Здравствуйте, произносит мальчик на удивление уверенным голосом ведь на вид ему не больше двенадцати. Меня зовут Эван Замара, и я сегодня представляю научный клуб.
Тут, по идее, зал должен был бы застонать, но ученики покорно молчат.
Научный клуб планирует несколько замечательных мероприятий в том числе вечеринку, во время которой мы будем смотреть на метеоритный дождь. Мальчик оглядывает зал, словно ждет изумленного аханья, но в нем по-прежнему стоит тишина. Предсказывают падение тысячи метеоритов в час то есть шестнадцати метеоритов в минуту. В нашей теперешней жизни или даже в следующей не случится больше ничего подобного.
Среди учеников царит скука смертная.
Невозмутимый мальчик при помощи дистанционного пульта включает огромный экран за своей спиной, и мужской голос начинает вещать о том, как будет выглядеть в эту самую ночь звездное небо.
Люк ухмыляется и смотрит на меня взглядом маньяка.
Я трясу головой, давая ему понять, чтобы он прекратил это дело. Мы тащились от всего космического, когда нам было лет десять, но теперь мы слишком стары для подобного. И я начинаю думать, что иметь в друзьях человека, знающего тебя с пеленок, не всегда хорошо.
Тогда Люк выпячивает нижнюю губу и вновь обращает свое внимание на сцену, где все еще вещает ребенок из научного клуба.
Метеоритный дождь выпадет девятнадцатого августа то есть ровно через год.
Теперь ученики раздраженно перешептываются. С какой стати он долдонит нам об этом? Все немедленно забудут об этом невиданном дожде.
Проверяю телефон. Мы застряли в этом зале надолго, но дело, несомненно, подходит к концу.
А теперь эксперимент, объявляет мальчик.
Боже милостивый.
Он сдергивает с тележки простыню, и становится видно великое множество проводов и лампочек. Мальчик, вертя тонкими разноцветными проводками, объясняет суть эксперимента, и это скучно до невозможности.
Если приглушить свет Он щелкает выключателем, и в зале становится немного темнее. А теперь
Но ничего не происходит.
Мальчик чешет в кудрявом затылке и снова вертит в пальцах проводки.
Ну вот, сейчас.
По-прежнему ничего. Если бы дело было в 1920-х годах, кто-нибудь непременно опустил бы на спину мальчика трость и прогнал бы со сцены. Он снова принимается за проводки, и мое терпение лопается. Нет ничего страшного в том, что мы пропустили два первых урока, но сейчас мы уже просиживаем перерыв.
Думаю, мне следует подняться на сцену и прекратить его страдания, тихо шепчу я.
Гаррет смотрит на меня взглядом, означающим, что он потрясен, но в хорошем смысле этого слова.
Давай.
Люк таращит глаза и мотает головой, и я больше не могу выносить происходящего.
Я встаю.
Пока я иду по проходу, по моему ряду пробегает нервный смех. Прохожу мимо двоих учителей, они, похоже, не понимают, является мое поведение частью шоу или нет. Делая большие шаги, дохожу до центра сцены и смотрю на тысячу любопытных лиц передо мной.
Впитываю в себя все это.
Затем наклоняюсь к микрофону.
Я просто хочу сказать, до чего же все это экстраординарно. И, честно говоря, не понимаю, способен ли кто из нас выбрать из невероятного многообразия клуб по душе.
Зал ревет от смеха, словно я лучший из стендаперов, которых они когда-либо слышали.
Думаю, нам необходимо время на то, чтобы переварить то, что мы увидели, и потому предлагаю разойтись. Немедленно.
Зал сотрясают громовые аплодисменты и топот ног. Курчавый мальчик смотрит на меня снизу вверх глазами Бемби, но тут же опускает взгляд на сплетение проводков.
Директор Гардинер вылетает на сцену и говорит в микрофон:
Хорошо, мистер Уэйт, спасибо за то, что высказали свое мнение. Его обиженный тон вызывает новый взрыв смеха. Он смотрит на свои стариковские часы. Полагаю, все это слегка затянулось Очень хорошо. Все свободны.
У тебя неприятности? спрашивает Люк, подойдя ко мне в коридоре несколькими минутами позже.
