И все. У Беркута снесло крышу.
Теперь он снова сходил с ума. Только уже совсем по-другому.
Что-то животное, одновременно плотское и по-мужски хозяйское вырвалось на волю.
Беркут прошелся пальцами по телу ласточки, и она схватилась за его плечи, словно искала точку опоры. Борислав уселся на лежак, расположив Алю на своих коленях, лицом к себе.
Фактически она сидела на его каменном стояке, который аж вздрагивал от каждого удара бешеного пульса.
Было больно и так приятно Впервые Беркут испытывал нечто подобное. Переживал, смаковал, прочувствовал.
Купальник Али он снял на раз. И сразу же втянул в рот один из ее сосков. Аля царапнула спину Беркута и выпрямила спину. Борислав поиграл со вторым соском, жмурясь от удовольствия, не в силах остановиться. Лизнул солоноватую после бассейна кожу и ощутил какая же она глянцевая. Прохладная. А ему так не хватало сейчас этой прохлады!
Кровь шумела в ушах, на висках выступила испарина напряжения. Беркут из последних сил пытался продлить предварительные ласки. Стискивая зубы до хруста и ощущая, будто ему кислород перекрыли. И он знал, как вернуть себе дыхание.
Чуть приподнял Алю и попытался стянуть плавки. Однако влажная ткань прилипла к коже намертво, и Беркут плюнул. Освободил внушительное свидетельство своего желания и вошел, чувствуя какая же она тесная. Слишком тесная для женщины, которая уже знала мужчину. Как же сладко было протискиваться, до конца, до упора и затем повторять это движение.
Аля откинулась назад, и ее груди подпрыгивали от бешеных толчков Беркута. Это тоже так заводило! Они были тяжелые и одновременно достаточно подтянутые.
Тонкую талию ласточки Беркут почти обхватывал руками. От мысли какая же она хрупкая, какая нежная и лакомая, в паху сводило спазмом и Борислав лечился, снова и снова толкаясь.
Когда они с ласточкой одновременно пришли к пику, она замерла, сильнее обняв Беркута, и он притянул ее, поцеловал так, словно не мог выразить благодарность иначе.
А потом опрокинул на лежак, наконец-то, победив влажные плавки.
* * *
Аля
Я понятия не имею почему отдалась Беркуту.
Я вообще в тот момент не думала.
Вот мы резвимся в бассейне. Шутим, смеемся, играем друг с другом, как заведенные. Словно вообще впервые увидели подобное развлечение.
А вот я уже сижу верхом на Беркуте и не могу остановиться.
Происходящее кажется таким Ярким, острым, что хочется закрыть глаза и смаковать его вкус и одновременно таким естественным
Не знаю, когда этот ток между нами спаял наши тела намертво.
Так, что все вопросы, сомнения и запреты просто выветриваются из головы.
Остается только Беркут. Его каменное возбуждение. Его жажда моего тела. Такая что ухх Он будто вообще женщин никогда не видел.
Я знаю о его опыте и это еще больше кружит голову.
Беркут издает гортанные звуки: нечто среднее между рычанием и стонами наслаждения.
А я я просто получаю удовольствие от нашей близости.
От того, как тело резко охватывает судорожное напряжение и затем наступает блаженная расслабленность. До неги, до какого-то невозможного мига, когда вдруг земля и небо меняются местами. И нарастает внизу томление
После первого оргазма меня потряхивало еще несколько секунд. А Беркут вдруг уложил меня на лежак и, сбросив плавки окончательно, навис сверху.
С каменной эрекцией!
Заметив мое к ней внимание, Беркут усмехнулся.
А я говорил, что никогда так не хотел женщину. Чего удивляешься?
Я усмехнулась.
Уже не удивляюсь.
Он довольно провел языком от моей груди ниже и ниже поиграл там, где собирался тугой узел и стекалось тепло. Я выгнулась и издала стон. Беркут снова довольно усмехнулся:
Лучшее, из всего что ты сегодня сказала!
Шовинист! пискнула я.
И Беркут вошел в меня снова, сразу на полную длину.
