Сердцебиение учащается, хотя я изо всех сил пытаюсь выглядеть беззаботной.
И где можно найти этих пьяных вампиров? Ну, вы понимаете, не хотелось бы случайно где-то на них наткнуться.
Мужчина откидывается на спинку кресла.
Там же, где бродят и все остальные пьяницы, на Бурбон-стрит.
Бурбон-стрит является центром вечеринок во Французском квартале и уже занимает первое место в моем списке мест, где вампир мог бы незаметно выпить глоток крови ничего не подозревающего туриста. Но это также создает проблему: как мне попасться вампиру на глаза, когда вокруг будет масса других лакомых кусочков на выбор?
Мужчина закрыл глаза, но я все равно спрашиваю.
А где еще?
Он приоткрывает один глаз и пожимает плечами.
Наверное, в Квартале есть какой-то вампирский магазин сувениров. Купи там что-нибудь, и тебе дадут пароль к секретному вампирскому бару.
Он подмигивает.
Спасибо. Я пытаюсь скрыть разочарование. Я знаю все о магазине и «секретном» баре, но раз уж эта информация содержалась на первой странице в поисковике, значит, она не очень секретная и я не найду настоящих вампиров в приманке для туристов. Можно было бы попытаться, но я сомневаюсь в успехе, и у меня в запасе всего неделя. Я оставляю этот вариант на крайний случай и оплачиваю использование Wi-Fi в воздухе. Мне нужно что-то получше, чем туристические приманки и старые легенды.
Самолет приземляется на взлетно-посадочную полосу с такой силой, что меня подбрасывает на сиденье. Никто не паникует, так что, видимо, это нормально. Я не так уж много летала в своей жизни.
Генри стоит в проходе, стаскивает мою сумку с полки.
Ты готова?
Я не отвечаю, но мужчина, который сидел рядом, поднимается из кресла и пропускает меня вперед.
Не забывай, что я сказал, маленькая леди.
Хорошо, отвечаю я, хватая свою сумку и маневрируя с ней по узкому проходу.
Что это было? Заводишь друзей? спрашивает Генри, как только мы выходим из самолета и оказываемся в раскаленном от жары аэропорту.
Очевидно, все в этом городе постоянно пьяны. Я не упоминаю вампирскую часть нашего разговора.
Глаза Генри слегка расширяются.
Звучит заманчиво.
Я машинально шлепаю его по руке. А потом спохватываюсь. Возможно, мне не следует возвращаться к привычным жестам, но так легко притворяться, что ничего странного не произошло и мы снова стали детьми.
Я слишком громко прочищаю горло.
Нам нужно оставаться начеку, чтобы мы могли поймать вампира, а не стать его первым и вторым блюдом.
Ага, отвечает Генри, и я чувствую, как он сдерживается, чтобы в очередной раз не напомнить мне, что вампиров не существует. Но, если честно, я думаю, что стал бы основным блюдом, а ты закуской. Он бросает взгляд на мой розовый сарафан с принтом роз. Или, возможно, десертом.
Я, по-твоему, выгляжу как десерт?! вскидываю брови я.
Генри краснеет. Мои щеки тоже пылают. Это тот тип полушутливого флирта, который у нас был до Бейли, когда мы определенно уже не были детьми.
Ты заказывала такси? Он осматривает ряды машин, подбирающих других путешественников.
Похоже, мы снова игнорируем любое влечение между нами, чего я и хочу. Так будет лучше для нашей дружбы.
Упс, говорю я. У меня получается снова поддержать эту игру. Мы играли в нее почти пять лет, прежде чем я все испортила.
Генри вздыхает и достает свой телефон.
Мы можем взять Uber.
Они, наверное, пьяны.
Сейчас девять часов утра.
Вряд ли это имеет значение, говорю я и приподнимаю бровь.
Генри ухмыляется.
Пятнадцать минут спустя мы едем по узким улочкам. Водитель такси жмет на тормоза всякий раз, когда пешеходы решают выскочить на дорогу, что случается довольно часто.
Так как это происходит? спрашивает Генри.
Что именно?
Превращение в вампира. Какова процедура?
Я бросаю взгляд на нашего водителя.
Может, обсудим это позже?
Я уверен, что он слышал и более странные разговоры.
