«Насквозь видит», поёжился Ходжа.
То-то, произнёс повелитель. Ты сделаешь следующее: прилюдно оскорбишь меня.
Ходжа открыл рот от изумления.
Затем принесёшь извинения. Но вся штука в том, что извинения твои должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.
Насреддин остолбенел, пытаясь осознать приказание великого эмира.
Только запомни прилюдно, неожиданно хихикнул повелитель и повторил: Запомни, твои извинения должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.
Жестом он дал понять, что разговор, больше напоминавший приговор, окончен.
Слушаю и повинуюсь, Повелитель вселенной. Ходжа, пятясь, покинул покои.
Мой дворец в твоём распоряжении, донеслось вслед.
Зачем ему это нужно?
Несколько дней Насреддин бродил по многочисленным комнатам дворца, бормоча одну и ту же фразу:
Главное, понять, зачем ему это нужно зачем ему это нужно А уж там всё в руках Аллаха.
Изредка Ходжа попадался на глаза повелителю, но не обращал на него никакого внимания. Окружающие недоумевали, отчего государь не отдаст дерзкого шута палачу. За подобную провинность не приветствовать Властелина мира, перед которым склонили головы покорённые народы могучих некогда стран, могли отрубить голову любому.
А повелитель лишь с загадочной улыбкой проходил мимо.
Он-то считал, что таким образом Насреддин пытается оскорбить его. И не собирался поддаваться на уловку, недостойную весельчака. Пусть помучается, пошевелит извилинами.
Но Ходжа и не думал разбираться в хитросплетении размышлений повелителя. Он искал причину загадочного поведения Властелина мира и его окружения. А загадочным было то, что во дворце никто никуда не спешил.
А куда, скажите на милость, можно спешить в таких дорогих нарядах из шёлка, парчи и бархата? А пальцы воинов, привыкшие к рукоятям мечей, копьям, стрелам, нынче унизаны бесчисленными бриллиантами. Разве эти украшения располагают к суетности и торопливости? А сам повелитель? Пусть без побрякушек, пусть в привычном сером холщовом халате, но передвигался-то по многочисленным переходам дворца несвойственной ему неторопливой, шаркающей походкой. И это в то время, когда вот-вот должны были прозвучать боевые трубы, возвещающие о начале нового завоевательного похода.
В прошлые приезды, насколько помнил Насреддин, во дворце жизнь бурлила и кипела. А тут сытое, самодовольное, сонное царство.
И Ходжа понял, в чём причина.
* * *
День, когда в парадном зале дворца великого эмира должны были возвестить о начале похода, наступил. Особой суеты, оживления, как и предполагал Насреддин, не наблюдалось, поэтому он спокойно вошёл в зал и, понимая, что до него никому дела нет, укрылся за троном. Вскоре в зал вошли те, кому было положено. Потом повелитель. Как было заведено, перед ним упали ниц. Отдав дань традиции, кряхтя и отдуваясь, вельможи поднялись.
Появление Ходжи за спиной повелителя не вызвало у присутствующих удивления. Они привыкли к тому, что Насреддин ходит где хочет и делает что хочет. На то воля господина. Ему решать, быть Ходже в столь ответственный момент среди них или не быть.
И тут Ходжа Насреддин
* * *
Мне необходимо сделать паузу, уважаемый Исфандияр, с испугом заявил я. Не укладывается в голове то, что далее сотворил этот неистощимый выдумщик. Как он решился на подобный поступок? У меня только от одной мысли о случившемся начинают трястись поджилки. Но из песни, как известно, слов не выкинешь. И не я сочинил эту песню, а ты, Исфандияр.
Не ты, милостиво, будто он сам был великим эмиром, кивнул мой друг, продолжай далее.
Мысленно перекрестившись, я продолжил.
* * *
И тут Ходжа Насреддин со всей силы отвешивает повелителю звонкий шлепок ниже спины.
Не берусь описать ужас, охвативший всех присутствующих. Пусть каждый добравшийся до этого места сам пофантазирует на эту тему.
Пофантазировали? Все целы?
Слава Аллаху.
Куда девалось сонное оцепенение, с которым повелитель собирался возвестить о начале похода?! Перед взором Ходжи предстал разъярённый тигр. Да что там тигр огнедышащий дракон.
