Чжен, заварите чаю. И заодно расскажите, как вы работали с Икаром Стратосом.
Тот послушно поднялся. Шагнул к кухонному углу, отодвинул занавеску, за которой скрывалось несколько полок. Но затем замер и настороженно оглянулся на гостя.
Работал, но Это было какое-то время назад Давно. И я не сохранил с ним никаких контактов.
Чжен порылся среди мисок и плошек, достал чайник из темной шершавой глины, такие же маленькие чашечки, поставленные одна в другую, каменную ступку и узкий стальной нож. В общем, все для заваривания пуэра. А вот и сам он круглая спрессованная плашка зеленовато-черного цвета. От нее пахло землей и сухими корнями.
Двадцатилетний Пуэр, пояснил бэйцзинец. Произведен в провинции Юньнань. Форма прессовки Бин Ча.
И над чем вы работали вместе? спросил Феликс, которого абсолютно не интересовали подробности чайной церемонии, но ему надо было отвлечь внимание человека на бытовые мелочи и слегка отцепить сознание от блоков.
Чжен включил маленький электрический чайник, такой же замызганный, как и все в этой комнате. Отколол небольшой кусок пуэра ножом и начал растирать в ступке.
Этот сорт двадцать лет выдерживался в земле, пояснил он Феликсу. Нужно смыть пыль и микроорганизмы, которые завелись в нем за это время.
Ну да, отозвался тот, и вновь вернул писателя к интересующей его теме: Ваша работа была как-то связана с надвигающейся экологической катастрофой в Бэйцзине?
Существует несколько способов приготовления Пуэра, продолжал неторопливо, со вкусом рассказывать Чжен, как будто не слыша гостя. Например, с предварительным прожариванием, которое обеспечивает необходимую дезинфекцию.
Голос писателя звучал мягко и плавно, журчаще, словно вода, бессмысленно переливающаяся из одного сосуда в другой. В иное время и в ином месте слушать его было бы даже занятно. Однако Феликс, внимательно наблюдающий за жертвой дэймоса, понимал, что расслабляться нельзя.
Чжен выключил чайник, плюющийся паром, скользнул взглядом по столу, его рука дернулась, и в тот же миг танатос резко уклонился в сторону. Мимо пролетел нож, предназначенный для разрезания лепешек Пуэра, и с гулким ударом воткнулся в стену.
Чжен оглянулся. Его лицо было отрешенным, неподвижным.
В чайном каноне Ча Цзин, созданном во время династии Тан, произнес он умоляющим голосом, первом в истории трактате об этом благородном напитке, чайный мудрец Лу Юй говорил
Чжен, невозмутимо произнес Феликс поднимаясь. Так что там со сроками накопления критической массы ядовитых отходов производства? Вы знаете, что произошло с Икаром? Вы знаете, что его убили?
Лу Юй говорил повторил тот с упорством заведенной куклы, что чай это символ гармонии и единства мироздания. Поэтому приготовление его очень важный и неторопливый процесс.
Феликс уже понял, что никаких других слов Чжен произнести не может. Даже если очень хотел дать ответы. Запрет на эту тему был в его подсознании.
Ударом ноги юный танатос толкнул ему навстречу стул. Чжен запнулся, падая. Феликс перепрыгнул через него, оказался возле плиты.
В монастыре Лу Юй постиг мудрость и продолжал бормотать человек.
Что еще постиг мудрец, он не успел договорить. Дэймос с силой ударил писателя ребром ладони по склоненной шее.
Чжен упал, но вместо того чтобы остаться лежать на полу, схватил Феликса за ногу. Скрюченные пальцы впились в колено, и танатос сжал зубы от боли.
Заваривать чай он советует, используя только стеклянную посуду и мягкую воду, не доводя ее до кипения, доверительно сообщил бэйцзинец.
Жертва дэймоса, похоже, была нашпигована блоками по всему подсознанию. И внутренние крюки буквально выворачивали его, придавая сил и не позволяя ослабить сопротивление.
