Псабыда - ТУТУ 2 стр.


С другой стороны, кроме законов таких гибких иногда, и несовершенных,  есть же еще совесть. Именно с совестью и возникают настоящие проблемы. Мы думаем, прислушиваться к голосу совести не просто желательно, но обязательно. Не то случится нечто подобное тому, что произошло с Али, который при виде радости матери деньгам и подаркам, на раз заглушил с детства такой звонкий голос совести.

И напрасно. Не стоило ломать себя, но скинуть семью. Переложить ответственность за них на плечи богов, которые так любят испытывать нас, и, как планировал, поступить на литературный факультет. Написал бы повесть или пьесу, и уехал куда подальше; ел бы собственный хлеб, из урожая, собранного на преподавательской или писательской ниве. Жил бы себе в столице, или за границей, дожил до славы и седин, и не стал бы кем стал.

Но Али оказался слабым, не смог убежать от родных. Не сумел следовать своей мечте. И не смог остаться честным, чистым мальчиком, каким рос.


С другой стороны, ну как не радовать больную «по-женски», несчастную, убитую горем, безупречно добрую терпеливую мать?

После гибели мужа, эта болезнь «по-женски» у Тожан обострилась. Она резко располнела, и вырос живот. Тожан зубы-то вставляла, а к врачу «по-женски» идти отказывалась. Наверно боялась, подспудно понимала, нет смысла, поздно. Или хотела, чтобы действительно стало поздно и бессмысленно.

Даже самое жестокое сердце разорвалось бы от сострадания к этой нечастной, не то, что сердце Али; обычное на самом деле сердце, сыновнее


Глава 4

В тот злополучный вечер, с самого начала у Гали все шло не так. Сначала он поскользнулся и упал на пороге собственного дома. Затем, переходя дорогу чуть не попал под машину. Потом, не дождавшись Али, отнимавшего в переулке у пьяненькой девицы колечки, сорвал норковую шапку с головы какого-то бугая.

Схватив шапку, Гали рванул через живую ограду из коротко стриженных кустов, а там был протянут металлический провод. Гали, конечно, не заметил его в темноте и спешке. Он бы не заметил провод и днем; кто вообще в этом городе протягивал провод вдоль живой изгороди? Наверно, в те времена это был единственный кустарник с проводом во всей Черномории

В общем парень споткнулся, упал и ударился головой о бордюр. Разъяренный мужчина погнался за Гали и тоже упал, споткнувшись о тот же провод. Поднявшись еще более рассерженным, он сначала пару раз пнул Гали. Затем, в ответ на тишину, нагнулся и всмотрелся в лицо вора.

 Эхе-хей,  сказал он, вытащил Гали из кустов и стал звать на помощь.

Подоспел Али. Мужчины поймали машину, и отвезли мертвое тело Гали домой


Бугай, с которого Гали сорвал шапку, оказался уроженцем Туркужина, почти родственником. Звали его Чухой. Это был тот самый, знаменитый на всю Черноморию бывший заготовитель, а теперь цеховик Чуха. Али заметил на его шее толстую золотую цепь, специально выставленную поверх рубашки с неумело завязанным галстуком. На пухлой руке красовались массивные золотые часы с браслетом. Али так же обратил внимание на знатный перстень-печатку, золотые зубы и пальто с норковым воротником.

Чуха был немного пьян.

Он забрал шапку, дал денег родителям Гали и позвал Али к себе реализатором.

Уже через месяц после гибели Гали Али уехал с товаром в Москву. Еще через неделю Али понял, что у него украли весь товар; забрали под честное слово и смылись.

Али на родину не вернулся, стал бомжевать. И снова воровать, но уже в столице и по всей стране, по поездам и вокзалам, где и как придется. Через полгода бродяжничества, он вошел в банду и начал жить в бывшем общежитии заброшенной ткацкой фабрики под Ивановском. Жил свободно, как думалось: захотел пришел, захочет уйдет.

