Она отвечает:
На балконе.
Ага, на балконе хозяйской спальни, значит.
Я пишу:
Мы должны соблюдать осторожность.
Но не отсылаю это сообщение. Что-то не задается у меня начало. Куда это годится: у чувака первый тайный контакт с любовницей, а он расспрашивает ее о качестве связи что за чушь? А потом сообщает, что надо соблюдать осторожность вот так романтика
Да, надо было заранее продумать, что именно я буду писать. Но теперь поздно. Поэтому я стираю написанное и пишу снова:
Нам надо быть осторожнее. Я не хочу тебе все испортить.
Ну вот, так лучше кавалер выражает заботу о даме. Но сексуальности все еще не хватает. Ну-ка, Саймон, давай, пришпорь воображение.
Я никогда такого раньше не делал.
Не годится. Конечно, это сущая правда, но не годится.
Вопрос по типу популярной телевикторины: Что самое неподходящее он может сказать ей в такую минуту?
(а) Я тебе нравлюсь? Правда? Потому что ты мне нравишься, аж жуть!
(b) Ты устала? Ты же всю ночь являлась мне в моих мыслях.
(с) Я никогда не встречал такой, как ты.
(d) Кажется, я тебя люблю.
(e) Ничего из вышеперечисленного.
Выбираю вариант (е). Попробуем обойтись без слова на букву «л». Как тебе такой ответ:
Я не могу перестать думать о тебе.
Уже лучше. Да. Я нажимаю на «отправить», чтобы не дать себе передумать, и делаю еще глоток кофе. На экране напротив ее имени начинают мигать точки она пишет:
До встречи.
Вау. Ф-фу-у. Первое включение состоялось.
Я закрываю телефон, выключаю его и вынимаю сим-карту.
* * *
Викер-парк. Когда я был студентом, это было популярное местечко здесь тусовались, зависали с друзьями, просто жили. Оно и сейчас такое, только народ помолодел и переоделся теперь тут сплошь яппи[20], и многие места, где раньше можно было нормально недорого поесть, выпить кофе и послушать музыку, теперь превратились в магазины «AT&T» и «Лулулемон» или в банкоматы «Пятый/Третий».
День я провожу в школе. Примерно в семь пятнадцать выхожу и отправляюсь в десятимильную круговую пробежку по Викер-парку и назад. Примерно на полпути останавливаюсь у бара «Вива Медитеррейниа» на Дамен, к северу от Северной авеню. Здесь я еще не был. В патио, выходящем в переулок, полно посетителей люди в рабочей одежде сидят тут, видимо, еще со «счастливого часа», студенты и аспиранты только начинают подтягиваться. Этим не повезло последние два активных лета у них отнял COVID-19, и они только начинают оживать.
Я стою в переулке, потный, по-хорошему уставший, и оглядываюсь по сторонам. Справа от меня задний дворик «Вива Медитеррейниа», патио. Слева задний фасад кондоминиума, вход в который с соседней улицы. Кое-кто из жильцов жарит мясо и попивает коктейли в своих патио.
Итак, я в гуще людей, все отдыхают, меня никто не замечает, не толкается и не пихает.
Решено. Здесь и будет мое место. В проулке за баром «Вива Медитеррейниа».
По плану, мы будем писать друг другу дважды в день, в десять утра и в восемь вечера график, который подходит нам обоим. В остальное время наши телефоны будут выключены. Надо соблюдать осторожность. Ясное дело, почему. Кто захочет, чтобы его или ее предоплаченный телефон запиликал и заморгал у всех на виду, пока хозяйка/хозяин, например, в туалете?
Правда, мне придется изменить привычный график пробежек, что очень жаль я люблю бегать именно по утрам. Но в защиту вечерних тренировок наверняка тоже можно многое сказать, да и этот маршрут, от школы до «Вивы», который я обследовал сегодня, совсем не плох.
Я достаю зеленый телефон на экране 20.00 и отправляю такое сообщение:
Проверка проверка хотя что это я. Здравствуй, моя прекрасная леди.
Она отвечает немедленно:
Здравствуй, опасный незнакомец.
Главное слово опасный. Я стараюсь не думать об этом. Но от правды никуда не денешься. Она снова пишет:
Прекрасная в смысле блондинка, да?
