Никого, шепчет один из охранников. Сука, только заснул!
Доносится зевок.
Ага. Лучше бы проводку починили, а они все диверсантов ловят.
На всякий случай охранники отворяют дверь в мою комнату, луч падает на храпящего Блина, тот хрюкает, закрывает лицо и бормочет сквозь сон:
Что за падла свет включила?
Луч фонаря скользит по койкам, останавливается на крайнем шкафу-пенале, куда человеку ну никак не влезть.
Вентиляция вся цела, говорит второй охранник.
Шепотом матеря начальство, они удаляются.
С минуту лежим неподвижно. Рэй практически беззвучно спускается с кровати, я поворачиваюсь и смотрю в его светящиеся глаза. На его месте я попытался бы меня убить безопасности для, но у него, видимо, нет оружия, только странный прибор. Рэй прикладывает руку к груди и склоняет голову в знак благодарности. Так же беззвучно исчезает за дверью, и спустя минуту врубают свет. Надеюсь, он успел добраться до своей комнаты, пока двери самопроизвольно не заблокировались и не включились камеры.
Просыпаюсь утром по гудку, оглядываю хмурые рожи соседей. Блин и кривоногий смотрят волком, остальным на меня по фиг. Одеваюсь, не слезая с верхней полки, шнурую берцы и вливаюсь в поток людей в серой робе. Мысли вертятся вокруг Рэя, у него нет робы, он, как и я, новичок, и отыскать его в столовой в этой унылой массе будет просто.
Сказать, что столовая огромна не сказать ничего. Штук двадцать раздаточных пунктов у стены, столов на восьмерых точно не меньше сотни. Пахнет жареным луком. Звенят ложки, посуда, стоит мерный гул. И где его искать? Пока топаю к раздаточной в середине и стою в очереди, один за другим осматриваю столы со склонившимися над ними работягами, но Рэя среди них нет. Беру тарелку с бурой отвратительной на вид похлебкой и кусок хлеба, подсаживаюсь к троице работяг, которые уже доедают, подношу ложку ко рту и слышу позади хриплый мужской голос:
Тут свободно?
Молча киваю и едва не давлюсь кашей со вкусом гороха: напротив садится Рэй, оглаживает серую робу.
Новенький? Я уже неделю отработал! Видишь, шмот выдали.
Его голос весел и бодр, а глаза холодны, поза вальяжна, а плечи напряжены.
Леон, представляюсь я.
Он хмыкает и представляется, начинает есть, а когда троица освобождает стол, продолжает:
Удивительно, что я тебя сразу не узнал, он подсовывает под мою тарелку сложенный листок бумаги. Здорово маскируешься. Давно здесь?
Второй день.
Его реплика про маскировку не вполне понятна, но не переспрашиваю.
Понял. Тогда четверг.
Не уточняю насчет четверга, потому что на освободившееся место садятся четверо рабочих, а свидетели нам не нужны. Рэй уходит первым, я считаю до десяти, отношу пустую тарелку и уже в своей опустевшей комнате разворачиваю записку.
«Бери выходной в понедельник. Встречаемся на станции 38 (пятое кольцо метро) в 16.00». Теперь ясно, что выходной нужно взять в четверг. Интуиция подсказывает, что этот человек ответит на большую часть моих вопросов.
Интерлюдия. Гамилькар
В приемной Верховного жреца Гамилькар торчит уже двадцать три минуты, и если перевести время в деньги, его ожидание стоит десятки миллионов.
Он сатанеет от несправедливости происходящего и с трудом сдерживает гнев. Если бы не Элисса, его первая дурковатая жена из Магонов, как под землю провалившаяся вместе с их ребенком, предназначенным в жертву, все было бы по-другому. Теперь же Ваал, видимо, отвернулся от него, и непонятно, сколько еще нужно жертв, чтоб расположить бога к роду Боэтархов.
Гамилькар знает: его место как минимум в Совете Пяти, а не здесь, пусть и на седьмой ступени пятого уровня, на самой вершине зиккурата, но в приемной. Предыдущий Верховный Жрец пророчил ему судьбу Белого Судьи. Когда Танит изберет его, ему откроется доступ к кому угодно и куда угодно.
Наконец белые с позолотой двери распахиваются, и Гамилькар, оставив телохранителей, шагает по красным ковровым дорожкам мимо роскошных жреческих покоев, мимо малых залов с идолами, где проходят закрытые служения.
