В ночное время бой прекратился?
Поначалу мы собирались его продолжать. Вечером к нам в батальон приехал помощник начальника штаба бригады старший лейтенант Храмов. Он передал приказ комбрига вести наступление в направлении села Однощекино, на подходе к которому немцы оказали упорное сопротивление первому танковому батальону и самоходчикам. Однако когда мы приблизились к Однощекино, то пришлось отказаться от атаки с ходу. У нас не было разведданных о противнике, а в темноте уже было ничего не видно. Из прикрепленного к нам мотострелкового батальона автоматчиков отправили пешую разведку. А мы, командиры танков, вместе с нашими механиками-водителями также отправились на рекогносцировку местности перед селом. Все готовились к атаке, которая должна была начаться рано утром.
И всю ночь шла перестрелка. Мы сами вызывали огонь противника, чтобы разведать, каковы его силы и огневые средства. Спровоцировать немцев в ту пору было уже легко. Они боялись, что мы начнем атаковать их, не дожидаясь рассвета, и открывали беспорядочный огонь после каждого выстрела нашего танка или артиллерийского орудия.
А утром короткая артподготовка была, и мы вместе с частями 197-й танковой бригады и 30-й мотострелковой бригады пошли в атаку. В этот день нам удалось овладеть селом Колонтаево, выйти к реке Нугрь. И вот так мы весь август, весь сентябрь фашистов гнали.
Впрочем, по-разному случалось. Однажды не помню, возле какого населенного пункта во время танковой атаки немцы открыли шквальный огонь по нам. Многие танки загорелись. И мой тоже. Мы выпрыгивали из них. Немцы вели ружейно-пулеметный огонь. И некоторым, как и мне с моим экипажем, повезло спрыгнуть за танки, а потом в окопы, которые рядом. А многим повезло меньше. Погибли они.
Но так или иначе враг отступал. И наш боевой труд оценили.
Интервью и лит. обработка: М. Свириденков
Городинский Арон Семенович
В мае 1943 года мы оказались в лесах под Жиздрой, нас придали 8-му гвардейскому стрелковому корпусу. В этом корпусе было три дивизии: две гвардейские, а третья обычная стрелковая дивизия, которую все называли «киргизской», поскольку она была национальной, сформированной в Средней Азии. Так две гвардейские дивизии вместе с нами готовились к наступлению в ближнем тылу, где была создана полная имитация немецкой оборонительной линии, а национальная дивизия занимала 20 километров передовой линии.
Затем нас подвели к передовой, ночью мы получали боеприпасы и готовили позиции, а днем было запрещено хоть как-то обозначить свое присутствие на передовой.
Немцы, я думаю, знали, что мы готовимся к наступлению, так как из состава национальной дивизии к ним постоянно перебегали нацмены и сдавались в плен. Один раз прямо на моих глазах, светлым днем, к ним перебежали два узбека из окопа боевого охранения.
Но немцам эти узбеки не подошли, по-русски ничего не знают и сообщить толком ничего не могут. И они прогнали этих узбеков назад, мол, ведите своих офицеров, тогда вас примем.
И что вы думаете? Эти два нацмена схватили одного взводного и потащили к немцам, но на нейтралке их смогли перехватить. Собрали заседание трибунала, от каждого подразделения привели на суд представителей. Этих двух перебежчиков допрашивали через переводчика, а потом трибунал объявил приговор:
Смертная казнь через повешение.
Обычно таких предателей расстреливали перед строем, а тут на самом деле вздернули на развилке лесных дорог, больше недели они висели на веревках с табличками на груди «Изменник Родины», и все части шли по дороге мимо висящих трупов.
Дивизион получил перед наступлением три крупные цели, по одной на батарею, командиры расписались «за каждую цель», и заранее был заведен «паспорт» на цель.
12 июля началась трехчасовая артподготовка, а затем гвардейские дивизии перешли в наступление. За первый день наступления корпус продвинулся вперед на 20 километров.
Мимо наших позиций провели колонну пленных власовцев, больше 100 пленных.
Эти бои под Орлом были последними в моей боевой биографии.
Интервью и лит. обработка: Г. Койфман
Толстиков Владимир Владимирович
После окончания Казанского танкового училища, летом 1943 г. мы с Жоржем были направлены на Центральный фронт, во Вторую гвардейскую танковую армию, в элитную, очень известную своими боевыми подвигами 11-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду, которой командовал всем известный своим мужеством Герой Советского Союза полковник Бубнов.
2-я ТА и 11-я гвардейская танковая бригада находились в районе Курска и готовились к величайшей в этой войне танковой битве с фашистской танковой армадой, получившей впоследствии всемирно известное название Курская битва.
К сожалению, мы с Жоржем были вместе только около месяца. Отец отозвал Жоржа в Свердловск для подготовки к поступлению в Бронетанковую академию. Итак, я остался до конца войны один, без верного настоящего друга Жоржа Прейсмана.
Но вернемся к моей боевой службе на фронте, в 11-й гвардейской танковой бригаде. Надо сказать откровенно, что я впервые на этой войне стал настоящим командиром. До этого я находился всегда в роли подчиненного, будучи стрелком-радистом на бомбардировщике. Теперь я командир танка, в моем подчинении всего три человека, но в условиях войны быть командиром танка дело не простое, сложнее, даже опаснее, чем командир самолета, ибо в танке просвечивается вся твоя натура, твоя воля, твое поведение, и если, не дай Бог, ты поведешь себя неправильно, будешь несправедлив, а попросту хамить, грубить подчиненным или напротив заискивать перед ними в обоих случаях тебе хана. В первом случае тебя просто убьют, сказав погиб от шальной пули, снаряда в бою. В самолете этого сделать невозможно, а у танкистов таких случаев было немало. И вот, к своему сожалению, я попал в неблагополучный экипаж. Это были три коренастых, нахальных, далеко за 50 лет уголовника, все руки и грудь в наколках. Об их прошлом мне рассказал наш командир роты капитан Мельник.