Это она так шутит, ведь она знает, что дело вовсе не в этом.
Ты не просто блондинка. Ты желанная, и забавная, и удивительная, рядом с тобой мое сердце делает по миле в минуту. Как тебе такое, а?
Ее ответ:
Это уже ближе к делу.
В патио скандируют хором в углу работает телевизор, идет какой-то спортивный матч. Хорошо быть молодым Я снова сосредоточиваюсь на телефоне:
Я хочу сделать для тебя что-нибудь.
Ответ:
Для меня или со мной?
Так, ответный бросок:
С тобой.
На экране перемигиваются точки. Она думает. И вот:
Надо же. У парня с таким христианским именем такие темные мысли неожиданно.
Отлично. Мне нравится. Хотя, замечу в скобках, имя Саймон Питер, которое дала мне мать, это не отсылка к Библии. Просто ей нравилось имя Саймон, а Питером звали ее отца. Но учителя по религиозному образованию в школе Святого Августина обожали называть меня полным именем.
Я отвечаю:
Ты еще не знаешь, что значит «неожиданно».
Улыбаясь, я выключаю телефон, вынимаю из него сим-карту и по отдельности кладу то и другое в карман беговых шортов.
Такой способ коммуникации полностью отвечает нашим целям. Только надо соблюдать осторожность.
Надо постоянно соблюдать осторожность.
День после Хэллоуина
17. Джейн
Сержант Джейн Бёрк наклоняется и внимательно смотрит в лицо Лорен Бетанкур.
Тело повешенной заснято уже со всех мыслимых ракурсов, включая крупный план узловатой веревки, запутавшейся в металлических завитках кованых перил. Пора снимать. Под присмотром судебно-медицинского эксперта округа Кук, который отдавал приказы офицерам из Виллидж, стоявшим на стремянках и внизу, на полу передней, веревку развязали, тело уступило силе притяжения и, поддерживаемое со всех сторон, скользнуло в черный пластиковый мешок, а после было уложено на каталку.
Нижняя часть лица убитой покрыта царапинами, но они, уверена Джейн, связаны с обломанными ногтями на руках убитой наверняка женщина отчаянно цеплялась за веревку, которой ее душили. Полосы на шее показывают, что петлю пытались затянуть не однажды, причем в разных направлениях. Самый четкий след остался, разумеется, там, где петля в конечном итоге перекрыла женщине кислород и сломала шейные позвонки. Но есть и еще один след, почти горизонтальный, как будто убийца стоял у нее за спиной и отчаянно тянул за веревку обеими руками, а Лорен также отчаянно старалась сорвать с шеи петлю.
Так представляет себе картину убийства Джейн, хотя знает, что полностью восстановить ее только по сохранившимся деталям все равно невозможно. В том числе потому, что убийца мог попытаться замести следы, хотя в данном случае он этого, кажется, не делал. Но даже девственно-чистое место преступления, как любила говорить ее мать, никогда не расскажет, как именно все случилось.
* * *
Джейн. Ее напарник, сержант Энди Тейт, который ведет опрос соседей, входит в дом через южную дверь, то есть через кухню.
В чем дело?
Он манит ее пальцем. Она идет за ним на улицу.
Вон тот белый викторианский особняк. Северо-западный угол Томаса и Латроу.
Ну?
Там живет семейство Данливи. Включая шестилетнюю Мэри Данливи.
Ясно.
Так вот, вчера Мэри ложилась спать около семи тридцати вечера. Немного рановато, но у нее заболел животик. Слишком много сладкого печенья, так?
Так.
Часиков в восемь, а то и в восемь тридцать она встала и подошла к окну, которое выходит, заметь, на юг.
Джейн хорошо видит это окно с того места, где они стоят.
Девочка увидела мужчину, который стоял за деревом и смотрел на дом Бетанкуров. Она говорит, что долго за ним наблюдала. Насколько долго, она не знает. Но говорит, что он тоже долго стоял и смотрел в сторону дома Бетанкуров. А когда ей стало страшно, она спустилась вниз, к мамочке, и сказала ей, что боится. А чего боится, не сказала. И вот сегодня все выяснилось, только что.
Джейн показывает пальцем:
Возле того большого дерева, на юго-восточном углу?