Верховный жрец Ганнон ждет его в коридоре с самым настоящим факелом в руке. Он абсолютно лыс, удалены даже брови и ресницы; обвислые, как у собаки, щеки вздрагивают, когда он видит гостя. Жрец одет в белоснежную тунику и алую мантию, расшитую золотом.
Рад приветствовать тебя, Гамилькар, глава рода Боэтархов, говорит старик, разворачивается и, позвякивая серебряными колокольчиками на запястьях, идет по коридору. Следуй за мной.
«Хоть бы извинился за опоздание, червь», раздраженно думает Гамилькар, шагающий следом.
В комнате, где проводятся ритуалы, нет окон, стены обиты алым шелком. Восемь факелов на полу, если соединить их линиями, образуют октаграмму, в центре ее медный лист алтаря под ним жаровня с углями.
Я встречался со всеми девственницами древнейших родов, с трудом подавляя раздражение, говорит Гамилькар. Ты уверял, что Танит уже воплотилась, твой предшественник что наши судьбы связаны неразрывно. Но ее среди них нет! Я бы ее почувствовал. А значит, кто-то из вас ошибся, и либо не меня Ваал выбрал на роль Белого Судьи, либо Танит еще не воплотилась.
Высшие пророчества никогда не лгут. Но уже завтра тебе придется пожертвовать самым дорогим за право узреть будущее.
У меня есть еще сыновья.
Достаточно первенца. Это должен быть не ребенок.
Да будет так, кивает Гамилькар, и его сердце пронзает боль при мысли о том, чем он пожертвует.
Жрец протягивает нож и чашу. Не моргнув глазом, Гамилькар вскрывает вену на левой руке, сжимает кулак, чтоб кровь не свернулась. Когда чаша наполняется на четверть, закрывает рану пальцем.
Приняв чашу, жрец воздевает ее над головой, несколько раз встряхивает, звеня колокольчиками. Одна за другой входят четыре жрицы-вестницы, принесшие в жертву свои глаза, чтобы видеть большее, становятся по углам комнаты и начинают петь. У каждой свои слова, их звонкие голоса сливаются, и пение а капелла[3] рождает дивную завораживающую мелодию. Гамилькар встряхивает головой, чтоб избавиться от наваждения.
Жрец затягивает песнь на древнепунийском, опрокидывает чашу на раскаленный лист алтаря кровь шипит и пузырится, тошнотворно пахнет горелой плотью. Вестницы снимают лист и переворачивают, ставят перед жрецом, он вперивается в черный рисунок, глаза его закатываются и становятся черными.
Гамилькару неприятно это видеть, и он изучает блестящие носки своих ботинок. Вестницы смолкают и, придерживаясь друг за дружку, выходят. Жрец смотрит на Гамилькара взглядом снулой рыбины, ничего нельзя прочесть в его глазах.
Ну? не выдерживает Гамилькар.
Жрец проводит рукой напротив узоров из запекшейся крови и говорит:
Видишь? Вот ты, вот она, вы встречались, если не сказать что были близки. Она была рядом, это точно. Вот ты, вот Величайший распростер руки за твоей спиной, его лицо меняет выражение, он сглатывает.
Что еще?
Ты действительно избран, она воплотилась, и ваши жизни связаны.
Ты что-то скрываешь?
Вмешательство темных сил. Сумбур. Смерть. Кто-то еще он всматривается в рисунок. Или что-то поднимается снизу. Небо падает на землю, не замечая боли, жрец ведет пальцем по раскаленному листу. Песочные часы, где песок течет снизу вверх
Чья смерть? Надеюсь, не моя?
Нет, много смертей. Хаос
Я получу, что хочу?
Жрец одаривает его долгим взглядом, мысленно взвешивая каждое слово, ведь перед ним стоит человек, судьба которого встать за штурвал корабля, несущегося на рифы. А получится ли у него предотвратить катастрофу, ритуал не показал.
Ты получишь наивысшую власть, но не сразу, и будут трудности.
Спасибо. Проводи меня.
* * *
Вместо того, чтобы лететь на совет директоров в Британию или выполнить обещание и повезти детей на летающий остров, Гамилькар отправляется в резиденцию, занимающую огромную территорию на первой ступени пятого уровня. Его там ждет Дияла. Ждет каждый день.
