Я никак не разберусь в этом содружестве, пожаловалась мисс Хьюсон. Это ведь Британское содружество, а вы не англичане, у вас правит королева, и в то же время вы не считаете себя монархией. Нам, американцам, наверное, этих тонкостей никогда не уразуметь.
Мисс Рикерби-Каррик разразилась сумбурной речью, где сожалела о рухнувшей империи и восторгалась монархией.
Я знаю, так говорить не полагается, сказала она, заговорщицки поглядывая на Трой, Поллока и Барда, но иногда невозможно удержаться. То есть я, конечно, всей душой за свободу, гражданские права и интегра Она внезапно вздрогнула как ужаленная, багрово покраснела и повернулась к доктору Натушу. Ради бога, простите, пролепетала она. Я хочу сказать, впрочем, я не знаю То есть вы ведь?..
Доктор Натуш скрестил руки, минуту помолчал и спросил:
Вас интересует, являюсь ли я подданным Великобритании? Да. Как вы видите сами, я отношусь к одному из национальных меньшинств. Я практикую в Ливерпуле. Голос его был поразительно спокоен, будто весь этот разговор абсолютно его не задевал.
Наступила пауза, которую прервал шкипер, как краб, спустившийся по трапу:
Что ж, дамы и господа, надеюсь, вы хорошо устроились. Через несколько минут мы отправимся в путь. Некоторые сведения о путешествии вы получите из брошюрок. У нас на «Зодиаке» нет микрофонов и громкоговорителей, но я всегда готов ответить на любые ваши вопросы. Прогноз погоды хороший, хотя в это время года здесь бывает иногда «ползун» так у нас называют речной туман. Он обычно подползает ночью и бывает довольно густым. Днем мы пройдем верховьями реки до шлюза Рэмсдайк. Здесь очень много поворотов, и некоторые пассажиры говорят, что никак нельзя понять, куда мы движемся. Возможно, вы уже заметили, что у нашей реки нет названия: для местных жителей она просто «река». Именно в этих краях архиепископ Лэнгтон настиг короля Иоанна Безземельного. А еще задолго до этого римляне подвели к реке Рэмсдайкский канал. Шлюзование занимает довольно много времени, так что вы сможете совершить прогулки по полям и посмотреть на лощину у Дайка, где во времена Плантагенетов собирались окружные королевские судилища, предвестники наших выездных судов. Найти лощину легче легкого. Она находится в пяти минутах ходьбы от берега. Благодарю вас, дамы и господа! Он слегка поклонился и вернулся на верхнюю палубу. Пассажиры разом оживленно заговорили.
Недурное начало! воскликнул мистер Бард. Несколько любопытных фактов, и наше воображение заработало вовсю. Очень хорошо. Великолепно! Миссис Аллейн, если вы уже позавтракали, давайте поднимемся наверх и поглядим, как мы отчаливаем.
А может быть, нам всем стоит подняться? сказала Трой.
Еще бы, оживилась мисс Рикерби-Каррик. Шагом марш, друзья мои!
Она энергично высморкалась и ринулась вон из салона. Не обратив внимания на табличку с надписью «Осторожно, высокая ступенька», она поспешно шмыгнула в дверь и тут же споткнулась и закричала. Трой услышала, как мистер Хьюсон сказал сестре: «Поразительная особа», на что та ответила: «Прямо чудище из королевской кунсткамеры». Вопреки логике Трой обозлилась и на них, и на мисс Рикерби-Каррик, ухитрявшуюся раздражать буквально всех. Мистер Поллок, правда, ограничился лишь тем, что буркнул: «Во здорово!» а мистер Бард, взглянув на Трой, красноречиво закатил глаза и последовал за остальными на верхнюю палубу. Мистер Лазенби, еще не окончивший завтрак, помахал вилкой, давая понять, что присоединится к компании позже.
Доктор Натуш подошел к окну салона и стал смотреть на причал.
«Какой же он высокий, подумала Трой. Натуш был выше ее мужа, совсем не малорослого. Он ждет, чтобы мы вышли первыми», догадалась она и подошла к нему.
Доктор Натуш, вы уже совершали такие путешествия? спросила она.
Нет, никогда. Я еду по реке впервые.
