Они напали одновременно, и я ударил с размаху. Лезвие Стали прошло сквозь панцирь, словно то была арбузная корка; я оттолкнул кого-то рукой в грудь, повалив его на двух других, тем самым немного очистив левый фланг, и проткнул первого, кто подскочил справа. Второй скрестил со мной клинок, и лезвие его упало, срезанное. Упала и его голова.
Третий хотел достать меня глубоким выпадом, но мой меч оказался длиннее, и я пробил ему забрало.
Больше никто не успел сделать ни одного верного движения, и спустя несколько секунд все они лежали поверженные, а их кровь, алее эмблем, растекалась по белой эмали. Последний замах болью отозвался в сердце. Я не ожидал, что устану, но дыхание сбилось после короткой стычки, и снова я подумал, что могу не дотянуть до момента, когда Зверю придется ответить на мой вызов.
Отбросив такие мысли, я полоснул мечом вдоль дверной щели, разрезая внутренние засовы, и вошел в коричневую темноту холла.
Никто не встретил меня, а поиск нужной комнаты не занял и минуты.
Хинга, книжница, подняла разваленное надвое лицо от гримуара в алой коже и посмотрела на меня широко расставленными темными глазами. Она читала, наверное, весь день, и дорожки крови пролегли от уголков глаз. Костяной нос провал в обнаженной, видимой, полосе черепа с шумом втянул пыльный воздух, густой от запаха сотен сгоревших свечей.
Ты? спросила она хрипло, облизав шрам, раздвоивший губы, раздвоенным же языком. Она никогда не говорила, где получила такую рану. Думаю, это и не рана вовсе.
Я не ответил. Пока не мог. Повисла тишина, но под моим взглядом она содрогнулась и, схватив перо, вывела знак на чистом листе, лежавшем перед ней.
Кровь с меча капала на пол: я направил его в грудь хозяйке, и она отпрянула, бросив перо. Я взглянул на лист, но он был чистым. Мне это не нравилось.
Я подошел к столу, положил Сталь поперек гримуара кровь сразу же впиталась в пергамент без следа и выдрал из книги страницу.
Хинга вскрикнула. Больно, конечно. У книжниц и книг всегда неразрывная связь. Поэтому я выдрал еще одну, с картинкой.
Хрипло закаркал Прокл, ворон Хинги; забил крыльями. Он сидел в клетке на подоконнике. Видно, снова был за что-то наказан. Книжница держала его, чтобы он диктовал ей книги, когда она их переписывает, и Прокл, случалось, нарочно начинал нести чепуху.
Блики свечей гуляли на бронзовых ромбах, покрывавших черное одеяние Хинги. Огромное горячечно-багровое солнце, разъеденное далекими дымами, заливало комнату мутным недобрым светом, и если цвет способен передать угрозу, то это был именно он. Я всегда любил такие закаты. А в грозу мне везло вдвойне.
Тяжелая коса Хинги, заплетенная медной цепью, нервно дергалась, но книжница не смела сказать мне ни слова. Я ненавидел книжницу за то, что, имея возможность говорить, она не имела смелости воспользоваться ею. Ненависть обжигала мое сердце, как тогда, когда легионы Солтуорта под зелеными флагами ударили из засады и полегли пеплом под черными молотами Гейр. Я был там, видел, как раскаленное оружие пробивает дымящиеся дыры в крепких доспехах, видел, как слепящая оранжевая ржа тления плавит сталь, как чернеют и обугливаются яркие, как листья, штандарты, и черные волосы Гейр были убийцам вместо стяга, и пепел застилал небо, как ненависть застилала мои глаза. В то время у меня был голос, и я кричал.
Я взял со стола перо и написал на вырванном листе три знака, обозначавших вопрос «Где он». Узор на мече дрогнул и выпрямился вновь. Я все делал правильно.
Как ты?.. спросила она, снова облизнув мертвые, цвета старой кости, передние зубы. Ей было немало лет впрочем, внешне эти годы отразились лишь омертвевшей раной, рассекшей ее лик пополам, и она немало повидала, учитывая, что каждая вторая из прочитанных ею книг могла свести человека с ума. И каждая из написанных, я полагаю.
В ответ я снова показал ей лист с моим вопросом.
Он убьет меня, если я скажу тебе. Или ты вернешься и убьешь меня.
