Но потом он нащупал в кармане металлические контуры и медленно расплылся в улыбке.
Лампа.
Вот в чем дело.
Он еще даже не загадал первое желание, но судьба уже начала меняться.
Глава 4
Незадолго до полудня два Директора школы вышли из своего кабинета и направились в театр, чтобы поприветствовать новых учеников.
Если Аладдин был в твоем списке Зла, как он оказался в моей школе? спросил Райен, широкоплечий и загорелый, с растрепанными кудрями.
Рафал его волосы-колючки были такими же бледными, как и его кожа, посмотрел на него.
Спроси стимфов.
Это твои птицы, и ими управляешь ты, напомнил ему брат.
До сегодняшнего дня так и было, проворчал Рафал. Они настаивают, что отправили Аладдина именно туда, куда полагалось.
Этот вор и мошенник всегдашник? удивился Райен.
Рафал кивнул.
Я попытался еще раз записать его к себе, но Сториан стер его имя из списка Зла и вернул его тебе.
Директор Школы Добра уставился на брата-близнеца.
Значит, это все Сториан придумал.
Похоже, перо в первый раз отменило наше решение, задумчиво сказал Рафал.
Оно считает, что мы ошиблись? ответил Райен. Мы не ошибаемся, оценивая души.
То немногое, в чем мы друг с другом согласны.
Он ухмыльнулся брату, но Райен остался задумчив.
Они шли по школе, скромному за́мку размером примерно с особняк или загородную виллу. Братьям нравилась атмосфера маленькой школы в ней произрастало чувство общности, а не грандиозные эгоистичные амбиции.
Ученики Школы Добра жили в восточном крыле, а Школы Зла в западном. Всегдашники и никогдашники ходили на большинство занятий вместе, в гостиных тоже можно было находиться и тем, и другим. Поначалу думали, что нужно обозначить границу между Добром и Злом резче но, поскольку Райен и Рафал защищали школу вместе, несмотря на противоположность своих душ, они хотели здорового соперничества между учениками. И при этом равновесие в Лесу все равно поддерживалось. Именно поэтому Сториан назначил Директорами близнецов: их братская любовь была сильнее, чем верность той или иной стороне. Пока их любовь оставалась сильной, а Добро и Зло были в равновесии, это равновесие отражалось в сказках Сториана. Иногда в конце побеждало Добро. Иногда Зло. И эти победы и поражения заставляли обе стороны стремиться к совершенству. Перо двигало мир вперед по одной сказке за раз.
А какое место во всем этом занимала Школа? В сказках Сториана говорилось о выпускниках знаменитой академии, и именно поэтому юные всегдашники и никогдашники так старательно учились. Они надеялись, что когда-нибудь, уже после окончания Школы, перо расскажет именно их историю и сделает их легендой. Вдоль стен в кабинете Директоров стояли целые шкафы с этими историями «Принц-лягушонок», «Мальчик-с-пальчик», «Умная Мария», «Златовласка», все когда-либо написанные сказки были посвящены бывшим ученикам.
Когда Директора подошли к обеденному залу, Рафал заметил, что брат по-прежнему молчит.
Неужели этот мальчишка-вор стоит таких раздумий?
Райен посмотрел на него.
Перо не зря перевело его в другую Школу. Что, если Аладдин действительно злой но перо считает, что я могу сделать его добрым? Что, если он мое испытание?
Превратить никогдашника во всегдашника? нахмурился Рафал. Это невозможно.
Но мы же оба согласны, что этот мальчишка не добрый, а мы никогда не ошибаемся, оценивая души, ответил Райен. Но если я смогу сделать его добрым если смогу превратить во всегдашника
Что тогда тебе помешает сделать то же самое со всеми злыми душами? саркастически спросил Рафал, ожидая, что Райен засмеется.
Но брат не засмеялся. Он лишь улыбнулся словно действительно именно об этом и думал.
Рафал похолодел.
Но как же равновесие?
Это же испытание Сториана, верно? Вот его и спрашивай, отшутился Райен, затем заметил, как помрачнел брат. Я всего лишь шучу, Рафал. Душу нельзя изменить. Либо мы ошиблись, и он действительно добрый
Мы никогда не ошибаемся, вставил Рафал.