Наш водитель кивает:
Уж поверьте, это так.
Ну вот, говорит Генри, так что рассказывай.
Ну, знаешь, там все завязано на сосании крови. Я смеюсь. Он нет. Водитель, однако, фыркает, и я начинаю думать, что он был бы лучшим напарником, чем Генри.
Ты же смотрел «Баффи», напоминаю я.
Генри вздыхает.
Я говорю серьезно.
Не уверена на сто процентов, но, насколько мне известно, лучше всего сделать так, чтобы тебя укусил вампир, а затем выпить кровь вампира, пока твоя кровь находится в его организме.
Генри корчит гримасу, как будто я заявила, что собираюсь лизать пол в общественном туалете.
Значит, ты тоже станешь вампиром.
Я ерзаю на сиденье. Я смирилась с тем фактом, что будет легче убедить вампира обратить меня здесь, чем заставить его лететь к нам домой спасать моего отца. Я не собираюсь рассчитывать на человечность вампира. Если найду его, то даже не буду упоминать папу. Это может все испортить. К тому же, если я тоже стану вампиром, папе будет легче приспособиться. Я готова на все, чтобы спасти его. Кроме того, я ощущала себя мертвой внутри с того самого момента, как услышала диагноз «рак». Возможно, став нежитью, я снова почувствую себя живой но мне не хочется вдаваться во все эти подробности с Генри. Он всего лишь пытается помочь мне почувствовать себя лучше.
Таков план, беззаботно говорю я.
Генри смотрит в окно. Его кулаки периодически сжимаются, и неприятно говорить, но его реакция меня воодушевляет. Если он расстроен, значит, думает, что это возможно.
Мне кажется, что ты не до конца все продумала, наконец говорит он. Давай начистоту. Без шуток.
Я съеживаюсь. Генри знает, что я шучу, когда нервничаю, и не хочу, чтобы кто-то еще это видел. И я действительно не до конца все продумала. Мы с папой рассуждали о том, чтобы отыскать вампира в этой поездке и стать бессмертными, но всегда говорили с усмешкой, как будто не собирались делать это по-настоящему. К тому же папа всегда предпочитал оборотней. Я выбирала вампиров, потому что мне гипотетически нравилась сама идея, но каково это на самом деле? Я не хочу об этом думать. Не имеет значения.
Это единственный способ, отвечаю я, но Генри в ответ качает головой.
Я не могу быть с ним такой открытой, как он хочет.
Наша машина останавливается на узкой улочке, я выпрыгиваю на потрескавшийся неровный бетон и поднимаю свой розовый чемодан на колесиках, потому что он ни за что никуда не покатится по таким тротуарам.
Горячий, влажный воздух прилипает к коже, как пленка, но даже это не смущает меня.
Удачи! кричит на прощание водитель. И когда я оглядываюсь, чтобы посмотреть, как он отъезжает, мужчина подмигивает, как будто что-то знает. Я мысленно ругаю себя за то, что не расспросила его по пути.
Это напоминает мне Диснейленд, говорит Генри.
Я слегка улыбаюсь. Я тоже пыталась определить это ощущение чего-то знакомого и не могла, но в зданиях и улицах есть нечто необычное: оно заставляет игнорировать трещины на тротуаре, плотный воздух и мусорные баки, выстроенные в очередь на вывоз мусора. Над всем этим возвышаются здания в два или три этажа, каждое из которых примыкает к следующему, и ни одно из них не похоже на другое. Стены одного дома выкрашены в яркий и веселый желтый цвет, а перила балкона белые. Другое здание сложено из кирпича, у него витиеватые и изогнутые черные кованые перила балконов, заросшие сочными зелеными растениями. Больше всего мне понравился дом, где балкон украшен каскадом цветов, беспорядочно растущих во все стороны. Наше здание простое, белое, с единственным балконом в квартире на втором этаже.
Мои пальцы внезапно начинают чесаться от желания взять карандаш и бумагу, чтобы запечатлеть замысловатые изгибы балконов, и это чувство удивляет меня. Я так давно не испытывала желания рисовать, что забыла о порыве вдохновения, которое приходит, когда видишь что-то красивое и знаешь, что можешь запечатлеть это чувство, сохранить навсегда. В отличие от рисунков, в жизни красота недолговечна.
