* * *
Они ехали на кладбище, и послеобеденное солнце жгло кожу Наурин. Она стерла капли пота со лба носовым платком, включила кондиционер и шумно вздохнула. Надо же было Назии умереть летом! Наурин задумалась. Сестра знала, как доставить людям побольше неудобств особенно тем, кто ее любил.
Фургон едет за нами? спросила она, обернувшись к «Сузуки», везущему тело Назии. Тот теснился среди прочих гудящих машин, автобусов и мотоциклов загруженного бульвара Сансет.
Не волнуйся, сказал Асфанд, сворачивая на дорогу, ведущую к кладбищу. Ты же велела им следовать за нашей машиной. Хватит суетиться, просто наслаждайся сестриными похоронами.
Едва эти слова слетели с его губ, Асфанд тут же пожалел о своем ядовитом тоне. Разрываемый виной и яростью, он недовольно посигналил заплутавшему рикше, пытавшемуся обогнать их автомобиль.
Это не похороны, ответила Наурин, пропустив мимо ушей язвительное замечание мужа. Хватит их так называть.
Прости, это было грубо, сказал он с небывалым сочувствием в голосе. Ты знаешь, я не хотел. Я просто
Это не похороны! внезапно повторила она тоном, полным ярости.
Повисла короткая пауза, в конце которой молчание стало невыносимым.
Уже решила, кого пригласишь на вечеринку? спросил Асфанд, лишь бы сказать хоть что-нибудь.
Назия заранее составила список гостей. Там шесть имен, не считая нас с тобой.
Асфанд кивнул, а затем поспешил сменить тему, чтобы больше не говорить о вечеринке, которую категорически не одобрял.
Ты счастливица. Вероятно, единственная женщина в стране если не единственная мусульманка в мире, которой разрешили присутствовать на кладбище во время погребальной церемонии. Маулави-сахиб сперва противился. Но я дал ему хрустящую пятитысячную купюру и заверил, что ты не из тех чересчур эмоциональных женщин, что причитают, будто раненые птицы.
Наурин встретила этот сомнительный комплимент молчанием и кряхтящим покашливанием.
Опять курила, да? проворчал Асфанд. От тебя пахло сигаретами, когда мы выходили из дома.
Не начинай все заново! огрызнулась она, отстраняясь от мужа и отворачиваясь к окну и потоку машин за ним. Это не твое дело. Назия вон дымила без перерыва.
И посмотри, как она кончила, с сожалением произнес Асфанд. Сегодня ее засыплют сырой землей. А ей и пятидесяти не было. Какой смысл всю жизнь курить и флиртовать с каждым встречным, если в итоге от тебя не останется ничего, кроме надгробного камня?
Он боялся, что жена неверно истолкует его слова, но Наурин коротко покосилась на него и вдруг улыбнулась. Асфанд притянул ее руку к своим губам, поцеловал и отпустил, прежде чем кто-либо мог бы заметить этот редкий меж ними жест любви и заботы.
Назия, как никто другой, знала, как привлечь мужчин, с тихим смешком заметила его жена. Всяких мужчин. Молодых, пожилых, богатых, бедных, одиноких, женатых
Асфанд прочистил горло и покрепче сжал руль, чтобы унять дрожь в руках. Наурин опустила стекло, выудила из сестриной пачки «Мальборо» сигарету и закурила. Возражать Асфанд не стал.
Скорбящие
Трель мобильного телефона вырвала Парвин Шах из глубокого сна. Она раздраженно застонала и кое-как поднялась на ноги.
Вечно я кому-то нужна и поспать не дадут
Ворча себе под нос, она потянулась. Нужно было поставить на беззвучный, прежде чем ложиться дремать.
Алло, сказала она, включив громкую связь, подавив зевок и про себя обругав звонящего.
Назия умерла, Пино прошептал голос Наурин из динамика. Ее не стало вчера ночью.
Что?.. переспросила Парвин, чувствуя, как заколотилось сердце.