Но не тут-то было


Глава 5

В тот день на железнодорожной станции у пожилой женщины случился сердечный приступ. Грузная, неподъемная тетка осталась лежать там, где свалилась на перроне. Тут же собралась толпа зевак и сочувствующих, подоспел дежурный милиционер. В ожидании скорой помощи кто-то оказывал женщине первую помощь: старуху били по щекам, брызгали расплывшееся белое лицо водой, громко переговаривались, перекрикивая друг друга, шум толпы, электрички и привокзального информатора.

Выкрасть в такой суматохе из кучи ее баулов сумку не составило труда. Денег в ней оказалось неожиданно много. Теперь Али мог достойно с подарками вернуться домой к матери и отдать долг Чухе


Тайн своих доверять и друзьям нельзя, потому что у друзей тоже есть друзья, сказал поэт(4), но Али не читал этих стихов. Наверно, потому о своем намерении уйти из банды рассказал другу Вано.

Вано Ваня жил в банде намного дольше Али. Он тут же сообразил, что Али не сдал улов в общак, и донес. Наказание последовало незамедлительно: били Али показательно, в назидание всем присутствовавшим и временно отсутствовавшим членам банды.

Главарь банды Леха, по прозвищу Плачущий Убийца, и его приятель Исма, по прозвищу Рука, усердствовали не на шутку.

Убийца и Рука служили в горячей точке. Парням уже под тридцать, оба с правительственными наградами за участие, мужество и прочее В одном из боев Убийца потерял кисть правой руки. С тех пор однополчанин Исма стал неразлучным, закадычным другом и помощником Лехи-Убийцы. Парни так сблизились, что Исма получил в итоге прозвище Правая Рука; сокращенно Рука.


Главари банды из них, конечно, те еще; как и вояки. Напившись, то есть регулярно, Убийца начинал вспоминать войну: как расстреливал из автомата стоявших на молитве стариков, и вообще зверствовал. Оправдывал это дело ужасами, что видел сам.

На войне как на войне, что тут говорить и о чем? Не о том же, как разрывало на куски, разбрасывая в стороны, идущих в атаку товарищей, как предавали офицеры, отсиживавшиеся в окопах, как голодал в горах, как ел траву и блевал, болел, как потерял руку и чуть не умер от потери крови

Рука в эти моменты садился где-нибудь поблизости, доставал из засаленных до черноты кожаных ножен, аккуратный, с блестящим лезвием финский нож и начинал им играть, втыкая в обшарпанный дощатый пол старого общежития. А иногда брал кусок чурки и, не поднимая головы, строгал.

В конце пьяного рассказа о войне, Убийца, обычно, начинал плакать и раздавать слушателям краденое: деньги, вещи, что имел при себе. А с утра, проснувшись о, кто не успел отдать Руке ночные дары, тот опоздал. С теми же слезами начиналось нещадное избиение и крушение всего, что попадалось под единственную руку и две не знавшие устали ноги.

Убийца был отчаянный, конченый психопат


Глава 6

Али бы стерпел побои за время бродяжничества такого насмотрелся и натерпелся. Даже оскорбления в адрес матери стерпел бы в конце концов, это только слова. Но в тот вечер парень узнал то, что спустить нельзя, невозможно. Если такое прощать, зачем жить вообще?..

Когда «представление», проходившее в одном из цехов фабрики, подошло к концу и Али перестали бить, Вано помог ему перебраться в небольшую подсобку. Белобрысый, щуплый беженец с севера Ваня достал откуда-то свечку и осветил коморку.

Али знал, что это Ваня его сдал. Он знал так же, тот сделал это не со зла по слабости. В ту минуту Али еще умел прощать, и он простил друга.

 Кости целые?  спросил осмелевший Ваня, поняв, что друг его не накажет.  Думал, они тебя убьют. Они знаешь какие лютые? Я пару раз видел, как Убийца и Рука ходят на дело.

Ваня приблизился к Али вплотную и стал шептать на ухо, обдавая черкеса стойким запахом плохих зубов:

 Убийца этот одной рукой колет, колет как бес. А потом уже мертвому отрезает арбуз(5); запросто так, с какой-то еханой дури; уже мертвому, приколись. А Рука еще хреновей. Вот кто лютый: он, то держит фофана(6), как козла какого, то арбуз этот придерживает уже в самом конце. Спаси и сохрани

Ваня быстро перекрестился несколько раз и затих.