Ученик Нестора размахнулся снова и ударил, на этот раз абсолютно точно поражая нервный центр. Чжен без звука рухнул на грязные доски.
Феликс выпрямился, перевел дыхание, окинул комнату быстрым взглядом, выдернул из стены нож, снял одну перчатку и, сжимая холодную рифленую рукоять в ладони, лег на кровать.
Закрыл глаза.
От грязной постели пахло влажной сыростью белья, немытым потным телом и приторным одеколоном. Но все это было неважно.
К лицу прилипли тонкие летучие нити паутины. Скулы опалил сначала жар, потом холод. Слово-приказ погрузило дэймоса в иную реальность мгновенно. Звуки города за окном отдалились, смазались, растворились. Прошумел дождь Мимо еще неслись размытые призраки чужого подсознания, похожие на размазанные пейзажи из окна скоростного поезда. А Феликс уже осознал себя. Кто он, где находится, и что ищет. А затем отступил, вплетая свое сознание в ткань сна. Превратился в дуновение ветра, тень от ветвей, вздох спящего.
Один из принципов выживания, который он открыл для себя быть быстрее любого сновидящего, неуловимее самого Гипноса.
Юный танатос смотрел, впитывая новую информацию и стараясь как можно тщательнее запомнить её.
Все было ненастоящим. Нарисованным. Как будто кто-то наложил на мир фильтр «акварель» в программе графического редактора. Тонкие, пастельные тона, плавные линии. Небольшой городок, притаившийся в долине между двух горных отрогов, казался плоским и двухмерным. Вершины затянуло низкими тучами, грязные улицы охлестывали серые полотнища дождя. Одно- и двухэтажные домики с черными «волнистыми» скатами крыш жались друг к другу, словно пытались спрятаться от ливня под общими навесами.
Все это напоминало гравюру, висящую в квартире Чжена. Такие же черно-белые оттенки, размытые тени, рельефные облака.
Феликс находился между слоями сна. Вплетенный в его структуру, сам стал сновидением. Плавно перемещался, скользя из одной сферы в другую, или проносился стремительной тенью. Он не ощущал присутствие Нестора. И не должен был ощущать, но знал, что могущественный танатос следит за ним. Издали.
Видение городка сменилось индустриальным пейзажем с дымящими трубами, выбрасывающими в воздух тонны тяжелых металлов, аммиака, углеводородов
Конечной точкой было здание в центре огромного комплекса заводов.
Верхний этаж, офис над гигантским цехом. Он выглядел безграничным, освещенный красными вспышками, искрами и белым электрическим светом. Иллюзия сна, или искаженные воспоминания Чжена?
Феликс уловил запах раскаленного металла и дождя, гул станков, который тут же рассеялся, вытесненный ровным стрекотом факса, выплевывающего страницы документов, густым ароматом дорогого парфюма и табака.
Вы на редкость упорны, господин Икар, прозвучал неподалеку незнакомый низкий голос, с заметным бэйцзинским акцентом.
Этот человек стоял у панорамного окна, спиной к посетителям, заложив руки за спину, и смотрел вниз. На тягучие струи раскаленного металла, льющегося из ковша в форму. На вращение тяжелого вала, из-под которого вылетали тонкие листы железа.
Внизу все должно было грохотать и надсадно шипеть. Однако здесь было почти тихо. Пятикамерный стеклопакет глушил звуки работающего цеха до почти приемлемых.
Если не ошибаюсь, это уже третий ваш визит на мои предприятия?
Мужчина был одет в строгий костюм стального цвета. Воротник стойка и удлиненный пиджак напоминали покроем военную форму Бэйцзина. Брюки, заутюженные до бритвенно-острых стрелок, начищенные черные ботинки. Так одевались чиновники высшего звена и военная верхушка. Преувеличенно скромно. И в то же время вызывающе, чтобы донести до окружающих простую мысль «богат настолько, что может позволить себе сдержанность».
Вам хватило упорства добраться до меня. Это похвальное рвение.