либо ошибается перо, и мои попытки превратить его во всегдашника провалятся, сказал Райен.
Причем провалятся катастрофически, добавил Рафал и посмотрел на брата. Но ты все равно попытаешься?
А ты бы не попытался, если бы считал, что Сториан на твоей стороне? поддразнил его Райен и слегка толкнул локтем в бок.
Может быть, ответил Рафал и отстранился, словно принимая безмолвный вызов.
Оба брата заявят права на одного ученика.
Ученика, которого еще даже не видели.
Они дошли до театра. Райен посмотрел на своего близнеца теперь уже он пребывал в задумчивости.
Знаешь, Рафал, с тех пор как мы были подростками, ты стал куда угрюмее.
Мы уже сто лет как подростки, ответил Рафал.
Именно, сказал Райен. Затем он уперся ладонями в деревянные двери и распахнул их.
Глава 5
Как и большинство детишек из Бескрайних лесов, Аладдин считал, что в Школе Добра его ждут драки на мечах, красивые девочки и ночные проделки в общежитиях.
Чего он не ожидал, так это обилия правил.
Правило номер десять, сказала профессор Мэйберри, декан Школы Добра, элегантная темнокожая женщина, стоявшая настолько прямо и произносившая согласные звуки настолько резко, что у Аладдина аж ягодицы сжимались. Ученики Школ Добра и Зла приглашаются на Снежный бал зимние танцы в сочельник. Все всегдашники обязаны туда пойти
А всем никогдашникам рекомендуется не идти, проворчал худой как скелет мужчина, стоявший рядом с ней. Его кожа была странного серого оттенка, волосы скорее седые, чем темные, брови густые и очень черные. Профессор Хамбург, декан Школы Зла. После первого курса вас разделят на три группы в зависимости от учебных успехов. Первая группа Лидеры, вторая Последователи, третья могрифы.
Аладдин зевнул и дернул галстук-бабочку. Ему было жутко скучно, а еще он злился, что его запихнули в совершенно абсурдную одежду с оборками и фалдами, словно он цирковая обезьянка какая-то. (И вообще, что это за слово такое могриф?) Он оглядел театр такой же вычурный, как и школьная форма, с резными деревянными скамейками и окнами-розетками и задумался, как вообще ребята из Школы Зла выносят весь этот пафос. И в самом деле, примерно пятьдесят никогдашников сидели по другую сторону прохода, так же разодетые в пух и прах, как и ученики Школы Добра; двадцать пять мальчиков-всегдашников с его стороны очень внимательно слушали деканов, как и двадцать пять девочек-всегдашниц, сидевших позади него. Одна из них привлекла его внимание маленькая девочка, едва достававшая до пола ногами. На веках у нее были ярко-розовые тени, в черных волосах фиолетовые ленты, щеки румяные. Аладдин попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела на профессора Мэйберри.
Правило номер одиннадцать. Вход в кабинет Директоров строго воспрещен, объявила декан Школы Добра, равно как и в кабинеты всех учителей
«Если бы я хотел жить по правилам, то остался бы в Шазабе», проворчал про себя Аладдин. Он бы уже загадал три желания, заполучил царевну и дворец, и все знали бы его имя. Он похлопал по лампе, лежавшей в кармане сюртука. Ему и секунды не довелось провести в одиночестве с тех пор, как он выиграл ее у Салима. Какой смысл держать при себе лампу, если не будет ни единой возможности ее использовать?
Аладдин посмотрел на никогдашников на первый взгляд они были одеты так же, как всегдашники, но потом он пригляделся и увидел, что те уже начали тайком вносить в форму изменения: резали рукава, прорывали дырки в рубашках, хвастались шрамами, татуировками и оружием, которое удалось тайком пронести.
«Нарушители правил», подумал Аладдин.
Вот эти люди ему по нраву.
Он снова повернулся к девочке с фиолетовыми лентами.
Хочешь, покажу тебе кое-что?
Девочка не обратила на него внимание, по-прежнему не сводя глаз со сцены.
