Дион Кассий
История кесарей. Тайны Древнего Рима
Тиберий. Начало правления
1. Тиберий [1] был хорошо образованным патрицием, но имел особенную природу. Он никогда не позволял тому, чего желал, проявиться в разговоре, и если говорил, что к чему-то стремится, обычно вовсе этого не хотел. Наоборот, его слова указывали на прямо противоположное его действительным целям, он отрицал всякий интерес к тому, чего жаждал, и убеждал, что требует того, что ненавидел. Он мог проявить гнев по поводу вещей, очень далеких от того, чтобы вызвать его раздражение, и оказывать любезности, когда был более всего раздосадован. Он мог изображать милость к тем, кого сурово карал, и проявлять недовольство но поводу тех, кого миловал. Иногда он обходился со злейшими врагами как с самыми близкими товарищами, и вместе с тем обращался с самыми дорогими друзьями как с совершенно чужими. Короче говоря, он полагал, что для государя негодный образ действий обнаруживать свои мысли; это часто бывало, говаривал он, причиной больших неудач, тогда как противоположным путем быстрее достигались многие и великие успехи.
Однако, если бы он просто последовательно поступал таким образом, было бы легко тем, кто уже знал его, быть настороже относительно его, так как они могли бы понимать все вещи как прямо противоположные, рассматривая его кажущееся безразличие к чему-либо как соответствие его горячему желанию этого, и его стремление к чему-нибудь как тождественное отсутствию у него всякого интереса к этому. Но, на самом деле он приходил в гнев на всякого, кто обнаруживал понимание его, и многих приговорил к смерти за ту лишь обиду, что они постигли его. Тогда было опасно недостаточно понимать его ибо люди часто попадали в беду, одобряя то, что он говорил, вместо того, что он желал и было еще опаснее понимать его, ибо тогда люди подозревались в том, что разоблачили его способ действий и, соответственно, были недовольны им.
В действительности только один род людей, поэтому, мог сохранить себя, а такие лица очень редки те, кто никогда не ошибался в его природе и не обнаруживал этого другим, ведь, при таком условии, люди не обманывались, веря ему, и не вызывали ненависти, показывая, что понимают его побуждения. Он определенно причинил людям огромное количество бед и оттого, что они возражали тому, что он говорил, и оттого, что они соглашались с этим, ведь, поскольку он в действительности желал, чтобы было сделано одно, но требовал, чтобы казалось, что желает нечто иное, он обречен был встречать людей, возражавших ему с какой-нибудь точки зрения, и потому к одним был враждебен из-за своих действительных мыслей, а к другим из приличия [2].
2. Вследствие этих особенностей случилось, что как император он немедленно отправил посланцев из Нолы во все легионы и провинции [3], хотя и не утверждал, что был императором, так как не хотел принимать этого звания, постановленного ему в числе других, и хотя принял наследство, оставленное ему Августом, не принимал именования «Август».
В то время, когда он уже был окружен телохранителями, он в самом деле попросил сенат оказать ему помощь в том, чтобы он не столкнулся с насилием во время императорских похорон, ибо он изображал, что опасается, как бы народ не захватил тело и не сжег его на Форуме, как они сделали с Кесарем. Когда же кто-то остроумно предложил, чтобы ему выделили охрану, как будто у него никого не было, он распознал насмешку этого человека и ответил: «Воины принадлежат не мне, а государству». Такими были его действия в этом случае, и подобным образом он управлял в действительности всеми делами державы, в то время как заявлял, что вовсе не желает этого.
Сначала он говорил, что полностью оставит правление из-за возраста (ему было пятьдесят шесть) и близорукости (хотя он исключительно хорошо видел в темноте, его зрение было весьма плохим в дневное время [4]), но затем он попросил себе товарищей и коллег, хотя не с намерением, чтобы они совместно правили всем государством, как в олигархии, но, скорее, разделив его на три части, одну из которых он оставил бы себе, отдав одновременно две оставшиеся другим. Одна из этих частей состояла бы из Рима и остальной Италии, вторая из легионов, а третья из подчиненных иноземных народов.