Двинул бедрами, словно пытался устроиться получше, и мы начали двигаться в унисон. Чуть медленней прежнего, смакуя происходящее. Одновременно трогая друг друга руками везде, не останавливаясь и не замедляясь. Потому, что прерваться казалось просто немыслимо.
Казалось, нет ничего более правильного и необходимого, чем принадлежать Беркуту.
Я еще никогда подобного не испытывала.
Переживания, эмоции, ощущения захлестнули и закрутили, как девятый вал неопытного пловца.
Но затем я словно выныривала и делала жадный, первый глоток воздуха. И передать это чувство наполнения чем-то жизненно-важным, вперемежку с облегчением наверное, просто невозможно.
Беркут вымотал меня до предела. Я просто растеклась по лежаку безвольным расслабленным куском плоти.
И только тогда он остановился. С минуту смотрел на меня с каким-то значением. Чуть прищурился и впивался в лицо взглядом. Ковырялся там. Будто собирался что-то понять. Опять разбирал меня: мимику и мое нутро на составляющие части. Чтобы каждую изучить под микроскопом своего неусыпного внимания.
Но затем вдруг поднял, закинул на плечо и двинулся к двери в душевую.
Мы мылись молча, пока Беркут нежно гладил меня, время от времени словно инстинктивно касаясь губами: виска, плеча, щеки Опасно приближался к губам и едва ощутимо их касаясь, отстранялся, будто обжегся.
А когда мы завершили моцион, Беркут вылез первым, протянул мне полотенце, и обвернув другое вокруг своих бедер, заявил тоном, не терпящим возражений:
Я жду тебя на ужин, через сорок минут. В моей комнате. Ирине все принесут в ее новое жилище.
Я даже не успела возразить или хотя бы возмутиться тем, что этот мужчина снова сел на любимого конька всеми управлять и рулить.
Однако Беркут вдруг опередил град моих возмущений.
Извини, Аля. Привычка. Давай вместе поужинаем?
И вроде ничего особенного он не сказал Но у меня в груди екнуло и предательские мурашки побежали по коже так, что даже махровое полотенце не избавило от ощущений.
Ну так что скажешь? Пожалуйста
Это слово вбило последний гвоздь в гроб моего феминизма и возражений. Они там вместе и задохнулись. Без кислорода эмоций, которые их подпитывали.
Потому что Беркут повалил все мои сомнения на лопатки.
Он не умел просить, я это видела. И извиняться Борислав не привык тоже.
Я приду, иначе ответить я уже просто не могла.
Никак.
Беркут улыбнулся совсем иначе, чем прежде. Как мальчишка, получивший на Новый год велосипед, о котором просил Деда Мороза. Он ощущает не столько радость от подарка, сколько причастность к чему-то большему, к чуду что ли
Оно шуршит на пальцах вместе с упаковкой, похрустывает во рту печеньем и пахнет мандаринами
С этим выражением лица Беркут двинулся к двери и чуть не впечатался в ее край. Еще минута и его бедро встретилось бы с металлической ручкой. Я собиралась окликнуть Борислава. Но он притормозил, усмехнулся и развел руками: мол, ну вот так ты на меня действуешь. Чего уж?
И вышел из душевой.
* * *
Беркут
Беркут еще никогда не менял собственных решений. Потому что неизменно все долго обдумывал и действовал не наугад четко по плану.
И вот он испытывал все прелести женского ПМС, хотя ничего подобного у мужика не должно быть.
Метался от одного решения к другому, бросался из одной крайности в другую.
Несколько раз Беркут почти переслал Але аудио сообщение от Алексея.
Чтобы ничего не пояснять, не отвечать на вопросы, каждый из которых словно ножом по сердцу. Чтобы не сомневаться в каком виде подать информацию.
И всякий раз перед нажатием кнопки «отправить» Беркут все удалял, потому что его внутренние часы вдруг запускались с невиданной скоростью. Он снова понимал: до ухода Али в таком случае один день. Один! День!
И это совсем не помогало поступить правильно.
Если бы она дала знак, сказала что-то такое Намекнула, что все равно готова остаться. Под совершенно любым благовидным предлогом.