Едва он переступает порог, Дия бросается ему на шею. Целуя в губы, Гамилькар берет ее за руки, отстраняется, ласкает взглядом. Она совершенство. Бронзовые волосы волной, изумрудные глаза, чувственные губы и снежно-белая кожа, а тело творение воли божественного скульптора. Но главное, она сама любовь.
Увидев ее анкету на сайте «В добрые руки», он оплатил лот без раздумий и долгих три месяца был счастлив.
Чего ты хочешь, родная? шепчет он, гладя ее щеку.
Я хочу быть с тобой всегда.
Ты и так со мной. Желай. Исполню любой каприз: бриллианты, остров Ты ж не видела мира и не купалась в океане. Летим!
Дия округляет глаза.
Но я не собрана.
Летим. Все недостающее купим по дороге.
Гамилькар мог бы пожертвовать контрольный пакет акций какой-нибудь своей компании, мог бы отдать один из островов или нефтяных вышек, но завтра он купит новую это не жертва, а подачка, Ваал не примет ее. Даже если пожертвует корпорацией «Тау», это будет не то. Самое дорогое, что есть у Гамилькара Дияла. Рабыня с самых низов, где тоже рождаются жемчужины.
У него есть сутки, завтра он отдаст Диялу Величайшему, чтобы воплощенная Танит обратила на него свой взор. И эти сутки Дияла должна купаться в счастье.
Глава 5. Условный рефлекс
Уже после встречи с Рэем я понимаю, почему он так скрывается: здесь повсюду камеры, нас пишут даже в туалете, потому мыться хожу, когда в душе выключают свет, и спать ложусь одетым.
С каждым днем все больше убеждаюсь, что мой план обречен на провал: вокруг меня примитивные зверобогие, самым продвинутым был Титус, но до него хрен доберешься. Но все-таки я тут не зря: многое узнал и лучше изучил врага, Рэя встретил.
Вечером вторника, стоя в очереди за похлебкой, я так погружен в себя, что не сразу узнаю повариху, насыпающую еду в тарелку. Если бы она ко мне не обратилась, так и не вспомнил бы Арбеллу, девушку, которой я невольно помог в метро.
Привет! восклицает она. Вот уж не думала, что встречу тебя здесь!
Да уж. Мир тесен, бормочу в ответ, в отличие от нее, встреча меня не радует, а напоминает о том, что я себе не принадлежу.
Она склоняется над стойкой, демонстрируя декольте, и бормочет, воровато оглядываясь:
Приходи ко мне после девяти, комната четыреста двенадцать, сделаю тебе вызов. Просто приложи браслет к сенсору лифта, охранники пропустят. Есть что сказать. Это серьезно.
Увидев кого-то, она возвращает лицу беззаботное выражение, посылает мне воздушный поцелуй и отворачивается. Сейчас не до женщин, но решаю идти вдруг у нее интересная информация.
В моей комнате мужики все так же смотрят реалити-шоу, но в воздухе будто бы звенит напряжение, так и кажется, что молнией долбанет. Блин и Кривоногий поглядывают краем глаза, но они все время на меня так косят, а сегодня их враждебность ощущается особенно остро. Может, послать все к хренам и свалить? Так и сделаю, завтра перетру с бригадиром, чтоб меня отсюда выпустили, сегодня уже поздно, но прежде поговорю с девчонкой вдруг что важное скажет.
На этаже, где обитают женщины, все так же, как у нас, только комнат меньше, коридор короче и заканчивается стеной, а не запретной дверью. Выхожу из лифта, охранник проверяет, сделали ли мне вызов, желает хорошо провести ночь и указывает, где находится нужная комната.
Встретившиеся в коридоре женщины, все молодые и привлекательные, смотрят с интересом, я прикладываю браслет к нужной двери и прохожу внутрь.
Арбелла уже ждет, свежая, надушенная и накрашенная. На ней шорты до середины бедра и майка в обтяжку, выгодно подчеркивающая формы, но мне не интересны зверобогие, как бы привлекательно они не выглядели. Любой зверобогий потенциальный враг.
Привет! Она обезоруживающе улыбается.
Что ты хотела сказать?
Вот так сразу? Даже не присядешь, она хлопает по заправленной постели рядом с собой, но остаюсь стоять. Ты очень выделяешься. Говорят, из какой-то лаборатории сбежала толпа гемодов, их теперь все ищут. Твои соседи по комнате уверены, что ты один из них, и собираются тебя сдать ловцам. Бригадир вмазан.