Друзья сидели на цементном полу, среди осыпавшейся штукатурки, битого кирпича и прочего мусора; худые, в грязной подранной одежде.

Али, казалось, не слушает. Прислонившись спиной к стене, дрожащими руками он отирал с лица кровь.

Однако в какой-то момент руки перестали дрожать, парень замер, затем глубоко и шумно вздохнул, словно сдерживая рыдание. Потом как-то совсем печально сказал:

 Хорош базарить, пора спать.

Сказал и тут же лег, накрывшись с головой рваной телогрейкой


После избиения Али только несколько парней вернулись в общежитие остальные, пьяно поужинав, остались ночевать там же, в цеху. Одни лежали на грязных матрацах, между вкрученными в пол, проржавевшими каркасами ткацкий станков, другие Убийца и Рука в бывшем кабинете начальника цеха, на старом диване и кровати с продавленной сеткой.


Глава 7

Мы не расскажем, что именно и как делал Али той ночью. Ни до, ни после восемнадцати лет никому не желаем ни видеть, ни знать, ни тем более участвовать в таком

Еще до рассвета Али вернулся в общежитие и сразу пошел в комнату торговца-таджика. Стукнул парня по уху, связал, засунул в рот кляп, надел на голову подвернувшийся мешок цвета хаки и привязал к кровати. Потом спустился в душевую, помылся, снова переоделся в комнате того же таджика, забрал его рюкзак, большую клетчатую сумку с тряпьем, спрятав в ней предварительно, деньги и золото.

Уже готовый уходить Али остановился посреди комнаты и, собираясь расправиться с торговцем, достал финский нож. Тут взгляд его упал на подоконник за спиной связанного мужчины. Там лежали конверты, письма и фотография большой семьи.

Али снял с головы перепуганного человека мешок и спросил, его ли дети на снимке. Мужчина закивал головой и залился слезами. Показав ножом на адрес, записанный на конверте, Али демонстративно положил его вместе с фотографией в нагрудный карман, освободил торговца и пошел к двери. Затем остановился, развернулся, кинул несколько смятых купюр, сказал: «Уезжай сейчас же домой»,  и исчез.


Правоохранительные органы получили сигнал от сторожей ткацкой фабрики в тот же день. В оперативной сводке говорилось, что в одном из заброшенных цехов обнаружены тела шестерых мужчин с множественными колото-резаными ранами и отрезанными головами.

На место происшествия выехала оперативно-следственная группа, возбудили уголовное дело, установили личности убитых. Среди них оказались двое несовершеннолетних, в том числе Иван Спиридонов, уроженец хутора Светú, Северского района, Такой-то области.

Правоохранители объявили план-перехват, даже провели мероприятия по зачистке заброшенных предприятий области, но подозреваемых по делу не нашли. Однако преступник с таким почерком давно находился в розыске. Потому материалы по эпизоду приобщили к розыскному делу 66 с говорящим названием «Головорез».

Но в управлении уголовного розыска министерства внутренних дел, не догадывались, что того головореза уже не существует. Зато родился новый убийца коварный и беспощадный

Хотя, может Али не такой уж беспощадный? Отпустил же он торговца.


В ту ночь наш черкес действовал спонтанно, на импульсе. Совершая особо тяжкое преступление, он мстил за отца и дядьку, руководствуясь принципом «око за око».

Из рассказа Вано о зверствах двух бывших вояк следовало, что именно они убили его отца и дядю. Али сразу, в тот же момент, решил убить убийц своих родных. В следующий момент он понял, что нельзя оставлять в живых свидетелей, даже Ваню; он знал наверно, Ваня сдаст.

После вечерней попойки все кроме Вани беспробудно спали. Ваня тоже спал, но он-то не пил. С него Али и начал. И потому, что трезв, следовательно, мог разбудить остальных, сбежать, просто кричать, в конце концов. Ну, и потому, что лежал рядом.