Когда он стал в то время очень настойчив, большинство сенаторов противилось его высказанным намерениям и убеждало его управлять всей державой [5], но Асиний Галл[6], который всегда подражал несдержанным речам своего отца чаще, чем это было бы полезно для него, ответил: «Выберите ту часть, какую вы пожелаете». Тиберий возразил: «Как может один и тот же человек и делить, и выбирать?» Галл, почувствовав тогда, в какое положение угодил, попытался найти приятные для него слова и сказал: «Это не с мыслью, что вы должны иметь только треть, но, скорее, чтобы показать невозможность раздела державы, я сделал вам это предложение». На самом деле, однако, он не успокоил Тиберия, но, подвергнув многим жестоким мучениям, тот впоследствии убил его. Ведь Галл был женат на бывшей супруге Тиберия и притязал на Друза как на своего сына, и вследствие этого был ненавидим тем еще до этого происшествия [7].
3. Тиберий шел таким путем в то время главным образом потому, что по природе делал так, и потому, что он определился с таким способом действий, но частично также потому, что подозревал как паннонские, так и германские легионы, и боялся Германика [8], тогда наместника провинции Германия, любимого ими. Ибо он предварительно заручился поддержкой солдат в Италии посредством присяги в верности, установленной Августом, но так как был подозрителен в отношении других, был готов ко всякой иной возможности, намереваясь спасти себя, удалившись к частной жизни в случае, если бы легионы взбунтовались и взяли верх. По этой причине он часто притворялся больным и оставался дома с тем, чтобы не быть принужденным говорить или делать что-то определенное.
Ливия Друзилла и Тиберий. Римские статуи I века н.э.
Тиберий был сыном Ливии Друзиллы, которую полюбил император Август, несмотря на то, что она была замужем и ждала ребёнка; Скрибония, жена Августа, тоже была беременной в это время. В день рождения своей дочери Август развелся с женой и женился на Ливии, заставив её мужа развестись с ней. Таким образом, её старший сын Тиберий и только что родившийся Друз стали пасынками Августа.
Я даже слышал, что когда начали говорить, будто Ливия обеспечила ему правление вопреки воле Августа, он предпринял шаги, чтобы показалось, что он получил это не от нее, которую всем сердцем ненавидел, но по настоянию сенаторов и из-за своего превосходства в личных качествах.
Другая история, которую я слышал, состоит в том, что, когда он увидел, что народ прохладно относится к нему, он выжидал и медлил, пока не стал полным хозяином империи, чтобы в надежде на его добровольное отречение они не устроили мятежа до того, как он к нему подготовится. Однако я записываю эти истории не потому, что они раскрывают истинные причины его поведения, проистекавшего скорее из его обычного настроения и из волнений среди солдат.
В действительности он немедленно послал из Нолы, чтобы казнили Агриппу. Он объявил, правда, что это было сделано не по его приказу и выступил с угрозами против виновного в содеянном, но он же вовсе не наказал его, но позволил людям измышлять собственные толкования этого дела, некоторые в том смысле, что это Август решил погубить Агриппу прямо перед своей смертью, другие что центурион, охранявший его, убил его по собственному побуждению за некие мятежные поступки, а третьи, что это Ливия, а не Тиберий, отдала приказ о его смерти [9].
4. От этого соперника он тогда сразу же избавился, но относительно Германика находился в большом страхе. Ведь в паннонских войсках начались беспорядки, как только они узнали о смерти Августа и. собравшись вместе в лагере и укрепив его, они совершили многие мятежные поступки. Среди прочего они попытались убить своего командующего Юния Блеза, а также схватили и подвергли пыткам его рабов. Они требовали тогда, вкратце, чтобы срок их службы был ограничен шестнадцатью годами, чтобы им платили по денарию в день, и чтобы они получили свое вознаграждение здесь и сейчас, в лагере; и они угрожали, в случае, если их требования не будут выполнены, поднять бунт по всей провинции, а затем прийти в Рим. Однако в то время они, в конце концов, были с немалыми трудностями убеждены Блезом, и отправили посланцев к Тиберию в Рим от своего имени; ибо они надеялись в связи со сменой правления удовлетворить все свои притязания, либо запугав Тиберия, либо отдав высшую власть другому [10].
Позже, когда Друз выступил против них с преторианцами, они принялись бунтовать, не получив определенного ответа, и ранили некоторых из его спутников, а также разместили вокруг него стражу на ночь, чтобы не дать ему уйти. Но когда Луна затмилась, они приняли это знамение близко к сердцу и пали духом, так что больше не причинили вреда этому отряду и снова отправили посланцев к Тиберию. Тем временем случилась большая буря, а когда вследствие этого они все разошлись по своим жилищам, самые отчаянные были устранены тем или иным способом, одни самим Друзом в его палатке, куда их вызвали под каким-то предлогом, а другие его спутниками; остальные же были приведены к покорности и даже выдали. тля наказания некоторых из своего числа, кого они представили виновниками волнений [11].