А ты как думаешь?
Люк, качая головой, шагает в ногу со мной.
Какой у тебя урок?
Я показываю ему свое расписание, и его светлые брови взлетают ко лбу.
Ты все еще изучаешь этот предмет?
Ну да.
Но это же так так бесполезно.
Ага, ага, te futueo et caballum tuum, говорю я, и он чуть не лопается от смеха, подобно маленькому ребенку. Я учу его ругаться на латыни, и «да пошел ты и твоя лошадь заодно» любимое его ругательство.
Ну серьезно, почему бы тебе не взять испанский, или французский, или еще что-нибудь в этом роде? Или не заняться изучением искусства вместе со мной?
Люк. У нас с тобой пять общих предметов.
И что с того?
И ты уже уговорил меня на психологию.
Но ведь мисс Уэллс лучшая. Она еще и наша классная руководительница.
Окей. Значит, пять предметов и классная руководительница.
Ну и что с того! Займись искусством.
Не думаю, что это хорошая идея.
Я не смогу нарисовать что-нибудь даже под страхом смерти.
Когда я прихожу на третий урок, мистер Райвас закрывает газету и поправляет галстук-бабочку в тонкую полоску. Он выглядит как актер, работающий по системе Станиславского и готовящийся к исполнению роли преподавателя, вот только делает он все неправильно и кажется профессором из девятнадцатого века, а не современным учителем в старшей школе.
Сайерс, произносит он официальным тоном.
Один и единственный. Я обвожу взглядом пустой класс. Похоже, никто, кроме меня, не записался на углубленную латынь, и это очень странно, потому что из всех языков, что мне известны, латынь самый, наверное, интересный.
Ну и как ты провел лето? спрашивает меня мистер Райвас по-латыни.
Хорошо, отвечаю я ему на английском. Я был в Париже, но там скучно, потом рванул в Испанию, и это оказалось еще скучнее. А вы?
Хмм. Оy поглаживает бороду с проседью. Моя машина сломалась, и потому я ездил в «Таргет» [2] на автобусе. Это было интересно.
Я хихикаю. У него хорошее, тонкое чувство юмора.
Забавно.
На латыни.
Istud ridiculum est.
Он поправляет мое произношение, и я возражаю, говорю, что тут трудно быть в чем-то уверенным, и он улыбается мне и кажется довольным.
Ну что, готов нырнуть в занятия с головой? Он вручает мне учебник и расписание уроков, и скоро я начинаю путаться в спряжении глаголов и делаю это до тех пор, пока мой телефон такой же ярко-красный, как и моя машина, не начинает вибрировать на углу стола. Я получаю несколько эсэмэсок от отца:
Новая квартира.
Посмотри!
Листаю фотографии. На них обычная мечта холостяка все такое модерновое и серебряное, со множеством окон, занавески же отсутствуют. Мой взгляд цепляет что-то за стеклянной от пола до потолка стеной.
Я пишу:
Это ОКЕАН?
И он отвечает:
Как насчет того, чтобы сходить в воскресенье в кино, и я все расскажу. Можем пойти в Риалто. Ты же любишь их места на балконе.
Ага. Тогда мне было десять лет. Мои большие пальцы зависают над экраном. Не уверен, что хочу пойти с ним в кино. Меня не радуют наши с ним развлечения, плюс к этому на выходных будет несколько школьных вечеринок. Но я не виделся с ним уже больше месяца.
Я все еще решаю, как поступить, когда у меня появляется чувство, будто за мной наблюдают, и не по-доброму. Поднимаю глаза и вижу старика, волком глядящего на меня из коридора. Он, неодобрительно пыхтя, вваливается в класс походкой копа из торгового центра. На поясе у него бренчит миллион ключей.
Я могу вам чем-то помочь, мистер Элдерс? спрашивает мистер Райвас.
Этот ученик пользуется сотовым во время урока? вопрошает старик.
У меня все под контролем, чинно отвечает мистер Райвас. Но благодарю вас.
Старик с самым что ни на есть хмурым видом выходит из класса.
Кто это был?
Новый помощник директора.
Он что, не знает, кто я такой?