Экипаж танка встретил меня, 22-летнего командира с внешним видом далеко не мужественного покроя, с исхудалым тощим лицом, довольно неприветливо.
Ну что, пацан, собираешься нами командовать? с усмешкой заговорил механик-водитель.
Поведение экипажа меня расстроило, но я решил все же проявить характер:
Во-первых, прошу вас впредь со своим командиром танка так хамски не разговаривать. Я не пацан, а ваш командир. От меня и только от меня зависят успех боя и ваша жизнь.
Ну все это мы завтра увидим, заметил наводчик.
Итак, наше знакомство началось с подготовки к завтрашнему бою. 5 июля фашисты должны перейти в наступление.
Наступает горячая пора. Я приказал, во-первых, на танке красными большими буквами написать «Беспощадный», далее все укрытия, где был замаскирован наш танк, хату с края деревни уничтожить, ибо они мешали вести прицельный огонь. Эти мои указания оказались разумными, и мы на следующий день успешно вели огневой бой с фашистскими «Фердинандами» и «Тиграми». Поначалу, при первых выстрелах противника мой экипаж сразу же бросался на днище танка, спасаясь от снарядов врага. Но мой прицельный огонь поражал немецких танкистов, и мы без потерь успешно вели огневой бой. Прошло несколько дней, и ни я, и ни один из членов экипажа не только не были убиты, но даже и ранены. А на фронте танкисты обычно живут не более 35 дней. Экипаж изменил ко мне отношение на 180° к лучшему, и мы стати настоящими боевыми друзьями.
Командование тоже обратило на меня внимание, на мое мужество и умение вести бой, и через неделю меня назначают командиром взвода (три танка). Мои члены экипажа ревели воем, не хотели меня отпускать, ходили даже к командиру бригады, чтобы меня оставили, так не хотели со мной расставаться, и, надо сказать, у них было какое-то предчувствие. На следующий день, уже без меня, все трое были убиты прямым попаданием бомбы в их танк.
Бои на Курской дуге были очень ожесточенные, наша 11-я танковая бригада вела бои на Орловском направлении в районе станции Поныри. Моему взводу, как всем нашим танкистам, приходилось отбивать атаки немецких танков последней их конструкции Т-VI «Тигр» и Т-V «Пантера». Это было для нас далеко не просто, ибо наш лучший советский танк Т-34 по своим боевым качествам уступал фашистским танкам. Так, их калибр пушки 88 мм, а наш 76 мм, начальная скорость снаряда у них в 2 раза выше нашей, следовательно, выше пробиваемая способность, их прямой выстрел 2 км, а наш 800 м, то есть они могут за 1 км раньше нас вести огонь на поражение. За все эти недостатки наших танков мы расплачивались большой кровью. Только в моем взводе я за первую неделю боев потерял два танка из трех.
Бои под Понырями в июле 1943 года навсегда врезались в мою память. Я даже сочинил небольшой стих по этому поводу:
Я снова в памяти найдуПолоску розовой зариИ эту станцию в садуС названьем странным Поныри.
Особенно тяжелые бои развернулись 12 июля в районе Прохоровки, куда наша 11-я танковая бригада была брошена на помощь 5-й танковой армии.
Там развернулось гигантское встречное сражение, где с обеих сторон участвовали свыше 1200 танков. Это был настоящий кошмарный ад. Мы сближались с фашистскими танками до такой степени, что уже вести огонь из пушек было невозможно, выскакивали из машины и сражались с врагом в рукопашной схватке, сражались чем попало кувалдой, ножом, пистолетом. Бог меня пожалел и в этой тяжелой схватке. Поле боя после сражения напоминало Бородинское, везде лежали убитые, раненые, стояли разбитые танки. Местные жители оказывали нам всяческую помощь, называя нас танковыми рыцарями в соловьиных краях.
К концу июля фашистские войска в конец выдохлись, и мы перешли в решительное контрнаступление.
Осенью 1943 года наша 2-я танковая армия начала осуществлять крупные наступательные операции на Украине. 6 ноября был освобожден Киев, а затем другие города Украины.
Рыжков Иван Ермолаевич
На Курской дуге мы все знали, что немцы будут наступать, готовились к этому. За день до наступления мы знали, что завтра или послезавтра начнется, потому что немецкая тяжелая артиллерия начала разрушать блиндажи и дзоты на участке дивизии, которую мы прикрывали. Кроме того, ночью, может быть, с 12 часов или с часа, над нашим передним краем стали летать немецкие самолеты. Мы вначале подумали, что это наши девочки бомбят немцев, потом оказалось, что нет.
Потом мы провели контрподготовку. Тишина была полнейшая, кузнечики слышны. Я вылез на бруствер, я тогда уже командиром дивизиона был, смотрю, а на той стороне, в 23 километрах от переднего края, колонны стоят с танками, бронемашинами. Я сразу командую: «Приготовиться». Докладываю командиру полка. Он: «Давай, открывай огонь».