Я взял меч и медленно провел лезвием, отрезая страницу. Хинга задрожала; из-под края шрама, там, где изуродованная плоть прилегала к кости, показалась струйка крови.
«Не вернусь», написал я. Ворон кричал в клетке, нервничал, перебирая прутья клювом.
Я не врал, я не собирался возвращаться ни в случае победы, ни в случае поражения. Я хотел одного: отомстить Беймишу и вернуть свое. Голос, коня и все остальное, что он у меня отнял.
Я приложил лезвие к книге и посмотрел ей в глаза.
Он в Башне Зверя, сказала она.
«В какой книге?» написал я. На том же листе, потому что Хинга ответила на предыдущий вопрос. Заканчивать фразу не было смысла, она знала, что я хочу спросить. Мне нужен был мой голос, и ничего больше. От нее ничего.
Она не ответила, и я смял несколько страниц, вырвал их и швырнул в окно. Против умирающего заката они показались черными птицами. Ворон в клетке кричал, не переставая.
Хинга закрыла лицо руками.
За дверями уже слышался шум. Недаром книжница успела написать тот один знак на чистом листе. Он обозначал меня, только проступили чернила не здесь, а где-то там, в кордегардии, на таком же пустом листе. Да, охрану Хинги усилили. Наверное, сам Беймиш приказал.
Видимо, она что-то поняла по выражению лица. Мои яркие зрачки отразились в ее темных глазах, и книжница отпрянула.
«Воцемал»! крикнула она. Это был «Воцемал»!
Я спешил. Написал один знак, и тот коряво.
«Сюда».
Она закусила четверть губы и мотнула головой. Коса ее хлестала, как хвост нервного зверя. Она думала, что может выиграть время.
Я ухватил ее за косу и приставил меч уже не к книге, а к ее лицу, к переносице.
Я мог лишить Хингу глаз одним движением. Тогда она была бы еще более беспомощна, чем я без голоса или Дрейн без левой руки.
Уставившись на лезвие как завороженная, она протянула руку в сторону, и ее когти, похожие на птичьи, нащупали нижнюю в груде книгу в истертом переплете.
Она подала мне ее, и я выдернул том из безобразной лапы в тот самый момент, как дверь за моей спиной распахнулась. Арбалетчики, люди с дубинками и рогатинами, а двое и с кремневыми копьями, в кожаных доспехах и при деревянных щитах, ворвались в комнату. Конечно, никакой стали. Эти пришли уже именно за мной.
Я толкнул Хингу на стол, опрокинув свечи на книги. Рукописи не сгорят, а вот комната да.
Схватил книгу зубами за корешок, освобождая вторую руку, и перехватил меч поудобнее. Вкус у переплета был мерзкий, словно я держал во рту сдохшую от яда крысу.
Щелкнули арбалеты, и пять стрел, пущенных в упор, полетели в меня. Я взмахнул Сталью тут мой меч не мог ошибиться и отбил все пять. Он сам ловил их, чувствуя летящий металл. Наконечники рассыпались в пыль при встрече с лезвием. Древка разлетелись в разные стороны.
Они двинулись на меня, выставив копья и рогатины. Я обрубил одну, вторая уперлась мне в шею, копье ударило в бок, соскользнуло по доспеху.
Я вырвал его на себя, отведя мечом второе, устремившееся мне в глаза, и едва успел отшатнуться. Пора было уходить линии узора пошли изломами, рисунок заколебался.
Один, потеряв осторожность, сунулся под руку, и я зарычал, швыряя его на остальных. Они отступили моментально, и арбалетчики снова прицелились. Быстрее, чем я ожидал. Повисла секунда тишины, даже Хинга замолкла между всхлипами.
На этот раз у них получилось лучше: одна стрела обожгла мне щеку и прошила капюшон, вторая рассекла сапог, зацепив щиколотку. А стрелки уже снова взводили механизмы.
Я развернулся и бросился прочь, на ходу закинув меч в ножны: он всегда верно попадал в них, чем сильно облегчал мне жизнь.
Плащ, цвета дыма в полумраке, скрыл меня, когда я метнулся к окну, и стрелы досадливо свистнули вслед. Я сшиб клетку с Проклом и вывалился в окно, на широкий карниз. Сейчас мне следовало бежать как можно скорее. Я сунул книгу под плащ, спрыгнул прямо в обрыв перед домом и поспешил под защиту кустарника. Клетку с ошалевшей птицей я подхватил на бегу она застряла в промоине и далеко не скатилась.