Сайерс. Мистер Райвас смотрит на меня с легким неодобрением.
Что? Но я тут же понимаю, что он имеет в виду, и потому переспрашиваю на латыни: Он не знает, кто я такой?
* * *
Перед звонком с последнего урока проскальзываю в задние двери, продираюсь сквозь толпу учеников и запрыгиваю в мой автомобиль с откидным верхом. Рядом нет никого, кто возражал бы мне, и потому я опускаю крышу и стремительно мчусь по моему городу. По мосту, мимо Уэйтовской библиотеки и площади и максимально быстро добираюсь до кованых железных ворот на границе моего района.
Сидящий в будке охранник кивает мне и открывает ворота, и я еду по извилистой дороге к моему дому. В детстве мы с Люком называли его замком, возможно, потому, что архитектор взял за образец настоящий замок во Франции. В детском саду, когда Люк пытался построить такой дом из «Лего», ему не хватало деталек. И он злил других детей тем, что забирал себе все башенки. У него всегда получалось что-то чудовищно-радужное, но в действительности Уэйт-Хаус это чистота линий.
Белый камень.
Синяя черепичная крыша.
Все окна симметричны, все кустарники аккуратные квадраты или идеальные круги.
Нажимаю на кнопку на дистанционном пульте. Открываются еще одни ворота, и я еду дальше по обсаженной деревьями подъездной дорожке к месту для парковки, вылезаю из автомобиля и иду по безупречной зеленой лужайке. Тут есть беседка, фонтаны, английский сад, греческие статуи, а на самом краю владений густой лес. Моя мама каких только мероприятий здесь не устраивала, а всего через несколько недель этим займусь я. Мама обещала даже уехать на ту ночь, когда состоится вечеринка по поводу нашего возвращения с каникул, так что я буду здесь главным.
Дойдя до задней двери дома, я сосредоточиваюсь. Мне хочется побыть одному, но надо сначала пройти мимо миссис Марли, а для леди под семьдесят слух у нее просто невероятный.
Иду по мраморному черно-белому клетчатому полу большой комнаты пока все хорошо, вхожу в длинный арочный зал и почти добираюсь до лестницы, когда слышу:
Сайе, солнышко? Тебе что-нибудь нужно?
Я конфужусь и смущаюсь, хотя рядом никого нет. Но, если честно, ни у одного из моих ровесников нет няни.
Все хорошо, миссис Марли! бросаю я через плечо.
Хочешь, я принесу тебе что-нибудь перекусить?
Останавливаюсь на ступеньке. Думаю, она счастлива тем, что заботится обо мне, и потому отвечаю:
Хорошо бы. А затем прыгаю через ступеньки и вбегаю в свою комнату на третьем этаже. Во все окна льется солнечный свет, а заодно и раздражающий вой робота-газонокосилки. Закрываю жалюзи и бросаюсь на кровать, наконец-то оказавшись в блаженном одиночестве.
В семь часов запихиваю себя в черный костюм, чтобы отправиться на благотворительный вечер в пользу некоего места под названием Оук-Хилл, где работают с проблемными лошадьми, или, может, с проблемными детьми, занимающимися верховой ездой. Я особо не вникаю.
Моя мать ждет меня у подножия главной лестницы. На матери блестящее платье и какие-то сверкающие штуковины в светлых волосах. Я спускаюсь к ней, она поднимает голову, и ее лицо озаряет сияющая улыбка.
Тайна, которая умрет вместе со мной, заключается в том, что, когда мне было восемь лет, я купил нам с ней ожерелья лучших друзей когда у каждого друга имеется половинка сердечка. Я долго носил его в школу до тех пор, пока один мальчик постарше не спросил меня о нем и не объяснил, что нельзя иметь в качестве лучшего друга собственную мать.
Сейчас на маме нитка изумрудов, но она клянется, что по сей день та латунная половинка сердца самое любимое ее ювелирное украшение.
Ты очень мило выглядишь! Она достает из сумочки телефон и со скоростью опытного стрелка наставляет на меня.
Я со стоном поднимаю руку, но она игнорирует мой жест, и потому я корчу ужасающие гримасы на каждый клик.