Серые перчатки второй кожи обтягивали его кисти. В коротко стриженных волосах редкие проблески седины. Ни запонок, ни пуговиц пока не видно.
Феликс, не отрываясь, смотрел на него, хотя в офисе были еще объекты для наблюдения: два человека сидели у длинного стола. Но это позже.
Мельчайшие детали складывались в четкий, определенный образ.
Дэймос.
Первое впечатление оказалось правильным, потому что следом за ним пришло ощущение силы, такой же неукротимой, как жидкое пламя текущего металла, и неостановимой, как молот, падающий на стальную заготовку.
Крадущий сны.
Меня не особо волнует, что вы хотите мне сказать, господин Икар, продолжал говорить дэймос, не оборачиваясь, почти равнодушно. Мой ответ остановитесь. Вы не знаете, кому хотите помешать.
Феликс перевел взгляд на собеседника владельца заводов.
За столом в непринужденно-уверенной позе сидел мужчина лет сорока. Он не спешил вступать в беседу, внимательно слушая. Наблюдал, делал выводы, анализировал, судя по морщинке между темных бровей.
Ученик Нестора невольно переместился вперед. Ему показалось на миг, что он смотрит в свое собственное лицо, слегка измененное временем. Лишь глаза были серые, с заметно более широким разрезом, но на этом различия заканчивались. Нос, форма губ, подбородок почти идентичны. Такие же волнистые волосы.
Ваши публикации, статьи и выступления неуместны, заявил дэймос и впервые в его голосе прозвучало недовольство.
Он повернулся, и Феликс уставился на него с жадным любопытством, наконец получив возможность разглядеть все черты, в которых вполне гармонично сочеталась кровь Бэйцзина и Полиса.
Господин Лихонг, вы же делец, произнес собеседник, но ваша так называемая программа выхода из экономического кризиса закончится катастрофой. Я мог бы снова повторить вам последние данные проб воды и почвы, однако уверен, вы с ними уже ознакомились.
Дэймос выслушал его с непроницаемой маской вежливого внимания. Он стоял, не шевелясь, словно изображая памятник себе самому или находился на трибуне.
У вас говорящее имя, господин Икар. Человек, который не послушался мудрого отца и взлетел слишком высоко, забыв, что его крылья из воска.
У этого мифа есть и другая трактовка, улыбнулся его оппонент. Стремление человека к знаниям и свободе, невзирая на риск.
Пустое любопытство и глупость, ответил жестко обскурум.
Стремление к неизведанному и смелость парировал Икар.
Господин Икар, у вас семья, вкрадчиво произнес дэймос, видимо поняв, что бессмысленно дискутировать на темы мифологии с жителем Полиса. Милая жена. Сын. Знаю, что с ним вам не просто, но все же родная кровь
«Он уже знал, кто я, понял Феликс, уже тогда он знал, что я такой же»
Уезжайте. Здесь не ваша земля. Лихонг сделал многозначительную паузу, глядя в глаза собеседника, и продолжил: Мой партнер недоволен вашей чрезмерной активностью. От Полиса мы бы хотели получать финансовые вложения, а не критику.
«Партнер!» тут же отметил Феликс. Значит он тут не один. Работает не один.
«Осторожно», обратился молодой танатос к отцу, впрочем, понимая, что это бесполезно. И предостережения и обращение к тому, кто давно остался в прошлом.
Господин Чжен, дэймос медленно повернулся ко второму человеку, скромно держащемуся в тени. Я могу понять господина Икара. Он чужак в нашем мире. Но вы сын Бэйцзина и должны понимать необходимость происходящих перемен.
Обскурум издевался. Все эти высокопарные фразы звучали откровенной насмешкой.
И Чжен, покрасневший до корней волос, тоже понимал это, но субординация и необходимость «держать лицо» заставляли его делать вид, будто он не замечает насмешки.
Господин Лихонг, произнес он чрезвычайно вежливо. Уровень ультрадисперсных частиц в воздухе в этом месяце достиг критической отметки. Рекордный показатель PM2.5 1000 микрограмм на кубический метр. Видимость 50 метров, из-за смога пришлось закрыть школы и остановить работу на предприятиях.