Я тоже. У меня и в мыслях не было, и вдруг решила взять билет.
Вот как? Что ж, вполне понятно, что вам захотелось отдохнуть после хлопот.
Да. Трой кивнула, почему-то обрадовавшись, что он все же узнал ее. Даже не заметив, что на сей раз не испытывает привычного смущения, она сказала: Меня они всегда немного угнетают, эти торжественные церемонии.
Некоторые ваши работы очень хороши; я их видел в Лондоне, и они мне доставили большое удовольствие.
Правда? Я рада.
Мы, кажется, уже отчаливаем, если это правильное выражение. Не хотите ли подняться наверх?
Трой поднялась на палубу. Юнга Том отвязал концы и аккуратно сложил их. Шкипер стоял у руля. Машины теплохода заработали, и он двинулся назад, отдаляясь от причала. Мотоциклисты по-прежнему торчали на мостовой. Трой заметила, что Том еле заметно помахал им и они в ответ чуть приподняли руки. Девушка взобралась верхом на сиденье, юноша оттолкнулся, мотор затарахтел, мотоцикл рванулся, взревел и со скоростью ракеты исчез из поля зрения.
На палубу наконец вышел доктор Натуш, а за ним и мистер Лазенби. Все восемь пассажиров стояли у борта, глядя на удалявшийся берег. Шпили, вафельницы, стеклянные коробки, крыши мансард и приземистая ратуша медленно перемещались, то заслоняя, то открывая друг друга, и становились все меньше и меньше. «Зодиак» плыл по фарватеру реки к шлюзу Рэмсдайк.
II
Лощина королевского судилища
Его деятельность была весьма многообразной, рассказывал Аллейн. На Ближнем и Среднем Востоке он работал на крупнейших воротил, занимавшихся продажей наркотиков. С одним из них он не поладил, и считают, что тот выставил его из игры. После наркотиков он начал спекулировать поддельными произведениями старых мастеров. Он организовал несколько крупных дел в Париже. Затем перебрался в Нью-Йорк, где пожинал плоды своих трудов, пока им не заинтересовалась международная полиция. Кстати, в то время он все еще был зарегистрирован в Голубом циркуляре, что значит
Уже знакомый нам смышленый слушатель, сидевший во втором ряду, оживился. Казалось, он вот-вот готов вскочить и что-то сказать.
Я вижу, вам это известно, сказал Аллейн.
Да, сэр. В Голубом международном циркуляре зарегистрированы те преступники, личность которых международной полицией не установлена.
Совершенно верно. Однако полиция уже шла по его следам, и в 1965 году Артист вынужден был перенести свою деятельность в Боливию, где он впервые зашел слишком далеко и попал в тюрьму. Как я уже говорил, он бежал оттуда в мае позапрошлого года и через некоторое время с отлично сфабрикованным поддельным паспортом прибыл в Англию на испанском грузовом судне. В тот момент у Скотленд-Ярда еще не было против него конкретных улик, хотя мы часто о нем слышали от наших американских коллег. Я думаю, Артист еще до прибытия в Англию вступил в контакт со своими будущими сообщниками и один из них забронировал для него каюту на «Зодиаке». Цель этого маневра станет вам ясной в дальнейшем.
Должен обратить ваше внимание на тот факт, что Артист обладал одним физическим недостатком, однако нам это стало известно значительно позже. В то время, о котором я рассказываю, мы не имели представления о внешности Артиста. На единственной фотографии, переданной нам боливийской полицией, был запечатлен заросший волосами субъект, уши которого были скрыты кудрями, рот пышными усами, а остальная часть лица бородой и густыми холеными бакенбардами.
Теперь мы, конечно, знаем, что у него была особая примета. Нужно ли, спросил Аллейн, напоминать вам, в чем она заключалась?