Хмыкаю.
Их ждет разочарование. А ты тоже думаешь, что я гемод?
Она пожимает плечами.
Мне все равно. Ты перевернул мой мир. Никто ничего не делает просто так, а ты В тот момент мне не хотелось жить, я ехала и думала о том, что не могу так больше. А тут еще и воры Она говорит сбивчиво, покусывая губы, теребит край покрывала. Но появился ты. Я не думала, что можно рисковать ради незнакомого человека и потом не лезть в постель, не просить вознаграждение. Сделать добро, развернуться и уйти. Это чудо. И если есть такие, как ты, значит, мир не так уж и плох. И в нем можно жить.
Поначалу мне хотелось оборвать ее и сказать, что мотив у меня был, да еще какой, и да, никто ничего просто так не делает. Но в какой-то момент ее ощущения снова передаются мне, и я смотрю на себя ее глазами: у меня разве что белые крылья за спиной не трепещут и нимб не сияет. Она смотрит на меня как на ожившее божество, изливает благодарность, как может. И я знаю, что если мне будет угрожать опасность, она с готовностью отдаст жизнь. Даже не за меня за веру в лучшее.
Впервые в жизни вижу перед собой не зверобогую, а человека уставшего, забитого, покореженного. С такими же чувствами и надеждами. Если признаюсь, что я трикстер, и позову с собой, она пойдет, и плевать ей на Ваала.
Спасибо, что предупредила, Арбелла.
Я успела сказать свое имя? удивляется она. Не помню когда. А ты
Вот я и проговорился, теперь надо выкручиваться и быть осторожнее впредь.
Ты еще в метро представилась. Я Леон.
Они подождут, когда ты выйдешь, попытаются парализовать и сдать ловцам. Здесь не нападают, потому что охранники отожмут вознаграждение, которое полагается за голову беглеца. Только не спрашивай, как я узнала. И да, у них есть парализаторы.
С одной стороны, опасаться мне нечего, я ведь не гемод. Но с другой это прямая угроза жизни: если у них все получится, и они начнут меня осматривать, увидят, что у меня нет татуировки Надо увольняться, и побыстрее.
Протяжно воет гудок, сигнализирующий отбой.
Может, останешься? Она кокетливо склоняет голову набок. Я не испугаюсь, даже если у тебя перепонки и чешуя.
Усмехаюсь. Девушка до сих пор считает меня гемодом. Неужели и правда так выделяюсь? Надеюсь, Рэй поможет вернуть мою жизнь, и я пойду к своим.
Ты ошибаешься, я обычный человек, улыбаюсь я и зачем-то глажу ее по волосам. Будь счастлива.
Вот уж не обычный бросает она в спину.
* * *
Прошлой ночью мне снилась Гитель, ее пушистые волосы, наша берлога, дети Я проснулся с ощущением щемящей тоски.
Сегодня я видел красочный незнакомый мир: дома-свечки размером с наш зиккурат, парки прямо на земле, сотни тысячи счастливых людей. Гигантские голограммы, диковинные флаеры и множество антенн в форме полумесяцев. Сперва, лишенный тела, я смотрел на город сверху, а потом меня потянуло вниз. Мгновение и я ток, бегущий по проводам, поток частиц, текущий из одного мира в другой.
Перед глазами вспыхивает текст на незнакомом языке: «Carthaginem esse delendam», но я понимаю смысл: Карфаген должен быть разрушен.
И вот я в привычном мире. Вроде станция метро, а вроде и нет. Навстречу течет поток людей в серых робах, и я вижу удаляющуюся хрупкую девушку с черными волосами. Мне нужно просто жизненно необходимо к ней! Она нужна мне как вода, как воздух, она смысл всего.
Девушка теряется за спинами, исчезает, и из груди будто бы вырывают сердце, я бегу к ней, расшвыривая людей, кричу, зову ее
И просыпаюсь по гудку с тоской еще более острой, чем вчера. Ощущение, что я раненая птица, взглядом провожающая стаю. Вместе со сном уходит что-то важное, из памяти стирается имя, лицо Кто она? Меня до сих пор к ней так тянет, что если бы знал, где ее искать, бросился бы сломя голову. Чтобы удержать волшебный образ, безумно хочется нарисовать ее лицо, но я не помню его!