Ты как посмел?! изрыгнул пламя он. Палача!!!
И если заплывшие жиром верноподданные были готовы упасть в обморок, чтобы потом, не дай Аллах, им не пришлось доказывать, что они ничего не видели и не слышали, то со стороны могло показаться, что на Ходжу рык владыки мира не произвёл никакого впечатления.
Что творилось с ним на самом деле, мы никогда не узнаем. Сам он об этой истории никому не рассказывал. Да и кто бы посмел о ней заговорить! Не представляю, как я отважился на это.
Но бумага-то всё стерпит.
Прости, повелитель, звонким голосом произнёс Насреддин, мне показалось, что передо мной стоит твоя любимая жена. И я решил немного позабавиться.
От подобной наглости владыка вселенной окаменел. Казалось, само небо должно было сей же миг обрушиться и скрыть от взоров присутствующих эту апокалипсическую картину.
Только палач, которого кликнуть-то кликнули, а кого казнить, не объяснили, поскрипывал от нетерпения сапогами, нарушая воцарившуюся тишину.
Вдруг в этом безмолвии послышался странный каркающий смешок. Присутствующие вздрогнули и устремили взоры в сторону трона: смеялись там.
Ходжа Насреддин увидел согбенного сухорукого старика, который захлёбывался мучительно-кашляющим смехом, и понимая, насколько это опасно, решил броситься ему на помощь.
Хотя чем он мог помочь повелителю?
А тот, ощутив его порыв, неожиданно выпрямился и самозабвенно захохотал. С каждым мгновением его смех становился всё заливистее, всё звонче.
Ходжа в изумлении протёр глаза. Перед ним стоял уже не старик, нет. Крепкий, с горящим взором, отважный юноша. Ребёнок, радующийся полученной из материнских рук игрушке
По залу пронёсся облегчённый вздох. Ходжа умилился. Это дитя не должно больше пролить ни капли чужой крови
Стоп!
Повелитель оборвал смех.
Теперь это был умудрённый опытом чернобородый воин. Старик нет, не старик. Матёрый, с поседевшей в боях, но всё ещё лоснящейся шкурой волк, готовый со своей стаей загнать и порвать любого, вставшего у него на пути.
А своими он считал дороги всего мира.
Повелитель высоко поднял голову.
И Ходжа понял, что с лихвой выполнил порученное.
А великий эмир неожиданно подмигнул напряжённо смотревшим на него воинам и одобрительно улыбнулся, оскалив острые зубы.
От неожиданности кто-то хрюкнул, в испуге зажав рот, но не удержался, захохотал во всё горло. И тут прорвало всех. В безудержном смехе зашлась вся стая. Распрямившись в полный рост, воины стали скидывать с себя атласные халаты, сдирать с пальцев алмазы и швырять всё это на землю, выхватывая кривые сабли.
Раздался возглас:
Ур-р-р!!!
И повелитель объявил о новом, несущем смерть всему живому походе.
* * *
Рахим-бобо перехватил Ходжу в конюшне, когда тот поспешно усаживался на ишака по имени Серый.
Уважаемый Ходжа Насреддин, я понимаю, как ты торопишься обнять дорогую твоему сердцу жену, но повелитель, несмотря на неотложные заботы, выбрал время и приказал насыпать в этот мешок столько золота, сколько сможет унести твой ишак.
Хвала великому эмиру! Моя благодарность за оценку моего м-м-м
Исполненного поручения, деликатно подсказал Рахим-бобо.
Моя благодарность за оценку исполненного поручения безмерна. Но для моего Серого я и есть тот самый единственный мешок золота, который он способен унести. А больше ни мне, ни ему не нужно. Лишний груз удлиняет дорогу. Прощай, досточтимый Рахим-бобо!
И тебе лёгкого пути. Старик незаметно положил в дорожный мешок Насреддина собственный мешочек с тысячью таньга. Пригодится для скорой дороги, тихонько прошептал он.
Тише воды, ниже травы
Где же твоё золото, которым, как твердит весь белый свет и наш кишлак, тебя облагодетельствовал наш повелитель, да продлит Аллах его годы ещё на тысячу лет? отворив калитку, насмешливо поинтересовалась Гульджан.