Сайе! Тон у нее сердитый, но при этом она громко и весело смеется. Ну хватит сделай нормальное выражение лица, всего один раз.
Зачем? Ты же знаешь, нас здесь еще миллион раз сфотографируют.
Но эти фотографии для меня. Так что перестань вести себя как подросток.
Представители нескольких медийных изданий, освещающих событие, спешат сфотографировать нас, и не успеваю я сказать маме «Что я тебе говорил», как нас затаскивают в переполненный бальный зал, где меня тут же окружают легионы ее друзей и коллег.
О боже, он такой красавчик!
У него золотые волосы.
Приглядывай за ним, Надин.
Все ее подмигивания и интонации сейчас гораздо двусмысленнее, чем обычно. Люк сказал бы, что это отвратительно, но мама, похоже, придерживается другого мнения.
Она толкает меня локтем в бок.
К нам направляется красавчик Бакстер. Он в сенате штата, но, поговаривают, в будущем году будет баллотироваться на пост губернатора. Она понижает голос до шепота: Очаруй его.
Как только он подходит к нам, я протягиваю ему руку.
Я слышал, вы будете нашим следующим губернатором.
Он, сияя отбеленными зубами, сердечно жмет мою руку.
Я пока не могу ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. А затем, наклонившись ко мне, произносит: Но мой план именно таков.
Мама одаряет меня одобрительной улыбкой, берет сенатора под руку, говорит, что он должен обязательно с кем-то там познакомиться, и они смешиваются с толпой.
Беру бокал шампанского с подноса, который несет официант, и нахожу темный уголок. Скучающе просматриваю сообщения в телефоне, но тут зал выразительно затихает, и я поднимаю голову.
В зал вошел мой дед. На нем синий фрак, у него стальной взгляд, и выглядит он суровым морским капитаном, но скоро выражение его лица смягчается, как и всегда, когда он видит мою маму. Он тепло обнимает ее, а потом ведет по залу, раздуваясь от гордости. Они целый час ведут светские беседы, после чего нас проводят в столовую, уставленную покрытыми белыми скатертями столиками со свечами. Я не против подобного уюта, но тут так темно, что я с трудом что-либо вижу.
Увеличив яркость на телефоне, делаю несколько снимков, а затем отсылаю один из них.
Тут же появляются комментарии вроде: «Где ты??» И конечно же: «Завидую!»
Сайерс, произносит дед тем повелительным тоном, каким разговаривает со всеми, кроме моей матери. Почему твой телефон лежит на столе?
Мама весело смотрит на меня и подмигивает, что означает: «Мы и не думаем принимать его всерьез». Я, хихикая, продолжаю листать сообщения, и дед утомленно вздыхает, словно у него нет сил спорить со мной.
Мы приступаем к основному блюду нашей трапезы приготовленному на гриле лососю под розмариново-масляным соусом и круглому стейку, слишком слабо прожаренному даже на мой вкус, когда к нашему столу подходит мужчина примерно маминого возраста.
Надин, это ты?
Чарльз! выдыхает она. Как у тебя дела?
Хорошо, хорошо. Мужчина поворачивается к деду и почти что отвешивает ему поклон, словно перед ним король. А как поживаете вы, сэр?
Как нельзя лучше, отвечает дед.
Я ездил по делам в Хартвью и не мог поверить своим глазам до чего же все там быстро идет в гору. Это место процветает! Кто бы мог подумать. Дед приподнимает серебристую бровь, и мужчина быстро добавляет: Я не имею в виду вас, разумеется.
Мой дед агент по недвижимости и, по всеобщему мнению, обладает прямо-таки сверхъестественным даром предвидит, что и сколько будет стоить в будущем.
Боюсь, вам придется извинить меня. Дед постукивает по часам на руке. В девять мне нужно сделать один звонок.
Конечно-конечно. И в ту самую секунду, как дед встает и уходит, мужчина обращает все свое внимание на меня.
Неужели это Сайерс!
Это Сайе, гордо отвечает мама, словно самолично сконструировала меня в некоей лаборатории. Мой прекрасный мальчик.
Когда я в последний раз видел тебя, ты учился в первом классе. Издав смешок, он снова поворачивается к маме: Как поживает Джек?