Точно.
И что это был за человек? спрашивает она.
На нем был костюм. Черный, с большим капюшоном. Длинный, от макушки до пят. Лица этого мужчины малышка не видела.
А про костюм она ничего больше не сказала?
Вообще-то сказала, отвечает Энди и протягивает Джейн свой телефон. Мы с ней вместе перебрали весь каталог маскарадных костюмов.
Джейн видит на экране изображение и вздрагивает. Черное длинное одеяние с удлиненным капюшоном.
Не хватает только серпа, или с чем он там ходит, замечает Энди.
Джейн поднимает глаза на напарника:
Это что Мрачный Жнец?
Джейн, тебя зовут.
Джейн возвращается в дом. Там, на лестничной площадке между первым и вторым этажом, стоит Риа Пераино, техник-криминалист центра по расследованию особо тяжких преступлений западных пригородов Чикаго. Джейн работала с Риа по делу о сексуальном насилии два года назад и с тех пор всегда радовалась встрече с ней.
А мы нашли что-то интересненькое, говорит Риа нараспев.
Джейн осторожно поднимается по лестнице, Энди Тейт за ней. У верхней ступеньки Риа делает обоим знак остановиться.
Всем стоять, здесь хожу только я, говорит она. У нас брызги крови по всей лестнице.
Вас поняли, говорит Джейн.
Риа, осторожно ступая между отметками на полу, подходит к дальней стене. Там, под многоцветным импрессионистическим полотном, которое ничуть не пострадало, лежит опрокинутый старинный столик цвета теплого какао наверняка такой цвет называется как-то по-особому, например капучино, с изогнутыми ножками и пустой полочкой для мелочей. Раньше на нем стояла ваза с цветами (осколки лежат на полу рядом) и рамка с фото Конрада и Лорен Бетанкур (лежит на полу стеклом вниз).
Риа оборачивается, сияя, словно ведущая телешоу, готовая объявить сумму огромного приза. Движением фокусника она поднимает столик и показывает на предмет, который лежит за ним, у самой стены.
Телефон, бормочет Джейн.
Ярко-розовый телефон.
Энди, набери-ка еще разок мобильный номер Лорен, говорит Джейн. Тот, который зарегистрирован на Виллидж.
Из мешка с уликами доносится гудение это вибрирует мобильник, зарегистрированный на имя Лорен Бетанкур, который они нашли на столе в кухне.
А это тогда чей?
Одноразовый, как пить дать, отвечает Энди. Это не «Айфон» и даже не «Самсунг» из тех, какими пользуются богатые дамочки. Отсюда вывод это, девочки мои, особый телефон для разговоров с любовником.
До Хэллоуина
Август
18. Саймон
Вызывали, декан? спрашиваю я.
О, Саймон Хорошо, что пришел. Заходи, садись. Сегодня декан Комсток в фиолетовой бабочке. Фиолетовый цвет нашей школы. Я терпеть не могу бабочки. В жизни их не носил.
Он мог бы и сам зайти ко мне, ничего с ним не случилось бы. Но это поменяло бы динамику отношений между нами. Хотя, какого черта, у него и так довольно надо мной власти
Я надеюсь, у тебя было время обдумать то, о чем мы с тобой говорили.
А говорили мы о том, чтобы я тихо забрал заявление и не отсвечивал, когда Рейд Саутерн, сынок твоего благодетеля, займет единственную вакантную должность профессора нашей школы.
Да, я обещал, что хорошо над этим подумаю. И я подумал.
Но свою кандидатуру так и не отозвал. Правда, я еще не все документы оформил, не послал материалы, но сделать это еще не поздно. Последний срок наступает через пару недель.
Почему я так ничего и не сделал, это, конечно, вопрос. Наверное, это мой пассивно-агрессивный протест против давления декана, способ заставить его понервничать а вдруг я все же брошу ему открытый вызов и пошлю материалы в последний момент?
А может, я и впрямь их пошлю Вики ясно дала понять, что она думает об этом, а ее мнение для меня зачастую решающее.
Такого декан явно не ожидал. Наверняка он считал, что после того нашего разговора я еще до каникул пойду и, как пай-мальчик, отзову свою кандидатуру. Кто знает, может, он обещал папашке Рейда Саутерна, мистеру Большие Баксы, что так и будет Тогда получается, что я его вроде как подставил. А это уже никуда не годится, верно?