Была еще одна причина, по которой он начал с друга. Али подумал, если рука не дрогнет на Ване, значит и остальных сможет убить.

Что говорить, ни грабителями, ни убийцами не рождаются


Уже сидя в поезде на Туркужин, Али сообразил, что удачно сработал под Плачущего Убийцу именно под таким прозвищем он знал человека, проходившего по милицейским учетам как Головорез.

Наверняка, Убийца в розыске; он же убил отца, дядьку, и других убивал Вано говорил,  и всех одинаково, думал Али, глядя на медленно проплывающий перрон и пути, отдельные домики и деревеньки, леса, поля и города.

Тук-тук, тук-так, так, стучали колеса

Так, под Плачущего Убийцу, Головореза, Али поработает еще не раз: тыкая ножом и отрезая головы. И под Убийцу, и под других преступников с ярким почерком


Весь путь домой Али везло ни одной проверки. То есть, милиции он видел достаточно и на вокзалах, и в поезде, но его словно не замечали. Али и сам видел всех сквозь какую-то пелену. Наверно, от усталости, думал он.

Только он хотел стряхнуть с себя наваждение, как сидевшая напротив него добродушная женщина с поразительно красивой улыбкой вдруг заговорила. Она сказала, что он похож на ангела и принялась угощать блинами и рассказывать странные истории о судьбе и предопределении.

Наступила ночь. В плацкартном вагоне поезда притушили свет. Убаюканный сказками женщины, Али тихо спал. Он видел страшные сны


Глава 8

Али не вернул Чухе долг. Напротив, сначала забрал у него бизнес, а затем убил; с чувством, что мстит за Гали. С деньгами и цехами Чухи хватило сразу на новый дом для матери и братьев с сестрами.

Дом построили за год. Так что Тожан умирала от «плохой» болезни, в которую переросла болезнь «по-женски», в самом большом строении Туркужина.

Она лежала под пуховым одеялом, на двуспальной кровати, устланной белоснежными шелковыми простынями. Стены комнаты украшали таджикские ковры ручной работы. На потолке с обильной бело-золотой лепниной красовалась хрустальная люстра с дюжиной лампочек. Возле массивного туалетного стола из белого дерева, в большом деревянном горшке стоял фикус Абиджан. Фикус, разросшийся до размеров хорошего дерева, закрывал половину окна с тройными шторами из бархата и натурального гипюра.

Родственницы и соседки, с детьми и внуками, ступая по устланному ворсистым паласом полу, тихо проходили к кровати и садились возле Тожан на специально приготовленные для них мягкие стулья. Мертвенная бледность исхудавшей до неузнаваемости хозяйки невиданных в Туркужине хором ни у кого не оставляла сомнений, что час близок.


Тут есть смысл сказать, что знакомые нам, так называемые, простые, черкесы, гордятся своей стойкостью к разного рода мукам и страданиям. До некоторых пор лучшим комплиментом в Туркужине считалось сказать кому-то, что он похудел или плохо выглядит. В ответ, с улыбкой счастья, вы бы услышали что-то типа:

 Тха да, я болею.

В советское время апофеозом страданий черкешенок стал рак, в который часто перерастала болезнь «по-женски». Именно рак во всех его разновидностях называли в Туркужине плохой болезнью.

Произносили это словосочетание плохая болезнь с благоговейным трепетом. Эта болезнь внушала к себе уважение неотвратимостью сопровождавших ее страданий и смертью в немыслимых муках, без паллиативной помощи, в ясном осознании происходящего.

И да, Тожан именно так и умирала. Она выплевывала в таз свои внутренности, оскаливая при этом рот с потрескавшимися губами и показывая потускневшие от полного отсутствия слюноотделения, коронки золотых зубов


Со смертью матери последняя дверь, через которую еще стучалась в сердце Али любовь, была замурована. Для него больше не существовало авторитетов и тормозов. Он делал теперь, что хотел, забыв, что значит жалость, не перенося слез и жалоб мужских, женских, детских.

Назад Дальше