Сон сняло как рукой. Тяжелой поступью она дошла до письменного стола у окна, открыла его ящик и стала ворошить содержимое: старый пузырек чернил, нераспечатанную ручку «Паркер» и стопки коричневых конвертов. Выудив один из последних, Парвин открыла его и вытащила оттуда листок бумаги с потрепанными краями. Она вгляделась в детский, схематичный рисунок двух девочек с хвостиками, подписанный сверху кривым, небрежным почерком. «Моей лучшей подруге, Парвин, с любовью, Назия», было выведено черным восковым мелком над их овальными лицами. На глаза женщины навернулись слезы и ручьями заструились к ямочке на подбородке. Она прикрыла рот рукой, чтобы подавить стон, но эмоций было не сдержать.
Чувствуя ее отчаяние, Наурин глубоко вздохнула и стала терпеливо ждать, когда собеседница успокоится.
Мы похоронили ее час назад, наконец произнесла она. Ты знаешь, она была бунтаркой и сложным человеком. Она не хотела поминок. Попросила устроить прощальную вечеринку. Все пройдет у нас дома, в эту субботу, Пино.
Какие скорбные новости промакивая покрасневшие глаза бумажным платком, сказала Парвин. Что именно произошло? Кажется, она была в добром здравии. На прошлой неделе я пересеклась в кафе госпожи Дауд с одной знакомой, и она говорила, что Назия прекрасно себя чувствует. Рассказывала, что она только закончила очередную рукопись и сдала ее в издательство. Какая трагедия!
Она умерла во сне, мягким утешительным шепотом произнесла Наурин: слова слетали с языка с выученной легкостью. Что нам остается, кроме как смириться с реальностью? Единственное, что я могу теперь сделать для своей старшей сестры, это исполнить ее последнюю волю. Пожалуйста, приходи в субботу, Пино. Она хотела, чтобы ты пришла.
Я э-э-э приду произнесла Парвин, с трудом складывая слова в предложение. Вечеринка?..
И Сабин приводи, добавила Наурин. Я бы сама ей позвонила, сообщила бы. Но, кажется, она не хочет со мной разговаривать.
Парвин ахнула, чувствуя, как разум мутится от нового страха:
Но Нури, как же я ей скажу такое?! Я не смогу. Не смогу.
Пино, не глупи! резко отозвалась Наурин. Ты Сабин почти как мать, особенно с тех пор, как уговорила ее оставить Назию три года назад. Уверена, ты сообразишь, как с ней справиться.
Не надо меня упрекать! повысила голос Парвин, в миг разрушая иллюзию дружеского общения. Я ничего не делала. Сабин сама выбрала меня вместо своей дорогой матушки.
Пино, выплюнула Наурин, прояви хоть каплю уважения к моей сестре! Если ты не скажешь Сабин, то я буду вынуждена сообщить ей кое-что о тебе, что ей тоже не помешает знать. Уверена, ты придешь в восторг.
Ладно, я скажу ей, бросила Парвин, опасаясь, что угроза Наурин и правда может разрушить их с Сабин хрупкие отношения. И обязательно приведу ее с собой.
Когда Наурин повесила трубку, Парвин промокнула глаза и щеки бумажным платком, положила рисунок на комод и, сделав глубокий вдох, направилась в комнату Сабин.
Долгие месяцы Парвин свято верила, что вырвать Сабин из цепких лап Назии было одним из главных достижений ее жизни. Но она никак не ожидала, что девушка станет для нее обузой. Парвин не была готова сделаться любящей матерью уж точно не для дочери Назии. Покинув родительский дом, Сабин не смогла удержаться ни на одной работе, а последние пару месяцев так и вовсе не работала. Вместо этого ее часто можно было увидеть на улицах Карачи она сидела боком на багажнике велосипеда, крепко прижимаясь к тому, кто крутил педали. Парвин была шокирована таким поведением, не приставшим девушке, но смелости высказать свои претензии Сабин в лицо ей не хватало. Опыт научил ее, что люди, чье сердце разбито, зачастую справляются с этим странными способами. Однако и отрицать факты она тоже не могла: без стабильного дохода дочь Назии превратилась для Парвин в нахлебницу. А теперь, когда Назия ушла из жизни, на плечи Парвин легли и другие обязанности относительно девушки, и она оказалась совершенно не готова к таким последствиям.
* * *
Парвин налила себе холодной воды и стала пить ее медленными, осторожными глотками. Она велела горничной принести Сабин бутылку с водой и стакан девушка сидела на диване в молчаливом неверии с тех пор, как услышала новости о матери, но вскоре поняла, что жажду здесь, похоже, испытывает только она сама, ведь новость о кончине Назии вырвала ее из долгого сна.