Даже глупым, даже надуманным. Беркуту было плевать. Это не имело значения. Он даже заморачиваться не стал бы. Главное она останется. А вместе с ней останется это ощущение дыхания вдосталь, до головокружения, до ощущения внутреннего переполнения.
И жизни, что струится по венам, охватывает и уже не уходит.
Жизни, которую она дарила.
Он сам не понял, даже не уловил, в какой момент слово «жизнь» стало синонимом присутствия Али. И с каких пор ее отъезд с выполнением четвертого требования их договора «не преследовать и не домогаться» приравнивается к смерти всего лучшего для Беркута.
Но именно так: остро, болезненно, и отчетливо чувствовал ситуацию Борислав.
Поэтому сообщение так и осталось неотправленным.
Он решил поговорить с Алей за ужином. Начистоту. Без экивоков и социальных танцев с препятствиями.
Так, как он умел разговаривать.
И если окажется, что у него есть шанс оставить ее, даже после сообщения, что проблемы с бандитами улажены выложить все начистоту.
А если нет тогда придержать информацию до наступления лучших для Беркута условий.
Еду он заказал еще по дороге с последней деловой встречи в агентстве. Из ресторана с морепродуктами. Потому что, судя по сведениям Алексея, Аля с подругой любили подобную кухню.
Сам Борислав предпочитал хороший стейк. Но ради Али готов был жевать даже резину и запивать ее машинным маслом. И, вероятно, даже дискомфорта не почувствовал бы. Ни на секунду.
Слуги сервировали стол в рабочей комнате Беркута, пока тот в соседней комнате боролся с очередным приступом собственной неуверенности.
Потому что сталкиваться с подобным чувством было внове для Борислава.
Он не знал, что с этим делать и как с этим бороться.
Беркут минут пятнадцать выбирал себе одежду для ужина. Для домашнего ужина, мать твою!
Ужина вдвоем с женщиной, даже без выхода в свет.
Он копался в гардеробе так, словно планировал, как минимум, широкую презентацию.
Хотя, нет! Даже в таком случае, Беркут не посвящал столько времени своему внешнему виду.
Пиджак, рубашка, классические брюки выглядели слишком пафосными и церемонными.
Джинсы и футболка слишком простоватыми, если не сказать затрапезными.
Все было не то и не так
А когда, наконец, Беркут остановился на черной рубашке навыпуск и джинсах почти брючного кроя, дверь его апартаментов хлопнула. Борислав быстро вышел из гардеробной, рукой приглаживая волосы.
И замер. Будто получил удар ниже пояса. В принципе, почти так оно и случилось. Хотя Беркут еще недавно готов был поклясться, что выжал себя до предела, занимаясь сексом с этой женщиной.
Но сейчас сейчас она была само соблазнение. Или Беркуту только так показалось?
Наверное, он просто совсем потерял голову и оставалось лишь с этим смириться.
Аля мялась возле дверей.
В длинном красном платье-сарафане. Вроде бы почти простом, уличном, не вечернем и даже не коктейльном. Но квадратное декольте подчеркивало высокую пышную грудь. Сборки до талии изящность фигуры. А пышные рукава тонкие запястья.
Обычно Беркут редко обращал внимание на руки женщины. Оценивал грудь, бедра, ноги, талию.
Но сейчас его взгляд так и лип к аристократически длинным, узким ладоням Али.
И самое интересное даже без маникюра, с аккуратно обстриженными ногтями они выглядели совершенными.
Следующим ударом по либидо и чувствам Беркута стал легкий макияж Али. И вроде бы опять ничего ведь особенного. Чуть подчеркнуто там, слегка здесь.
Но кожа ее казалась еще более свежей, сияющей. А глаза просто огромными, глубокими. В таких утонуть раз плюнуть. А вот выплыть и найти крохи мыслей еще как непросто.
Беркут прямо завис, как компьютер, не в силах переварить поступавшие данные.
Потому что они еще поступали.
