлив.
Значит, сыны человеческие очень любят тяжелый труд? спросил изумленный Факраш. У джиннов это совсем не так.
Я люблю свое дело ради него самого, сказал Гораций. А кроме того, приведя его к концу, я получу много денег, что особенно важно для меня теперь.
А почему, сын мой, ты так желаешь себе богатства?
Потому что, сказал Гораций, кто недостаточно обеспечен в наше время, тому нельзя жениться.
Факраш улыбнулся со снисходительным состраданием.
Как превосходно сказал один из древних: «Кто вознамерился жениться, подобен человеку, опускающему руку в мешок, где сидят много тысяч змей и один угорь. Однако же, если так решит рок, то он может вытащить угря». Ты благообразен и находишься в тех летах, когда естественно желать любви девицы. Итак, мужайся духом и гляди весело: возможно, что когда у меня будет больше свободного времени, я найду тебе подругу, которая порадует твое сердце.
Пожалуйста, не беспокойтесь и не ищите для меня ничего подобного! поспешно сказал Гораций, мысленно представляя себе какую-нибудь беспомощную и оскорбленную незнакомку, существо, кинутое в его жилище, как мешок с углем. Уверяю вас, я предпочту найти себе жену обычным путем, что я и надеюсь вскоре сделать благодаря вашей доброте.
Разве есть уже какая-нибудь дева, по которой томится твое сердце? Если так, не бойся назвать мне ее имя и жилище, и я достану ее для тебя.
Но Вентимор уже ознакомился с восточными методами джинна и усомнился в его такте и скромности по отношению к Сильвии.
Нет, нет, конечно, нет. Я говорил вообще, сказал он. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, но я хочу дать вам понять, что я и так слишком награжден. Вы меня поставили на путь к славе и богатству. Если я их не добуду, то виноват буду сам. Во всяком случае, от вас мне больше ничего не нужно. Если вы думаете найти Сулеймана (мир ему!), то вы должны совсем удалиться на Восток, потому что, без сомнения, здесь его нет. Вы должны посвятить все свое время этому делу, быть как можно спокойнее и не терять мужества, какие бы до вас ни дошли вести. Но самое главное: не тревожьте себя мыслями обо мне или о моих делах.
О ты, премудрый и красноречивый, сказал Факраш, твой совет превосходен. Итак, я удаляюсь. Но пусть я выпью кубок погибели, если не буду полон мыслями о твоем благодеянии.
Говоря так, он сложил ладони над головой, его ноги начали проваливаться сквозь ковер, и он исчез.
«Слава Богу, думал Вентимор, он понял наконец. Кажется, больше я его не увижу. Чувствую себя неблагодарным животным, потому что говорю так, но ничего не могу поделать. Не могу выносить благодеяний какого-то джинна, который сидел в отвратительной медной бутыли со времен Соломона, вероятно, имевшего достаточные основания, чтобы закупорить его туда».