Зачем мне чужое добро, когда самая большая награда встречает меня на пороге дома?
Они обнялись.
Ты вовремя приехал. Жена освободилась от его объятий. Пирожки в тандыре томятся. Ты всегда поспеваешь к обеду, чего нельзя сказать о лестнице, которая
Собирай в хурджуны всё, что может пригодиться в дороге, ласково остановил её Ходжа. Мы уезжаем.
Но куда? Зачем?
Только не начинай голосить, моё сокровище. Пойми, я не знаю, что придёт ему в голову. Всем известно, он может придумать такое, что простому смертному и в страшном сне не приснится. В этот раз я чудом ему угодил. В другой могу промахнуться. Я не всесилен. И ты останешься безутешной вдовой, милая Гульджан.
А чем ты ему угодил? поинтересовалась она.
Я расскажу тебе об этом потом, сердито вымолвил он.
Но такой ответ разжёг любопытство жены.
Она прижалась к нему и нежно проворковала:
Неужели ты не веришь своей любимой Гульджан?
А, он отчаянно махнул рукой, если бы речь шла только о моей голове твоей прелестной головке тоже может не поздоровиться. Давай собираться.
Гульджан испуганно поглядела на мужа.
Ты предлагаешь нам спрятаться у моей матери? А разве от его взора что-либо может укрыться?
Может. Мы поселимся и переждём это лихое время именно у твоей матери и моей ненаглядной тёщи.
Я не понимаю, какая разница
Тсс приложил палец к губам Ходжа Насреддин и прошептал ей на ушко: Весь свет знает, что я не в ладах с моей горячо любимой тёщей, да простит меня Аллах, да пошлёт он ей здоровья и благополучия на тысячу лет. Так что великий эмир и не подумает искать меня у неё.
Вот как оно было. А теперь наберёмся терпения и последуем за неунывающим балагуром.
Первое время Ходжа Насреддин жил по поговорке: «Тише воды, ниже травы».
Тёща не могла нарадоваться на своего зятя и хвалилась перед соседями:
Надо же, этот бездельник впервые в жизни заработал столько денег! Взялся за ум.
Правоверные жители кишлака уважительно кивали и воздевали руки к небу, славя пророка Мухаммеда, который наконец наставил возмутителя спокойствия на путь истинный.
Насреддин пытался объяснить тёще, что её длинный язык доведёт до беды. Но с тем же успехом он мог обращаться к ишаку, когда тот ни свет ни заря вдруг начинал ублажать кишлак своим рёвом. Серого можно было огреть камчой и остановить славословие в честь правителей ослиного племени. С тёщей этот номер не проходил.
Но могло ли подобное пресное существование продолжаться бесконечно, о правоверные? Не могло.
* * *
Ходжу довёл до белого каления сосед Абдулла. Он требовал спилить яблоню, ветки которой свисали над его дувалом и якобы засоряли опавшими листьями грядки с овощами, нанося им вред. Как ни убеждал его Ходжа, что листья, превращаясь в перегной, только увеличивают урожайность огорода, всё впустую.
Конечно же, дело было не в яблоне. Абдуллу постоянно терзала мысль: как так этому болтуну отвалили тысячу таньга за совет, данный Повелителю вселенной, в то время как он, Абдулла, всю свою жизнь возится в огороде и едва сводит концы с концами? Отсудить у ненавистного соседа его деньги! С этим Абдулла ложился, с этим вставал.
Правда, он не знал, что от щедрого дара остались крохи, так как Насреддин жил припеваючи и ни в чём себе не отказывал. В надежде поживиться склочный сосед подал жалобу местному кази, то бишь судье, который на судебные разбирательства частенько приходил под хмельком. Завзятые сутяжники, зная его слабость, просто подносили ему бурдюки с вином и неизменно оказывались в выигрыше. Абдулла заранее потирал руки.
Узнав о том, что Насреддину предстоит идти в суд, тёща посоветовала поднести кази хотя бы кувшин виноградного вина. Зять только отмахнулся от неё. Дело, по его мнению, не стоило выеденного яйца.