Слушатель из второго ряда показал жестом, в чем заключалась особая примета Артиста. Аллейн кивнул и продолжил свой рассказ:
Я имею возможность очень детально познакомить вас с этой, казалось бы, невинной речной прогулкой, потому что моя жена довольно подробно мне о ней писала. В своем первом письме она сообщала, что
1
«Вышло так, писала Трой, что я решилась на поездку экспромтом, но, кажется, не пожалею. Обычно ты писал мне из кают, купе и номеров гостиниц, а я сидела и ждала, зато теперь мы оба в одинаковых условиях. Меня огорчает только то, что в ближайшие пять дней я не смогу получать твоих писем. Свое письмо я брошу в шлюзе Рэмсдайк, и, если повезет, ты получишь его в Нью-Йорке в тот день, когда я буду в Лонгминстере, конечном пункте нашего путешествия.
Мы живем в мире воды: водовороты, водоросли и стремнины. Ты сам знаешь, как плохо я ориентируюсь, а то, что происходит вокруг, запутывает меня окончательно. Почти весь день электростанции на берегу передвигаются то влево, то вправо. Мы к ним то приближаемся, то отходим. Да, милый мой, я знаю, что меняется течение реки, а станции стоят на месте. Если не считать этих электростанций, здешний ландшафт на редкость ровный, утрамбованный, как говорит наш капитан, самой историей. Красные и Белые Розы. Кавалеры и круглоголовые. Священники и бароны. Все они мчатся к нам через столетия. А тебе известно, что в этих местах как-то провел целое лето Констебль и писал здесь картины?
Что касается моих спутников, то я уже пыталась их тебе описать. Случайная компания, не лучше и не хуже, чем любые восемь человек, решивших совершить пятидневное путешествие по реке. Если не считать насквозь простуженной мисс Рикерби-Каррик, которая меня, наверно, доконает (ты ведь знаешь, как я ненавижу вечно гундосящих людей), и чернокожего доктора Натуша, мы ничем особенным не отличаемся.
Бедная мисс Р.-К. раздражает не одну меня. Словно горный обвал, обрушивает она свою сокрушительную тактичность на доктора Натуша и не жалеет усилий, стараясь доказать ему, что она не расистка. Минуты две назад я наблюдала ее очередную атаку. Если бы она хоть временами замолкала, но как раз этого-то она не умеет. В Бирмингеме у нее есть лучшая подруга Мэвис, о которой она прожужжала нам все уши. Мы холодеем от страха каждый раз, когда слышим вступительную фразу: «моя лучшая подруга Мэвис». А между тем она (то есть мисс Рикерби-Каррик), по-моему, неглупая женщина. Только немного чокнутая. Она ведет дневник, вечно таскает его с собой и что-то в нем строчит. Стыдно признаться, но он возбуждает мое любопытство. О чем она пишет?
Мистер Поллок мне не нравится: он очень груб и явно считает нас дураками (нас это мистера Барда, меня и, конечно, бедняжку мисс Р.-К.), поскольку мы не разделяем его неприязни к цветным. Мне трудно быть вежливой с мистером Поллоком, когда он садится на своего конька.
И не он один испытывает эту неприязнь. Да, «неприязнь», пожалуй, точное слово, но я чуть не написала «страх». Мне кажется, что Поллок, Хьюсоны и даже мистер Лазенби, хотя он, как священник, должен бы проявлять терпимость, поглядывают на доктора Натуша с чувством, определенно напоминающим страх.
Кажется, мы входим в наш второй шлюз Рэмсдайк. Допишу позднее.
Позднее (примерно минут через 30). В Рэмсдайке произошел инцидент. Мы все стояли на палубе, когда я заметила на противоположном берегу очень красивую аллею, трактир, несколько раскидистых вязов, речку и пруд. Я даже вскрикнула:
Ой, взгляните! Здесь всюду Констебли, куда ни посмотри. На каждом шагу Констебли.
Все так и замерли, а один просто остолбенел, но кто, не знаю, так как все стояли неподвижно. Потом доктор с легким удивлением спросил: «Вы говорите о полицейских, миссис Аллейн? Где они? Я никого не вижу». Тогда я объяснила, что` я имела в виду, и он рассмеялся впервые за время поездки. Поллок изумленно вытаращил на меня глаза, а Кэли Бард сказал, что уж подумал было, не пришло ли ему время расплачиваться за грехи. Мистер Лазенби нашел это недоразумение весьма забавным, Хьюсоны так и остались в недоумении. Мисс Р.-К., когда поняла, в чем дело, захохотала, как гиена. Я до сих пор не знаю, кто из них (может, это был и не один человек, а больше) так испуганно затих, а главное, мне почему-то взбрело в голову, что мое объяснение расстроило кого-то еще больше, чем мой возглас. К тому же меня преследует ощущение, что вокруг меня развертывается какой-то спектакль. Это что-то вроде снов, которые иногда снятся актерам, когда им кажется, будто они на незнакомой сцене, где идет совершенно неизвестная им пьеса.