Желание охватывает меня, и я, как раньше, мыслю синими, зелеными и желтыми красками, представляя, как акварели капают на бумагу. Но искусство без эмоций мертво, поэтому в ту секунду, когда я позволяю цветам заполнить разум, меня также охватывает горе, превращая в море синего, угрожая затопить собой все остальное, включая мою надежду.
Хорошо, что я приехала сюда не для того, чтобы рисовать красивые картинки. И определенно не для того, чтобы что-то чувствовать, поэтому обуздываю свои эмоции и загоняю вихрь цветов в глубокий колодец где-то между желудком и ребрами.
Чтобы отвлечься, перекладываю свой тяжелый чемодан в другую руку.
Давай я его понесу? предлагает Генри.
Я колеблюсь. Обычно чемоданы девушек носят их парни, но я, наверное, слишком сильно себя накручиваю.
Конечно, спасибо. Я передаю Генри ручку своего чемодана и неловко пытаюсь проконтролировать, чтобы наши пальцы не соприкоснулись, словно мы незнакомы.
Он стоит и, прищурившись, смотрит на меня.
Ты в порядке?
Он ничего не сказал о том, забронировал ли себе жилье, но я не хочу поднимать этот вопрос и усугублять нелепость ситуации.
В полном порядке. Я открываю и придерживаю дверь, а затем поднимаюсь вслед за Генри на три лестничных пролета. За время подъема он даже не вспотел и теперь расслабленно стоит, прислонившись к стене, пока я копаюсь в поисках ключа и отпираю дверь.
Я протягиваю руку, выхватываю у него свой чемодан и вкатываю в просторную гостиную, выкрашенную в поразительный ярко-синий цвет.
Ого! говорит Генри, входя следом за мной. Немного чересчур.
Он прав, но я этого не говорю. Место необычное до крайности, со старомодным бархатным диваном травянисто-зеленого цвета в центре комнаты и деревянным журнальным столиком, потертым ровно настолько, чтобы выглядеть очаровательно. По обе стороны от дивана стоят разномастные стулья, явно украденные когда-то из столовой. Стены украшают огромные картины с изображением цветов, написанные маслом. Похоже, папа выбирал эту квартиру специально для меня.
Мне здесь нравится, сообщаю я.
Волоку свой чемодан мимо дивана в первую спальню, и Генри следует за мной по пятам.
Ого! повторяет он.
Темно-зеленая краска покрывает стены, напоминая густую лесную чащу, если не считать стоящей в центре комнаты кровати с балдахином, покрытой ярко-розовым стеганым одеялом. Кроме нее, из мебели здесь есть только бледно-голубой бархатный диван. Это странное место приветствует меня, и на долю секунды я позволяю себе в него влюбиться, но затем напоминаю себе, что я здесь не для того, чтобы валяться на кровати и расслабляться.
Генри практически навис над моим плечом, чтобы заглянуть внутрь, так что, повернувшись, я утыкаюсь носом в его грудь.
Он быстро отступает назад так быстро, что мне даже немного обидно.
Здесь есть еще одна комната, верно? спрашивает он.
Я невольно делаю вдох слишком громко.
Наверное. Предполагалось, что мы с папой будем жить здесь вдвоем.
Мысли об отце успокаивают меня. Мне нужно сосредоточиться.
Мы идем по коридору в главную спальню, в которой стоит огромная двуспальная кровать из черного лакированного дерева, покрытая темно-бордовым стеганым одеялом. Стены выкрашены в синий цвет, такой темный, что кажется почти черным, и здесь больше ничего нет, кроме огромного окна с черными занавесками.
Что ж, похоже, здесь живет вампир, говорит Генри.
Ты можешь занять эту комнату.
Разве ты не хочешь взять себе главную спальню? Это же твоя поездка.
Здесь должен был разместиться мой папа. Я тащу чемодан обратно в комнату поменьше, ту, которая изначально предполагалась для меня.
Генри не настаивает. Я ставлю свой чемодан на ярко-розовую кровать и пытаюсь не думать о том, что мой друг распаковывает вещи там, где должен был это делать отец. Но меня не отпускает мысль о том, как сильно здесь не хватает папы, как сильно хотелось бы в этой поездке заниматься беззаботным поиском вампиров с единственным человеком, который верил в них вместе со мной.
