Драгоценные камни. Сгустки мистической материи, безотказные проводники иных сил. Благословение и проклятие. Тайна их до сих пор не была разгадана, но совершенно ясно одно: только посредством минералов возможна человеческая магия самая действенная, самая мощная и как же иначе самая разрушительная магия. И люди ни за что не выпустят из рук случайно доставшийся им инструмент, до неузнаваемости изменивший мир однажды и навсегда.
В городах царила особая атмосфера, особая дурная энергетика. В городах скапливались множества драгоценных камней а может, сами города росли вокруг минералов, быстро, как ажурная гипюровая плесень на хлебе. И те, кто мог видеть, видели, что воздух грязен и сер от беспрерывного мельтешения их вибраций. Фон постоянных излучений стоял плотно, словно дым, поднимаясь мощно и широко, точно океанская волна.
Из-за высокого порога восприимчивости в городах Себастьян страдал, словно музыкант на крикливом базаре. Какие-то звуки были особенно резкими, громкими, неприятными, но в целом активность минералов ощущалась как шум, давила, как монотонный рокот крови в ушах. Каждой клеточкой тела сильф чувствовал совокупность их общей массы и в невероятной какофонии различал голос каждого в отдельности. И, подобно всем живым существам, не мог не резонировать с этой дьявольской музыкой. С одной лишь разницей: Себастьян осознавал, что именно происходит. Это знание не приносило счастья.
Минералы отзывались большинству ювелиров, но на этом ментальная сила их заканчивалась: увы, ее было недостаточно, чтобы заклинать. Истинными, полновластными хозяевами мира могли считаться только маги могущественные заклинатели драгоценных камней.
Времени прошло порядочно, но след Софии еще не остыл в сумерках. Минералы в браслете Себастьяна помнили прикосновение чужой руки и жгучую метку, которую оставили.
Ювелир глубоко вдохнул и на несколько мгновений замер. Ночь стояла тихая, почти сказочная. Темнота просвечивала иным: приглядевшись, можно было заметить в воздухе мельчайшие частицы потустороннего, светящуюся пыльцу, флуоресцентную зеленоватую взвесь, прерывистой тонкой дорожкой уводящую куда-то далеко, прочь от «Старой почты». Конечно, если смотреть особым зрением. Еще час-полтора, и ненадежный след, как ветхая ткань, расползется на лоскуты, растворится куском сахара в чае.
Быстрым бесшумным шагом Себастьян пошел по следу. И почему ей было не остаться в гостинице? Проще и безопаснее. Но, похоже, София никогда не выбирала варианты, которые проще и безопаснее а может, просто денег не оказалось на ночлег? Наемник покачал головой. Так или иначе бродить в одиночку по ночным трущобам Ледума либо дурость, либо уверенность в себе, граничащая с сумасшествием. Причем уже по другую сторону границы.
Бирюзовая дорожка петляла между домами, пугливо перекидываясь с одной узкой улочки на другую, как след зайца в вымороженном зимнем лесу. София или параноидально опасалась слежки, или попросту заблудилась и не понимала, куда идти. Себастьян даже не знал, что глупее, размышляя над этим прелюбопытным вопросом.
Внезапно внимание его привлек отдаленный шум. Похоже на припозднившуюся гулянку или хмельную драку, которая обыкновенно следует за ней. Себастьян почти не удивился, мысленно сопоставив свое направление и сторону, откуда доносился гомон.
Они совпадали.
Ускорив шаг, ювелир практически побежал, опасаясь успеть лишь к развязке. Однако спектакль, похоже, только-только начинался.
Их было пятеро, в руках у одного всего-навсего нож. Наверняка и остальные вооружены чем-то подобным, но не видят необходимости сейчас пускать оружие в ход. Какая-то местная шпана. Окружив насмерть перепуганную девицу, они что-то пьяно горланили, смеялись, даже не скрывая намерений. Да и кого им тут бояться? Наверное, важные шишки в своем маленьком бедном районе на самой окраине большого Ледума. И не предполагают даже, что кто-то решится им помешать.