Молнии били в шпили дома, когда я ссыпался вниз по склону и бросился к лесу, прижимая к груди клетку с вороном. Еще одна стрела пропела неподалеку, на излете, а вторая ткнулась в защищенную панцирем лопатку так, что я чуть не полетел кубарем, но больше меня никто не преследовал. Они не хотели оказаться в Лагвуде ночью, а Хинга, наверное, пока не могла обеспечить им безопасность.
Сумерки уже затопили лес, туман разлегся в низинах, и сапоги тонули в нем, в тонкой пленке. Пни расчищенной опушки, подернутые туманом, кряжистые, казались чужеродными, исполненными какой-то странной симметрии. Это было неудивительно лес Лагвуд рос на костях существ, которых даже мне сложно было представить. Впрочем, у Хинги были книги и о них, и о многом другом. Через несколько минут она придет в себя и тотчас пошлет погоню, а еще сообщит своему брату и Беймишу.
Итак, книга у меня, путь известен. Недостает мне теперь лишь того, кто понесет меня по этому пути, и еще одной вещи. У меня есть время до рассвета, чтобы вернуть себе голос и вызвать Зверя. Вызвать там, у его Башни, где всегда стоит запах пепла.
Лес сомкнулся надо мной, сухие листья шептали мне, но я не в силах был им ответить. Наступала ночь, а в темноте все мои дороги были короче.
По пути, забравшись достаточно далеко в низины, никто не тронул меня в лесной тьме, я всегда любил этот лес и никогда не причинял вреда его обитателям, я выбрал ложбину меж огромных корней, сел и достал книгу.
Я знал, кто и как лишил меня голоса, теперь нужно было узнать, как произнести хотя бы одно слово. А лучше два.
«Воцемал», как и все подобные вещи, нельзя читать при свете дня. Вот почему у Хинги в доме всегда темно. Тут, в низинах Лагвуда, еще темнее, а значит, книга легче расстанется со своими секретами. Я не такой хороший книжник, как Хинга.
И под чье-то тихое рычание глубоко в лесу, согревающее мое усталое сердце, да под робкий шорох перьев Прокла, некрепко задремавшего в клетке, я стал читать. Темнота помогала знакам проникать в мое сознание. Я должен был хорошо разобраться в ритуале и найти подтверждение своим догадкам: чтобы отнять свой голос у Горна, хотя бы на несколько секунд, мне требовались голос колдуна, голос или язык мастера, изготовившего Горн, и то, что сгодилось бы за мой голос или язык, и звук самого Горна. Полностью вернуть себе Голос, тот, который с большой буквы, я мог, лишь завладев Горном, а он был у Беймиша.
Прочитав все и повторив про себя, я закрыл книгу и положил ее меж корней. Лучше ей оставаться здесь.
Потом открыл клетку с Проклом и взял ворона на руки.
«Будешь говорить вместо меня, птица», подумал я, и да, ворон произнес эти слова вместо меня.
Прокл согласно каркнул в ответ самому себе. Я произнес его голосом простое заклинание, которое связало нас. Словесная магия всегда удавалась мне лучше, чем остальным. И хотя в итоге это привело меня туда, где я находился сейчас, в том числе и к потере Голоса, моей силы, возможности словом управлять всем, чем я хотел, на такое дело, как заставить говорящую птицу произносить мои мысли, меня пока хватало. Но чувствовал я себя не очень хорошо. Саднила щека, рана на ноге до сих пор кровоточила, и ныло, не переставая, сердце даже здесь, в середине милого мне леса.
Итак, какой-никакой голос у меня теперь был. Трубить в Горн при моем приближении Беймиш будет обязательно без него он не сможет руководить обороной Башни. Оставив в живых Хингу, я позаботился о том, чтобы он узнал о моем приближении.
Теперь уже все знали, что я иду. Если, конечно, кто-то посчитал нужным сообщить Бауту. Но Дрейн, брат книжницы, точно знал. Что ж, пришло время проведать и его стало светлее, луна обогнала медленно наползающую грозу, зашумел в верховьях влажный ветер, и я продолжил свой путь сквозь ночной лес. Погони за мной так и не случилось.
Наступил поздний вечер, когда я вышел из леса. Плащ цвета сумерек покрывали сор и паутина, подол был влажен, а сапоги в грязи.