Правило номер двенадцать, тем временем произнесла Мэйберри. Вам запрещено покидать спальни после девяти вечера
Смотри, смотри, настойчиво проговорил Аладдин и сунул руку в карман. У меня волшебная лампа.
Ну да, конечно, фыркнула девочка, даже не посмотрев в его сторону.
Высокий светлокожий мальчик с рыжими волосами, сидевший рядом с Аладдином, усмехнулся.
Удачи тебе. Это Кима, принцесса Мейденвейла. Все парни хотят пригласить ее на Снежный бал, включая Гефеста.
Он кивком показал на дальнюю часть скамейки, где сидел мускулистый смуглый парень с бритой головой и ярко-зелеными глазами. Остальные мальчики-всегдашники осторожно косились на него, мечтая снискать одобрение, хотя сам Гефест вообще не подозревал об их существовании.
А это значит, что у тебя нет ни единого шанса, предупредил Аладдина рыжий мальчик.
В этом он был неправ, потому что теперь, когда у Аладдина была волшебная лампа, он мог пожелать все, что угодно, в том числе победить Гефеста в борцовском поединке или пойти на Снежный бал с принцессой Кимой. Но, с другой стороны, это казалось еще более неправильным: теперь, когда Аладдин мог завоевать принцессу с помощью лампы, он твердо решил сделать это без ее помощи.
Он снова повернулся к Киме.
Клянусь, это волшебная лампа. Прямо из Пещеры Желаний.
Кима вздохнула.
Нет, это не она, потому что Пещеру Желаний пытались найти все, включая моего отца, но найти ее невозможно. Так что можешь врать сколько угодно, но меня ты не обманешь, потому что у лжи есть особый запах, а у тебя изо рта начинает вонять.
Аладдин залился краской и стиснул зубы.
Значит, придется на самом деле тебе показать.
Он поднес руку к лампе, чтобы потереть ее
Эй, ты! послышался резкий голос со сцены.
Все и всегдашники, и никогдашники повернулись к Аладдину.
Мальчик замер, словно кот в попытке слиться с землей.
Кима ухмыльнулась.
Ты хотел чем-то с нами поделиться? хмуро спросила профессор Мэйберри.
Нет, ответил Аладдин.
Он говорит, что у него волшебная лампа! крикнул рыжий мальчик, сидевший справа.
Лампа из Пещеры Желаний! засмеялся другой мальчик, слева, который подслушивал их разговор.
Ученики обеих школ смеялись и улюлюкали.
Гефест посмотрел на Аладдина с жалостью.
У меня есть лампа! И в ней джинн! гневно воскликнул Аладдин и высоко поднял лампу, но смех лишь усилился. Всех новичков объединило одно желание: посмеяться над дурачком. Аладдин вскочил на ноги и повысил голос. И когда я загадаю первое желание, я превращу вас всех в лягушек! Вот тогда вы попляшете!
Будем надеяться, что до этого не дойдет, послышался мужской голос.
Все в театре замерли, даже оба декана.
В зал вошли Директора-близнецы. Злой брат с торчащими белыми волосами и молочно-бледной кожей, добрый с теплым взглядом и взъерошенными волосами, оба в одинаковых синих мантиях. До Аладдина доходили слухи о бессмертных подростках, которые правили школой и защищали Сториана перо, писавшее сказки Бескрайних лесов. Но сейчас, в их присутствии, он чувствовал силу их светлых глаз. Глаз, направленных прямо на него.
Отдай ее мне, приказал добрый брат.
Аладдин не посмел отказать, хотя и почувствовал себя ужасно, расставаясь с лампой. Он отдал свое сокровище.
Добрый Директор осмотрел ее, затем посмотрел на брата-близнеца и протянул лампу обратно Аладдину.
Подделка. Не стоит и сомневаться.
Злой Директор глянул на лампу через его плечо, тоже совершенно без интереса но затем вдруг изменился в лице. Его глаза блеснули, словно лед пошел трещинами.
Не согласен с тобой, брат, сказал он и забрал лампу, не дав Аладдину до нее даже дотронуться.