Искаженная! вдруг выкрикнул один из них, и голоса на миг стихли. Потом зашумели снова, но веселости в них осталось немного, зато появилась брезгливая, слепая ненависть и щепотка страха.
Извечная человеческая враждебность к иным была сильна. Быстро же здесь вычисляют чужаков! Нюх у них, что ли, на это дело? Впрочем, у Софии ее маленькая проблема разве что на лбу не написана.
Себастьян задумался. С одной стороны, нет его вины и ответственности в поступках других людей. Ни в беспечности и самонадеянности его новой знакомой, ни в жестокости здешних грабителей. Пять золотых, по одному на каждого, не состояние, конечно, но на недельку-другую сытой и хмельной жизни по их меркам должно хватить с головой. Понятно, что девушка окажется в инквизиторских застенках, а потом и на костре, коли доживет. Но Себастьян подспудно был уверен: стоит только вмешаться в жизнь другого человека, спутать священные нити судьбы хоть раз и просто отвязаться уже не получится. Тем самым он добровольно впустит Софию в свою жизнь, а заодно и продемонстрирует готовность ответственности. Тогда уж точно придется взвалить это ярмо на шею.
А такого развития событий всеми силами хотелось избежать.
С другой стороны, если бы не Себастьян, София не оказалась бы здесь и сейчас. Разве не он был причиной ее появления в трущобах? Разве не он прогнал ее и позволил уйти одной, зная, чем это может закончиться? И что теперь запросто вернуться в «Старую почту», бросив беспомощное создание в беде?
Ювелир тряхнул головой. Кажется, его задели за живое. Себастьян мысленно выругался окаянная совесть таки проснулась. Однажды, уже очень давно, он стоял перед таким же выбором. Но тогда Себастьян ничего не мог поделать, а теперь очень даже может.
Звук удара и глухой всхлип некстати прервали неторопливый ход его мыслей. София упала на землю, а ее обидчики, довольные собой, глумливо захохотали.
Себастьян сокрушенно вздохнул и мысленно закатил глаза, выступая из тени ближайшего дома в полукруг света от единственного на всю округу тусклого газового фонаря. Силуэт его наверняка смазали туман и крупная морось. Какого черта он вытворяет? Собрался играть в героя? Смешно.
Да уж, по-другому он представлял себе сегодняшний вечер.
Ох, и не пришлось бы потом жалеть о совершенном, как это часто случается с благими делами.
Именем святой Инквизиции!
Смех быстро прекратился. Грабители развернулись в его сторону, в их глазах застыло недоверчивое недоумение.
Ювелир отогнул ворот плаща, непринужденно демонстрируя приколотую за мгновение до того змеевидную серебряную фибулу [1]. Левая рука многозначительно легла на рукоять эстока, укрывшись за затейливой гардой диковинным сплетением стальных лепестков и кружев. Такие фибула и эсток отличительные знаки работника святой службы. В век огнестрельного оружия, технологий и магии лишь они и сохранили благородное умение фехтовать, оставаясь настоящими воинами до конца.
Если, конечно, не брать в расчет той мелочи, что единственное применение древнему искусству городские инквизиторы находили в притеснении и истреблении беззащитных изгоев. Другое дело те братья, которые жили и охотились за стенами полисов.
Себастьян также относился к огнестрельному оружию довольно-таки равнодушно, хотя иногда без него было не обойтись. В особенности если не предоставлялось возможности вступить в ближний бой или противник значительно превосходил в численности. Несмотря на это, холодное оружие было ближе сердцу, хоть и требовало куда больше времени на освоение. Методично доводя технику до совершенства, Себастьян никогда не пренебрегал тренировками: они занимали значительную часть каждого без исключения дня. Тренированное тело служило оружием, которое невозможно отнять и которое не даст осечку, что было немаловажно в непредсказуемой профессии ювелира.