Он говорил что-то еще, называл результаты новых замеров в различных районах Бэйцзина, но судя по скучающему лицу дэймоса, тому было плевать и на смог, и на ядовитые дожди, выжигающие урожай, и на бурное развитие зеленых водорослей, затрудняющее ловлю рыбы. И на отдаленные биологические последствия всего этого.
Это показатели Полиса, равнодушно ответил господин Лихонг. Они намеренно завышены. Наши экологи, он сделал упор на слове «наши», доказывают, что уровень выбросов с заводов и фабрик не превышает нормы. И никак не вредит здоровью наших граждан.
Феликс видел, что дэймосу все сильнее надоедает этот разговор.
Дело не только в заражении нашего промышленного конгломерата, продолжил Чжен, прилагая все усилия, чтобы не начать эмоционировать. Загрязнения не успевают рассеиваться в воздухе и, поднимаясь на большие высоты, переносятся на соседние территории. Мы начинаем травить и Полис, и Бангок, и
Я слышу в ваших словах упаднические настроения! отрезал дэймос. Осторожнее в высказываниях, господин Чжен. А вы, господин Икар, прислушайтесь к моему совету. Более не задерживаю вас, господа.
Шум цеха за стеклом стал громче, удары молотов бешено-неритмичными, гул сталеплавильных печей заглушил голоса и белый электрический свет, ослепляя, залил все помещение. Поглотил черные силуэты людей.
Но Феликс не дал выбросить себя из этого сна. Швырнул свое сознание вперед, прямо к обскуруму, каменным изваянием застывшему в хаосе звуков и красок. Пара мгновений безвременья, а потом молодой дэймос увидел себя самого. В форме частной гимназии с кожаным дипломатом в руке, быстро поднимающимся по лестнице.
Их добротный дом в районе белых стоял рядом с парком, и зеленые солнечные отсветы играли на ступенях. Феликсу показалось, что он стал самим собой. Тем самым тринадцатилетним мальчишкой, беззаботным и безгранично уверенным в себе.
Было непривычно тихо. Лишь где-то на втором этаже хлопало окно. Не пахло обедом, Мэйлин молоденькая горничная не выбежала навстречу, чтобы поприветствовать молодого господина, забрать пальто и зонт.
Есть кто дома? спросил он громко, открыл свою комнату, бросил дипломат на кровать и пошел в кабинет отца.
Толкнул дверь, сделал шаг вперед и застыл. Замер. Сознание фиксировало детали, но не могло расшифровать такие ясные образы.
Они нашлись за столом отца. Два тела, сваленных как попало на пол. Словно бракованные тюки материи или другие неодушевленные предметы. Он разглядел труп служанки с неестественно вывернутыми руками и красным пятном вместо лица. Она скорчилась в ногах матери. Та, сама тонкая и стройная как девчонка, в домашнем платье, прижалась виском к ножке стула и ее густые темные волосы рассыпались по ясеневому паркету. Один глаз янтарно-ореховый, блестящий, приоткрыт удивленно, второй залит густым багровым потоком.
Отец лежал у камина, из-под его головы натекла большая лужа крови, в судорожно сжатых пальцах виднелась фигурка. Белый ферзь
Взгляд зацепился за шахматную доску на каминной полке. Она была забрызгана алым.
Вопль Феликса заглушила ладонь, зажавшая рот. Его подняли как щенка. Стиснули, не давая шевелиться. Но он продолжал кричать. От боли и ярости, от ненависти. Этот крик звучал в нем, не прерываясь
Мальчишку живым, прозвучал короткий приказ за спиной.
И крадущий сны рухнул в темноту вместе с прошлым.
Мир сна начал выцветать, таять, стекать потоками грязной воды Перед глазами Феликса замелькали путаные «следы». Юный танатос уцепился за сознание дэймоса и начал искать: скрытые тропинки, которые вывели бы в подсознание другого человека. Или вернее, не совсем человека Второго партнера Лихонга.