Смешно? А может, не смешно? Странно? А может быть, не так уж странно? Позже напишу из Толларка. Выставка прошла прилично. Все картины были удачно размещены и освещены. Местная галерея приобрела одну черно-розовую картину, и еще семь небольших были проданы в первый же вечер. 31-го буду в Париже, а в ноябре в Нью-Йорке. Родной мой, если у тебя выберется свободная минутка, мне бы хотелось, чтобы ты все-таки зашел в музей Гуггенгейма просто взглянуть»
2
Трой нравилось шлюзование. Рэмсдайкский шлюз был очень красив: небольшой участок, хорошенький домик, буксирная дорожка, мост через реку, а на противоположном берегу «констеблевский» ландшафт. «Зодиак» медленно вошел в шлюз, но, прежде чем он стал опускаться, Трой соскочила на берег, бросила в ящик письмо и пошла в том направлении, которое указал ей шкипер. «Двадцать минут!» крикнул он вслед. Она перешла дорожку и начала взбираться на поросший травой пригорок. Она вышла на узкую дорогу «Дайк-Уэй», упоминавшуюся в брошюрке. Трой вспомнила, что дорога начинается в местечке Уэпентейк, которое, судя по карте, находилось примерно в полутора милях от шлюза.
Пахло землей, травой и легким дымком от костра. На душе у Трой было легко и радостно, и она сама не заметила, как, взбираясь вверх по склону, добралась до лощины.
Лощина была круглая, заросшая травой, папоротником и мхом. Именно здесь собирались каждые две недели рыцари двора Плантагенетов, дабы вершить правосудие, как его понимали в те дни и как предписывал закон.
Несколько ниже лощины, неподалеку от шлюза, на склоне пригорка, виднелся сравнительно свежий карьер: должно быть, из него брали гравий, которого здесь было предостаточно, а может, здесь копались археологи-любители. Старая дверь, под которую кто-то кое-как подсунул прогнившие деревянные подпорки, служила крышей и с грехом пополам удерживала нависший над краем карьера пласт земли. «Залатали», подумала Трой. Она вошла в лощину, села, и ей даже показалось, что она сидит на некоем подобии земляной скамьи, вырытой, наверно, семь веков назад. «Я полнейший профан в истории, подумала она, но мне нравится ее слушать». И она стала мысленно заселять лощину как бы вырезанными из дерева головами, мантиями ярких цветов и блестящими доспехами. Трой вдруг подумала, не сделать ли ей такой рисунок лаконичный, темный, сплошь заполненный фигурами людей, вершащих суд. Теплый ветерок зашевелил траву и ее волосы, и в тот же миг на склоне появился доктор Натуш.
Он был без шляпы и сменил на желтый свитер свой твидовый пиджак. Увидев Трой, Натуш остановился: высокий рост и темный цвет кожи делали его фигуру особенно внушительной на блеклом фоне реки. Трой помахала ему рукой.
Поднимайтесь! крикнула она. Лощина здесь.
Спасибо.
Он быстро поднялся вверх по склону, вошел в лощину и огляделся.
Так, значит, вот где они восседали, эти старики. В нашей брошюрке очень лихо все это описано.
У Трой мелькнула мысль, что эти словечки звучат неуместно в его устах.
Садитесь и вы, предложила Трой. Ей захотелось посмотреть, как будут выглядеть его голова и обтянутые желтым свитером плечи на фоне мха и папоротника.
Он уселся, положив руки на колени. На представшем перед Трой живом портрете светлыми бликами выделялись зубы и белки глаз.
Выгляжу очень чужеродным? спросил он.
Я бы с удовольствием написала ваш портрет. Вы действительно ощущаете какую-то несовместимость? То есть, я хочу сказать, вам совсем чуждо все это?