Конечно, старомодный тяжелый эсток, вышедший из широкого употребления гораздо раньше изобретения пороха, не был излюбленным выбором Себастьяна. Никто не спорит, в прежние времена этот граненый двуручный меч действительно был хорош: в пешем строю не мешал маневренности, а всадникам позволял нанести удар на полном скаку, пробивая вражеский доспех. Но все же, если речь заходила об одиночном бое на узких городских улочках, на вкус ювелира, существовало множество гораздо более современных, удобных и практичных клинков.
Использовать холодное оружие в нынешнем веке было скорее данью прошлому. Прошлому, когда Церковь еще имела влияние на политику. Прошлому, когда Церковь и Инквизиция были едины и не знали вражды. О, как желали они вернуть то время! Но реки времени не текут вспять.
Эсток по-прежнему оставался самым узнаваемым, устрашающим символом Инквизиции. А привычным оружием Себастьяна, к коему он питал поистине нежные чувства, была пламенеющая шпага.
Она унаследовала прочность и все достоинства добротных прямых клинков в сочетании с повышенной эффективностью кривого меча. Пламеневидное лезвие тщательно затачивалось по всей длине, а волны были чуть разведены в стороны под особым углом. Благодаря этим изгибам шпага имела наилучшие поражающие свойства, с одного удара прорубая самый жесткий металлический доспех, а на обратном ходу рассекая плоть, подобно пиле. Широкие рваные раны с несколькими разрезами внутри не заживали, воспаляясь и вызывая заражение крови, и практически во всех случаях были смертельными. Кроме того, в узком пространстве городских улиц или коридорах замков, где обычно сражался Себастьян, в полной мере проявлялись все преимущества пламенеющей шпаги.
Эти редкие клинки были чрезмерно сложны в изготовлении и баснословно дороги, кроме того, требовали хороших навыков самого бойца. А потому их изготавливали нечасто. Но доход Себастьяна некоторое время назад позволил ему заказать у старого мастера волнистый клинок-пилу по индивидуальным параметрам, под ведущую левую руку.
Я забираю Искаженную, голос сильфа прохладной ртутью пролился в тишину. В нем было именно столько уверенности и энтузиазма, сколько полагалось среднестатистическому религиозному фанатику. Благодарю за проявленную сознательность, граждане.
Между прочим, и фибула, и эсток не были поддельными зря они так на них косились. Себастьян сам снял их с трупа убитого в честном бою инквизитора, с коим они не так давно не сошлись во мнениях относительно одного щекотливого вопроса веры. А именно: имеют ли полукровки право на жизнь или же их нужно медленно сжигать заживо прямо на главной городской площади? Даже номер на фибуле был подлинный, так что все по-честному.
Грабители по-прежнему изображали статуи, глазея на него, как на чертика, с воплем выскочившего из табакерки. Ясно, не так часто приходится им лицезреть вживую благочестивых работников святой службы. На лицах отразились мучительные размышления. Похоже, заблудшие овцы сомневались, как лучше поступить.
Дабы облегчить сии душевные муки, Себастьян извлек на свет божий пять небольших монет. Золото тускло блеснуло, и блеск этот немедленно отразился в пяти парах глаз, затмив все прочие мысли.
Забирайте награду.
Грабители переглянулись. Численный перевес был, конечно, на их стороне, но здравый смысл подсказывал, что подготовка и вооружение недостаточны для убийства инквизитора: любой из святой службы был опытным бойцом. Да и последствия бунта легко предсказуемы. Так что лучше не связываться и, поборов жадность, убраться подобру-поздорову.
Один из нападавших, повинуясь взгляду главаря, подошел к Себастьяну и молча принял из его рук деньги. После этого нарушители ночного спокойствия отступили в тень и исчезли, как не бывало.
Пойдем. Рывком поставив онемевшую от ужаса Софию на ноги, ювелир скоро потащил ее за собой в противоположную сторону.