Я надеюсь, ты понимаешь, что я действую сейчас в твоих же интересах, заявляет Комсток.
Я только киваю попытайся я облечь ответ, который просится у меня с языка, в социально-приемлемую форму, и меня просто стошнит.
Саймон. Декан откидывается на спинку массивного кожаного кресла. Надеюсь, ты понимаешь, что в наше время любая юридическая школа должна проявлять особенную щепетильность в подборе профессорско-преподавательского состава.
Вот как? Тогда что ты здесь делаешь, декан?
Разумеется.
Более того, в наше время приходится учитывать не только профессиональные и иные компетенции преподавателей, но и тщательно рассматривать их прошлое.
Я хлопаю глазами. И медленно заливаюсь краской под его взглядом.
За последнее время мы не раз становились свидетелями того, как выдающиеся люди теряли влияние и положение в обществе за проступки, совершенные ими двенадцать, а то и пятнадцать лет назад.
Двенадцать лет назад. Пятнадцать лет назад. Эти цифры не с потолка взяты. Ты славно поработал, декан
А когда соперничающие кандидаты идут практически голова к голове, как ты и Рейд, то любая мелочь может оказаться решающей.
Он улыбается. Доволен своей победой.
Разумеется, когда выбирать не из кого, как, возможно, будет в следующий раз, когда ты выдвинешь свою кандидатуру, продолжает Комсток, глядя на меня снисходительно-задумчиво, то никто не станет копать так глубоко. В самом деле, зачем кому-то задаваться вопросом, что человек делал лет, скажем, двенадцать тому назад, в молодости
Лет двенадцать назад. Лет двенадцать назад.
Однако в данной ситуации выбор есть начинаю я, стараясь контролировать голос, чтобы он не дрожал.
Он разводит руками:
И мы, разумеется, ищем способ избежать конфликта. Поэтому глубоко копаем. Рассматриваем всю биографию кандидата. Включая и такие детали, о которых сам он забыл упомянуть, поступая к нам на работу.
Я так стискиваю зубы, что челюстям становится больно. Перед глазами мелькают черные мушки.
С меня никто не брал обязательств раскрывать всю свою подноготную.
Понятно, Саймон, понятно. И презумпцию невиновности тоже никто не отменял. Ничего ведь не удалось доказать, так? Вот только интересно что будет с твоей карьерой, если вся эта история выплывет наружу? Я имею в виду суд и все прочее.
Вот именно, суд и все прочее.
Так что я повторяю: предлагая тебе снять свою кандидатуру на этот раз, я действую в твоих же интересах.
Я медленно поднимаю глаза. Наши взгляды скрещиваются. К его чести, декан смотрит на меня в упор. Правда, льстивая ухмылка так и не сходит с его лица, но взгляд он все-таки не отводит.
А если я заберу заявление? спрашиваю я.
Тогда незачем будет и копаться в этой древней истории. Что касается меня, то я с удовольствием оставлю ее в прошлом, где ей самое место.
19. Вики
Около шести вечера я возвращаюсь с дежурства закупка продуктов для приюта, групповая сессия с психологом, починка сломанного стеклопакета в спальне второго этажа. Въезжаю в проулок за домом и ставлю машину в уличный гараж. Иду через задний двор, по всему периметру окруженный высоким густым кустарником, тишина, свобода от чужих глаз и вхожу в дом через кухню под «динь-дон» сигнализации и придушенный женский голос, сообщающий: «Задняя дверь».
Саймона не слышно. Никаких звуков в «логове», внизу, ни шагов наверху.
Алло? кричу я. Ставлю на пол сумку и иду к лестнице. Саймон?
Тишина. В душе его тоже нет я бы слышала шум воды.
Саймон Питер Добиас!
Может быть, его нет дома? Но он говорил, что будет. Наверное, на пробежку пошел. Его ведь хлебом не корми, дай побегать.
Я подхожу к лестнице.
Есть там кто-нибу-удь?
И слышу какой-то звук. Не на втором этаже, выше. Я поднимаюсь наверх. Так и есть, чердачная лестница опущена. Значит, он на крыше.