В самом весёлом расположении духа он предстал перед судьёй и жалобщиком.
Мусульмане! радостно воскликнул он. Возблагодарим Всевышнего!
Оба правоверных, как по команде, воздели руки к небесам.
За что? неуверенно проблеял Абдулла.
Кази укоризненно глянул, но, не опуская рук, вынужден был повторить вопрос.
Не стоять же им в такой позе до вечера.
Вы не знаете за что? делано удивляясь, покачал головой Насреддин.
Говори, не томи, благочестивый Ходжа! снова подал голос Абдулла.
Да за то, громогласно заявил Насреддин, что он не дал верблюдам крыльев!
При чём тут крылья? опомнился кази. Что за шутки в важном присутственном месте? Глаза его налились праведным гневом.
Да вы только представьте себе: получи они крылья, подобно аистам, вздумай они строить гнёзда на крышах наших домов, они бы валились нам на головы. И Насреддин залился звонким смехом.
Кази рассвирепел. И, не сходя с места, назначил штраф за неуважение к суду. Пришлось легкомысленному Насреддину вынуть из кармана последние двести таньга.
Сто пошли в кошелёк кази, сто достались Абдулле.
Что до веток яблони, то о них попросту забыли. При этом судья многозначительно посмотрел на жалобщика, дескать, два наказания за один раз присудить нельзя не по закону. Но на следующем заседании мы основательно потрясём его кошелёк. Сутяга расплылся в улыбке. Судья ощерился в ответ.
Дома Ходжу ждали зубодробительные попрёки со стороны любимой тёщи.
Златотканый халат
С этого дня Насреддин начал наблюдать за передвижениями любителя горячительных напитков.
Как-то вечером тот, залив в себя рисовой бузы сверх меры, свалился в саду, не дойдя нескольких шагов до собственного жилища.
Насреддин перемахнул через забор, содрал с поборника справедливости златотканый халат и, весело напевая, воротился домой.
Наутро, протрезвев и не обнаружив на себе драгоценной одежды, страж закона не на шутку разгневался, кликнул стражу и приказал:
Дармоеды, так-то вы оберегаете дом и имущество своего господина! Не жалея ног, обшарить всю округу, разыскать пропажу и доставить вора на праведный суд! Иначе вместо замызганных халатов, болтающихся на ваших плечах, я с вас живьём шкуру сдеру.
Долго заниматься поиском грабителя не пришлось. Не сделав и пяти шагов, стражники наткнулись на Ходжу, который с довольным видом прогуливался по базарной площади, вызывая восхищение окружающего люда ослепительным одеянием.
Его схватили и потащили в суд.
Увидав беспечно улыбающегося Ходжу, судья злорадно потёр руки. Он посадит этого бездельника в яму, отберёт у него дом, пустит его по миру со всем семейством. Этот голодранец, этот разбойник, поднявший руку на священную собственность блюстителя порядка он и не подозревает, что этот халат стоит дороже, чем всё его жалкое имущество.
Однако по местному законодательству казн не имел права судить вора, так как сам являлся пострадавшей стороной. Пришлось пригласить старосту кишлака и на время передать ему печать правосудия.
Новоявленный судья сразу задал Насреддину вопрос:
Откуда, сын греха, ты взял эту вещь, на которую и взора-то бросить недостоин? Отвечай, или я немедленно прикажу посадить тебя в яму.
Ой-ой-ой с притворным испугом схватился за голову Ходжа. Я всё скажу, о справедливейший из справедливых вершителей правосудия. Прогуливаясь вчера вечером со своим другом, я увидел валяющегося на земле пьяного человека в этой замечательной одежде. Я растерялся. Мог явиться вор, который наверняка позарился бы на это драгоценное одеяние. Я снял с него халат. К сожалению, было темно, я не разглядел его лица. Наутро, надев халат, я пошёл по кишлаку, интересуясь у каждого встречного, не ему ли принадлежит спасённая от грабителя одежда. Желающих признать мою находку своей вещью не нашлось. Но, раз уважаемый кази утверждает, что халат принадлежит ему, я готов вернуть его законному хозяину. Надеюсь, он не забудет моей скромной услуги, лукаво улыбнулся Ходжа Насреддин.