Избавиться от девицы оказалось не так-то просто.
Глава 4,
в которой остается непонятным, полезно или опасно водить дружбу с наемными убийцами
Как и предполагал Себастьян, лучшие из информаторов ничем не смогли ему помочь.
Вся операция с похищением шерла была покрыта непроницаемым мраком тайны. Удалось только выяснить, что в город за пару дней до ювелира прибыл его коллега «по цеху» Стефан такой же бездомный бродяга, как и сам Серафим.
Увы, это уж точно совершенно бесполезная информация. Себастьян слишком хорошо знал Стефана, даже питал к нему приятельские чувства, чтобы исключить этот вариант почти наверняка. Стефан был неплохим человеком, но, к сожалению, профессии «неплохого человека» не существовало в Бреонии. В профессии же ювелира друг оказался настолько невезучим и бестолковым, что снискал только насмешки и сомнительную славу законченного неудачника.
Трудно было предположить, что кто-то доверит ему столь важное и откровенно сложное задание. Однако встретиться со Стефаном все же не помешает. Порасспросить о жизни, да и заодно выяснить, как он очутился в Ледуме в столь злополучное время. Хотя это и неудивительно: бедолага умеет впутаться в историю.
Но это позже. Сегодня у Себастьяна еще были дела.
День разгорался от вчерашнего снега не осталось и следа. Солнце жарило немилосердно, и от влажного тела земли поднималась болезненная испарина. Ювелир шел пешком нет, не экономил деньги, просто захотелось в кои-то веки спокойно прогуляться, подышать воздухом и осмотреться вокруг. Давно он не был в Ледуме, многое могло измениться, а Себастьян старался не упускать случай увидеть больше, обращая пристальное внимание на любые детали.
И действительно: город менялся на глазах, рос, устремляясь к небу гордыми монолитами зданий. На улицах развернулось пугающее своими масштабами строительство, призванное полностью преобразить облик старого Ледума. Ветхие лачуги безжалостно сносились, а на замену им возводились величественные высотные дома из современных материалов. Конечно, все эти чудесные метаморфозы происходили в основном в центральной части полиса, но и на окраинах скорым темпом сооружались новые громадные фабрики и заводы, выпускавшие из труб клубы удушливого дыма.
Архитектуру Ледума тщательно продумывали, стараясь выдержать в едином стиле. Очень часто приезжие были подавлены тишиной и строгим величием северного города. Здесь нельзя было наткнуться на пестрые ярмарки, шумные рынки с разномастными временными постройками, уличные представления и разудалые народные гуляния на площадях. По большей части город, одетый в сдержанные черно-серые тона, был молчалив. Словно причудливо сообщающиеся сосуды, перетекали друг в друга узкие, тесные улочки.
Нельзя не признать, вездесущий серый цвет был хорош: не выступая на первый план, он подходил ко всему и, в зависимости от освещения, менял оттенки, создавая мягкую игру светотени.
Приглушенная палитра успокаивала: глаза ничто не раздражало, не было необходимости компенсировать цвет. И Ледум плыл в своих серых туманах и казался чуточку нереальным, словно нарисованный прозрачными акварельными красками. Подобно старой выцветшей открытке из антикварной лавки. Пыльное очарование ушедшего времени, иного времени, все еще царило здесь.
Ничто не выбивалось из атмосферы торжественности и мистицизма. Сам же город был весь устремлен в будущее: фантастические ажурные здания, обрамляющие мрачноватые площади; вытянувшиеся змеями темные аллеи; загадочные монументальные скульптуры из клепаного металла; диковинных форм фонари и скамейки. От центра, подобно шестилучевой звезде, раскинулась сеть декоративных парков, искусно имитировавших живую природу: искусственные озера, ручьи с переброшенными высокими мостиками, аккуратно подстриженные деревья, кустарники и камни, для большей достоверности намеренно скомпонованные асимметрично.