Волосы Али волнами спадали на плечи. Местами еще чуть влажные, сразу напоминающие о том, как они в бассейне резвились будто восторженные дети и восторженно занимались другим. Любовью. Отдались безумию страсти.
В чуть приглушенном освещении волосы Али казались красноватыми.
Беркут даже не сразу понял почему она мнется и не проходит в комнату.
И лишь потом Аля все же спросила:
Эм? Что-то не так?
Не так? Беркут искренне удивился. Что вообще С НЕЙ может быть не так?
Ну вы так смотрите
Прикидываю, не начать ли пить бром регулярно Ты слишком соблазнительна. И не поручить ли ближайшие дела заместителям. Потому что важные деловые переговоры и мысли о том, как бы поскорее встретиться с женщиной крайне неудачное сочетание.
Аля покраснела и опустила глаза, становясь ее более прекрасной, нежной, непосредственной как в бассейне.
Поборов желание схватить ее, усадить на колени и самому кормить, Беркут прокашлялся и жестом пригласил ласточку к столу.
* * *
Аля
Я вертелась перед зеркалом, как девчонка, и просто не могла прекратить улыбаться.
Вспоминалась Элиза Дулитл из бессмертной «Моей прекрасной леди». Как она танцевала на первом своем балу и как восторженно кружилась по возвращению. Вальсировала в ночной рубашке и пела, пела и еще раз пела.
Кажется, мой бал начался еще в бассейне и сейчас стихийно продолжался.
Не знаю, что на меня накатило. Проблемы временно отошли на второй план.
Я собиралась, словно на светский раут, где нужно соответствовать шикарному спутнику.
Меня прямо распирало от восторга, потряхивало от волнения, и хотелось поторопить мгновения.
Я пришла к Беркуту минута в минуту. Его даже в комнате еще не было.
Думала выйти и зайти чуть позже. Чтобы не выдавать своего нетерпения.
Но Борислав выскочил из соседней комнаты, и мы застыли друг напротив друга.
В воздухе повисло такое напряжение Казалось малейшая искра и все, пожар.
Сгорим дотла в пламени эмоций.
Было неуютно и странно. И одновременно изнутри поднимался, завладевал всем моим существом азарт, смешанный с этим забытым, потерянным в молодости чувством ура, я прекрасна и интересна красавцу мужчине.
Казалось, Беркут умудрился за день содрать с меня все наносное, все то, что налипло со временем, позволив нутру вырваться на свободу.
Вначале я активно сопротивлялась, было немного больно и неприятно. Но потому вдохнула полной грудью И получила огромное удовольствие.
Какое-то время мы оба молчали.
А потом Борислав пригласил к столу. И я насладилась чудеснейшим ужином. Потому что, как выяснилось, ужасно проголодалась во время наших игр в бассейне и последующих игр на лежаке. Уже совсем другого, взрослого толка.
Ммм Лобстеры буквально таяли во рту. Запеченные кальмары оказались сытными и тягучими. Креветки нежными и слегка пряными.
Борислав ел тоже. Но больше наблюдал за мной.
Кажется, я начинала привыкать к тому, что он словно всякий раз меня изучает. Как некий объект, смысл которого непременно нужно разгадать ученому. Он вертит его так и сяк, берет пробы, проводит анализы.
И всякий раз делает очередные выводы.
Когда я перешла от еды к нежному, ванильному чизкейку, Беркут, наконец-то, заговорил более длинными предложениями, нежели «вот это попробуй», «давай доложу», «держи чай».
Тебе у меня нравится? мне показалось, что он начал издалека, чтобы подвести беседу к какому-то более важному, существенному вопросу.
Да. У тебя, правда, здорово.
Ты успокоилась?
Не то слово. А где Риан?
Я вдруг поймала себя на том, что не задумывалась, где мой сын и что с ним. В полной уверенности, что под защитой Беркута ему совсем ничего не грозит.
Твоя тетя решила собрать его по-серьезному. Моим ребятам помочь не дала. Так что за ним заедут Беркут взглянул на часы. Уже заехали. Через час примерно они с Майей уже будут тут. Надеюсь, ты не переживала?
Я повела плечом и призналась, как на духу.