Он не Генри, поэтому, повернувшись и увидев, что парень прислонился к двери и наблюдает за мной, я срываюсь на него, прежде чем успеваю остановиться.
Зачем ты со мной поехал? Потому что, если надеялся на развлекательную поездку, этого не будет.
Я поехал, чтобы помочь тебе. И уж конечно не для того, чтобы развлекаться. Генри фыркает, и я думаю о том, как неуместно он выглядит в своих выцветших джинсах и нежно-голубой футболке.
Помочь мне с чем? продолжаю я. Генри совершенно ясно дал понять, что не верит в мой план, так чем же он может помочь?
Ответом мне служит молчание. Генри считает, что должен защитить меня от себя самой, и теперь он стал очередным препятствием на моем пути.
Так какой у нас план? С чего начнем поиски?
Я пристально вглядываюсь в его лицо. Генри не морщится, как привык делать в детстве всякий раз, когда я придумывала план, который ему не нравился. Он не поджимает губы, не улыбается снисходительно, не смотрит на меня осуждающим хмурым взглядом. Его карие глаза широко раскрыты и серьезны. Он хочет попытаться, если я ему позволю.
Я покусываю верхнюю губу, пока он ждет моего решения.
Это может показаться немного странным.
Его брови приподнимаются.
Только не психуй.
Вот теперь я психую. Говори. Это не может быть хуже того, что я уже себе представил.
Отвечая, я так и жду, что его покинет самообладание.
Нам нужно проникнуть в монастырь.
Мгновение Генри просто моргает, глядя на меня. А затем произносит:
Небольшая поправочка. Это определенно хуже.
Глава 4
Видишь ли, друзей заводят для того, чтобы не пришлось делать всякие ужасные вещи в одиночку.
Древние
Уставшие после перелета и измученные, мы прогуливаемся по улице, вытирая влажный воздух с кожи, как будто это каким-то образом может помочь. Не помогает.
И почему вампир решил поселиться здесь? спрашивает Генри, проводя рукой по лбу. Ведь каждый раз, когда он пытается кого-то укусить, ему приходится натыкаться на слой пота.
Он одергивает свою белую футболку, затем джинсы, которые, кажется, прилипают к ногам.
Ты не взял с собой никаких шорт?
Нет. Честно говоря, я не смотрел прогноз погоды.
Я вздыхаю. На мне бежевые льняные шорты и розовая майка, но тело все равно влажное. Мимо нас с важным видом проходят две девушки лет двадцати с небольшим. Они одеты в легкие платья, и их волосы вьются от влажности. Мы оба поворачиваемся, чтобы посмотреть на них.
Похоже, местные уже привыкли к климату, говорит Генри.
Я убираю пряди взмокших от пота волос с лица.
Мы можем чуть позже купить тебе шорты.
Но почему Новый Орлеан?! Если бы я был вампиром, то, вероятно, жил бы на Аляске или где-нибудь еще, где все время темно и можно обставить все как нападение животного.
Я рада, что ты все обдумал, но ты же понимаешь, что в других местах тоже полно солнечных дней, да?
Да, если проводить отпуск в Париже. Мы могли бы поехать в Париж, ворчит Генри, теребя воротник рубашки.
Разве ты не помнишь? Десять лет назад один из вампиров говорил, что живет здесь.
Генри хмурится. Ему не обязательно высказывать свои мысли вслух. Я знаю, что он считает всех этих людей шарлатанами, которые водили других за нос из-за жажды внимания.
Кроме того, дело не в погоде. Все дело в людях. По ночам на Бурбон-стрит устраивают одни из самых безумных вечеринок в мире. Всего год назад здесь пропала женщина. Ее жених заявил, будто она секунду назад была рядом и вдруг пропала. А потом появилась через неделю и ничего не могла вспомнить. Она думала, что ее накачали наркотиками, но вышло много статей и новостных сюжетов, в которых рассуждали о том, не вампиры ли это и сколько их может скрываться во Французском квартале. Подумай. Каждую ночь тысячи людей напиваются до потери сознания и не могут вспомнить огромные отрезки времени. Это просто шведский стол для вампиров.