Как она умерла, тетя Пино? спросила Сабин, пряча заплаканное лицо в ее новую камизу из магазина «Сана Сафиназ». Мама болела? Наверняка это он что-то с ней сделал. Ему нельзя доверять.
Нет, нет, бети, сказала Парвин, опуская голову на макушку Сабин в жесте утешения. То было веление Аллаха. Нам остается лишь смириться с его волей.
Сабин, преисполненную горя и гнева, не удовлетворила логика тети.
Я никогда не прощу Асфанда! обозленно бросила она, сосредоточенно хмуря брови. Это он виноват в маминой смерти.
Не говори так, сказала Парвин, пораженная театральной мелодраматичностью Сабин. Они с женой на много лет приютили вас с матерью у себя. Зачем ему причинять ей вред?
Ты прекрасно знаешь, как он с ней поступил, тетя Пино, Сабин перевела взгляд вдаль. В обмен на крышу над головой он принуждал ее делать гнусные вещи. В конце концов она сдалась и согласилась на интрижку с ним.
Парвин пригладила волосы Сабин ладонью, гадая, стоит ли сказать девушке, что роман Назии и Асфанда был не более чем слухом сплетней соседок, которой так и не нашлось подтверждения. «Я не могу сказать ей правду, думала она. А если Сабин узнает, что я ей лгала, то никогда не простит».
Асфанд мог хотя бы спросить меня, не хочу ли я присутствовать на похоронах матери, ломающимся голосом произнесла Сабин. Наверняка велел тете Наурин меня отвадить.
Давай съездим, отдадим дань уважения, ответила Парвин. Твоя мать не хотела традиционных похорон с поминками. Она попросила, чтобы мы устроили ей прощальную вечеринку.
Мама всегда была эксцентричной, шмыгнула носом Сабин, а затем яростно воскликнула:
Но я все равно должна была находиться рядом с ней! Это все из-за Асфанда.
Парвин смерила Сабин взглядом, полным недоверия и беспокойства, отчасти надеясь, что ее молчания будет достаточно, чтобы утешить дочь Назии.
Что мы вообще будем делать на этой вечеринке? продолжила Сабин через несколько минут, наконец взяв себя в руки.
Надеюсь, не умирать с голоду, легкомысленным тоном отозвалась Парвин в попытке подбодрить девушку. Твоя тетушка Наурин ужасно готовит.
Проигнорировав попытку тети Пино пошутить, Сабин поднялась с места и вернулась к себе в комнату. Когда она хлопнула дверью, Парвин инстинктивно зажала руками уши, чтобы уберечь их от громкого звука. «Вот уж правда, характером вся в мать», подумала она.
* * *
Свет уличных ламп лился сквозь оконные решетки, ложась на письменный стол длинными прямоугольниками. Вернувшись к себе, Парвин поняла, что видит сейчас перед собой единственные светлые полосы, которые может предложить ей этот долгий и горький день. Она стала шарить пальцами по стене, пытаясь нащупать выключатель потолочного вентилятора, с кривой улыбкой рассматривая изощренное хитросплетение теней на столешнице. Когда вентилятор наконец заработал, внезапный порыв воздуха сдул со стола рисунок. Тот упал на афганский ковер ручной работы, да так и остался лежать, подрагивая уголками на гладкой поверхности. Парвин подобрала бумагу с пола, зажгла настольную лампу и снова стала разглядывать рисунок.
Она сохранила его как сувенир на память об их с Назией беззаботном детстве. Их дружба крепла в те неловкие годы юности, когда они учились быть друг другу наперсницами. И хотя их отношения не выдержали ударов судьбы, Парвин хранила напоминание о тех днях, когда она была для подруги чем-то большим, нежели просто случайной жертвой ее маленьких мятежей. Этот листок бумаги был единственным свидетельством бесхитростного очарования Назии, ее невинности.
Зазвонил телефон, отвлекая Парвин от ее мыслей. Она посмотрела на мобильный, чтобы понять, кто звонит, но на экране высветился незнакомый номер. Парвин угрюмо подняла трубку.