Ворон сидел на моем плече и никуда не улетал.
Он был полезной находкой предстоял разговор не менее сложный, чем с Хингой. И мне хотелось иметь возможность изъясняться как-нибудь, кроме как знаками на бумаге. Здесь бумаги не было, здесь меня ждал металл. Что, в принципе, было бы неплохо, не поджидай меня и кузнец.
Но я должен был с ним встретиться. С тех пор как закончился тот последний бой, в котором людские силы пали, мой конь оставался у него.
Впереди, в темноте, освещаемый сполохами горна, виднелся Двор Дрейна. Низкие крыши отсвечивали под иззубренным месяцем.
К нему легко было проникнуть: мой меч разрезал железные прутья ворот, словно заросли крапивы, и я вошел во двор лучшего мастера магии на этой стороне мира. Кузнец был искусен во всем, что касалось изготовления вещей.
Да, это он ковал Сталь. Теперь я шел за ним со Сталью в руке.
Да, это он подковывал моего коня. Теперь я шел забрать его.
И, конечно, это он ковал Горн. И мне нужен был его язык.
Дрейн бил молотом по заготовке, не обращая на меня внимания. Шлема он не снимал, даже оставаясь в одном кожаном переднике на голый торс. На каждый удар я просто делал шаг, пока не оказался достаточно близко, чтобы он почувствовал мое присутствие.
Его кожа казалась свинцовой, клиновидные нащечники шлема оставляли на виду злой рот, полный железных зубов. Он не слишком-то походил на человека. Не более, чем я. И почти не уступал мне ростом.
Ты?! взревел он скорее в страхе, чем в ярости, но перехватил свой молот и размахнулся. И я понял, что он, увлеченный работой, ничего не успел узнать, даже если Хинга послала ему весть.
Перед глазами на мгновение встала картина: молотобойцы Гейр, запах жженой плоти, брызги крови и тупой грохот уничтожаемого металла.
Гейр. Я отомщу за тот бой. Пусть путь к Башне предстоит еще долгий.
Я отбил его первый замах, да и второй тоже. Он сражался левой рукой, как делал и все остальное. Третью атаку я пропустил, и его молот обрушился на мое плечо. Прокл взмыл в сторону мгновением раньше, и страшный удар швырнул меня на колено.
Доспех, кованный этим самым молотом, лопнул, плечо онемело.
Он выпустил молот и отступил.
Молот продолжал держаться в воздухе.
Кузнецу не обязательно касаться своего инструмента, чтобы заставить его работать. Дрейн был мастером, достойным занимать трон Беймиша. Но мне нужно было одолеть его.
Еще один удар. Панцирь треснул, осколок вонзился мне в бок, и я едва успел прикрыться рукой от удара в голову.
Ворон кружил надо мной, крича. Он мог кричать. Я нет, даже от боли.
Я ударил мечом прямо по бойку молота.
Я никогда не думал, что мне придется такое сделать. Инструмент, выковавший Сталь, вроде бы был сильнее. Но Сталь, владычица над всем металлом, имела верховную власть. Я не знал, что получится.
Получился удар страшной силы, меч вывернуло из моих рук, молот отлетел к стене и упал на землю, а я вскочил на ноги и рванулся к Дрейну.
Я свалил его кулаком, прежде чем он снова сжал невидимую руку на рукояти молота.
Где мой конь? прокаркал ворон, севший на плечо. Я стоял неподвижно, пряча лицо в тени капюшона. Я не любил яркого света, а огонь в горне пылал ярко.
Я не скажу тебе, ответил кузнец. Я ковал твой клинок с твоей кровью, ковал Горн с твоим именем на устах, ковал подковы Викла Но я не верну его. Скажу лишь, что, раз Горн у Беймиша Он помолчал. Ни меч, ни конь тебе не помогут.
Я поднял Сталь и взмахнул ею, полоснув Дрейна по пальцам левой руки. Не отрубил, но металл скрежетнул по его тяжелой кости. Бил я точно.
Где Викл?! рявкнула птица. Ее голос казался еще более недовольным, чем был бы мой собственный. Отвечай, иначе я начну отрезать тебе пальцы по одному!
В лесном стойле. Там, где ты первый раз увидел его. Дрейн зло сплюнул, во рту блеснул металл. Я задумался о том, сколько вообще металла в его теле. Наверное, я плохо изучил их всех, раз в итоге все так обернулось.