Добрый Директор удивленно посмотрел на злого, но брат уже прошел вниз по проходу, протянул лампу декану Хамбургу и довольно громко прошептал:
Заприте ее в своем кабинете, там, где никто не сможет до нее добраться.
Декан Хамбург сердито взглянул на Аладдина.
Слушаюсь, директор Рафал.
Доброго брата эта сцена, похоже, сбила с толку. Он спросил близнеца:
Что теперь произнесем наши приветственные речи, или же будем досматривать вещи и других учеников на случай, если кто-то из них протащил в школу Святой Грааль?
Безусловно. Говори первым, ответил Рафал. Ну, знаешь, раз уж Сториан на твоей стороне.
Райен сжал губы.
С таким отношением может быть, он и прав.
Оба Директора уставились друг на друга, затем посмотрели на учеников.
На одного из учеников.
Но Аладдин не заметил их взглядов мысли мальчика занимал только один вопрос.
Как пробраться в кабинет декана Хамбурга?
И Злой Директор, похоже, обрадовался этой мысли, потому что улыбнулся Аладдину именно в тот момент, когда тот задумал план.
Глава 6
Дразнить вора это в принципе не очень хорошая идея, особенно вора, который считает, что ты у него что-то украл.
Раз профессор Хамбург декан Школы Зла, это значит, что его кабинет находится в западном крыле особняка, а это значит, что Аладдин должен выбраться из комнаты, тайком добраться до крыла, занимаемого Школой Зла, найти логово Хамбурга, украсть у него лампу и при этом не попасться. Задача казалась почти невыполнимой даже такому нахальному оптимисту, как Аладдин. К счастью, спальни Школы Добра после отбоя не охранялись, учителя верили в добродетельность своих учеников. Так что вскоре после полуночи Аладдин на цыпочках прошел мимо спящих соседей по комнате, вышел в коридор и направился к лестнице
И остановился.
Гефест и Кима сидели на ступеньках примерно на середине лестничного пролета и играли в карты. Гефест был одет в обтягивающую майку без рукавов, а Кима в фиолетовую пижаму такого же цвета, как и ленты в волосах. Они не говорили и вообще не издавали ни звука, но судя по тому, какими взглядами они обменивались после каждой разыгранной карты торжествующими, улыбающимися, все выглядело даже романтичнее, чем если бы он застал их за поцелуем.
Аладдин гневно фыркнул, и двое всегдашников вытянули шеи, но Аладдин, сжимая кулаки, уже спешил к задней лестнице. Он хотел ворваться в кабинет профессора Мэйберри и наябедничать на нарушителей правил; он хотел, чтобы этих высокомерных голубков наказали. Но, поскольку он тоже тайком выбрался из спальни, причем замышлял куда худший проступок, оставалось лишь проглотить обиду и придерживаться изначального плана.
Как она могла выбрать этого напыщенного придурка с мертвыми глазами вместо него? Как можно быть такой предсказуемой? Аладдин резко вдохнул. Кима такая же, как все в Шазабе. Тоже не ценит ни его, ни его достоинств.
Неважно.
Скоро он вернет себе лампу, и принцесса Кима будет принадлежать ему.
Неважно, как именно он заполучит ее любовь. Важно, что все увидят, что он достоин ее любви. Он станет таким же, как Гефест: желанным и оцененным по достоинству, причем не только в чужих глазах, но и в собственных.
Но сначала надо добраться до кабинета Хамбурга.
Аладдин поспешно сбежал вниз по лестнице, пересек фойе, направляясь к лестнице западного крыла
И замер.
Мэйберри.
Она шла широким шагом из столовой, одетая в бархатный халат. Из шоколадного пудинга, который она взяла, чтобы перекусить на ночь, торчала ложка.
Она подняла голову и вот-вот должна была увидеть Аладдина
И вдруг декан замерла, словно обращенная в камень. Ложка, которую она поднесла ко рту, так там и застряла.
Он ждал, пока она двинется, но Мэйберри просто стояла и смотрела куда-то мимо него.
Аладдин протянул руку и коснулся ее лица. Кожа теплая, пульс сильный. Но она не дернулась и не двинулась ее тело было неподвижным, как статуя.