Пино, раздался из динамика хриплый мужской голос, взволнованный, но твердый. Она умерла.
А ты-то откуда знаешь, Салим? ровно отозвалась Парвин, выпрямляясь и теперь держа телефон двумя руками. Она старалась, чтобы ее голос звучал невозмутимо, несмотря на то, что сердцебиение усилилось, а дыхание стало частым и поверхностным. Она мгновенно узнала этот голос.
Наурин позвонила, сказал он, не задетый ее резкостью. Как Сабин? Я могу с ней поговорить?
Парвин на секунду задумалась над ответом.
Она не желает с тобой разговаривать, холодно отозвалась она.
Я ее отец, Пино, настаивал Салим. Зачем ты это делаешь? Сначала забрала Сабин у матери. А теперь отбираешь у девочки шанс наладить отношения с последним живым родителем. Что ты пытаешься доказать?..
Так, секундочку, перебила его Парвин и, прекрасно понимая, что потом пожалеет о сказанном, продолжила:
Давай-ка кое-что проясним. Это не я встаю между тобой и Сабин. Это ты от нее отвернулся, когда бросил Назию много лет назад. Думаешь, раз теперь ты вернулся, она встретит тебя с распростертыми объятиями?
Моя дочь уже не ребенок, Пино! вскипел Салим. Она достаточно взрослая, чтобы осознать: все случившееся между мной и Назией не касалось ее. Это ты сделала все, чтобы она этого не понимала. Превратила ее в ребенка капризную девчонку, которая ничего не добилась в жизни и до сих пор оглядывается на неудавшиеся отношения родителей. А она, как дурочка, поверила всему твоему вранью о Назии.
Салим сделал паузу, прочищая горло.
В любом случае я поговорю с ней на вечеринке в субботу, сказал он. Надеюсь, ты приведешь ее к Наурин на прощание с Назией.
Ты приглашен? язвительно спросила Парвин. Я, конечно, знала, что Назия умом не блещет, но тут даже я в растерянности. Как же это ей хватило мозгов пригласить на поминки бывшего мужа?
Это не поминки! весело отозвался Салим в дерзкой попытке притупить боль от ее колких слов. Наурин хочет устроить скромную вечеринку в память о Назии. Моя дорогая жена заранее распорядилась насчет того, что́ мы будем там делать.
Бывшая жена, поправила Парвин. Нехорошо держаться за иллюзии, друг мой. Это путь в никуда.
Чем меня жизни учить, лучше бы сама прислушалась к этому совету, с этими словами Салим повесил трубку, и на Парвин тут же навалилось неподъемное чувство вины.
Не надо было с ним так грубо пробормотала она, кладя рисунок Назии на стол вместе с мобильником. Но он не заслужил моей доброты. Тем более после того, как столько времени не выходил на связь.
Меряя шагами комнату, Парвин дивилась сама себе: откуда в ней столько неприязни к человеку, чьего звонка она ожидала не одно десятилетие? Впрочем, в молодости она была безумно влюблена в Салима неудивительно, что он до сих пор вносил сумбур в ее чувства. За годы она сумела преодолеть юношескую стеснительность, которая мешала ей говорить с ним легко и открыто в тот короткий период, что они были обручены. Но все же некоторые комплексы по сей день остались при ней. Салим в итоге женился на Назии, а чуть позже бросил ее, но чувства Парвин к нему оставались словно неизлечимой болезнью, пожирающей ее изнутри.
Долгие годы она искала идеальный способ отвлечься что-то, что помогло бы ей выкинуть Салима из головы. В попытке забыть мужчину, которого втайне любила, она крутила роман за романом с игроками в крикет, заминдарами, предпринимателями, докторами с кем угодно, кто мог бы убедить ее, что Салим ей не пара. Но эти увлечения были мимолетны и доставляли ей одни неудобства. Они не помогали забыть Салима, а, наоборот, лишь сильнее напоминали о нем. В какой-то момент Парвин даже обременила себя богатым супругом депутатом Пакистанской народной партии. Его излишняя щепетильность была ей не по душе. А гибель мужа в автокатастрофе несколько лет назад окончательно убедила Парвин, что никто не сможет вытеснить Салима из ее сердца и мыслей. Только он был бы панацеей от всех ее проблем.