5. Эти войска тогда были успокоены описанным образом, но воины в провинции Германия, где их в связи с войной было собрано много, слышать не хотели об умеренности, так как видели, что Германик был готовый Кесарь, и гораздо превосходящий Тиберия, и, выдвигая те же самые требования, что и другие, они нагромождали оскорбления в адрес Тиберия и приветствовали Германика как императора [12]. Когда последний после многих уговоров обнаружил, что неспособен сам призвать их к порядку, то, в конце концов, вынул свой меч, как если бы хотел заколоться, на что они глумливо закричали с одобрением, а один из них, протягивая собственный меч, сказал: «Бери этот, он острее».
Германик, соответственно, увидев, как далеко зашло дело, не решился убить себя, особенно потому, что удостоверился, что это ни в коем случае не остановит их волнений. Вместо этого он сочинил письмо, будто бы присланное Тиберием, и затем раздал подарки в двойном размере от завещанных Августом, делая вид, что это сделал император, а также уволил тех, кто вышел из боеспособного возраста, ведь большинство из них принадлежало к городским войскам и было зачислено во вспомогательные соединения после несчастья с Варом. Вследствие этого они на некоторое время прекратили свое вызывающее поведение.
Позже прибыли сенаторы в качестве посланцев от Тиберия, которым тот втайне сообщил ровно столько, сколько хотел, чтобы знал Германик, ибо он хорошо понимал, что они, конечно же, расскажут Германику обо всех его собственных планах, а он не желал, чтобы то ли они, то ли этот полководец занимались чем-либо сверх данных предписаний, которые, как предполагалось, включали все.
Когда эти люди прибыли, и солдаты узнали об уловке Германика, они заподозрили, что сенаторы готовы отменить все мероприятия их вождя, и опять взбунтовались. Они чуть не убили некоторых посланников и стали оказывать сильное давление на Германика, и даже захватили его жену Агриппину и его сына, которых он ранее отправил вдвоем в некое убежище. Агриппина была дочерью Агриппы и Юлии, дочери Августа, мальчика Гая они называли «Калигула», от того, что, долгое время оставаясь в лагере, он носил воинские сапоги, а не сандалии, что обычно в городе.
Затем по просьбе Германика они освободили Агриппину, которая была беременна, но удержали Гая [13]. В этом случае они также, так как ничего не добились, со временем утихли. В самом деле, у них настолько изменилось настроение, что они по собственному почину задержали самых дерзких из своего числа, некоторых из них частным образом обрекли на смерть и, приведя остальных на сходку, после нее одних убили, а других освободили, в соответствии с решением большинства.
6. Но Германик, все же опасаясь, как бы они опять не принялись бунтовать, вторгся во вражескую страну и оставался там, давая войскам много работы и обильное пропитание за счет чужеземцев.
Таким образом, хотя Германик мог достичь императорской власти ибо располагал поддержкой совершенно всех римлян, также как их подданных он отказался от нее. За это Тиберий хвалил его, и отправил много прелюбезнейших посланий и ему, и Агриппине, и все же не был доволен его поступками, но боялся его еще больше, поскольку тот приобрел привязанность легионов. Ибо он предполагал, исходя из собственного обычая говорить одно, а делать другое, что истинные настроения Германика были не таковы, какими казались, а потому был подозрителен к Германику и в равной степени подозрителен к его жене, которая обладала честолюбием, соразмерным ее высокому происхождению. И все же он не обнаруживал ни малейшего признака недовольства ими, но произнес многие хвалебные речи о Германике, точно также как в случае Друза. Он также пожаловал солдатам в Паннонии те же самые льготы, какие Германии дал своим войскам. На будущее, однако, он отказал в увольнении легионеров со службы вне Италии ранее, чем они прослужат полные двадцать лет [14].
7. Теперь, когда больше не приходили новости о каких-либо повстанческих движениях, и весь римский мир определенно согласился с его руководством, Тиберий принял правление безо всяких притворств и осуществлял его, пока был жив Германик, следующим образом. Он делал мало или ничего под свою единоличную ответственность, но выносил все дела, даже самые малые, на рассмотрение сената и сообщал о них этому собранию [15].
На Форуме было возведено возвышение, где он восседал перед народом, верша правосудие, и его всегда сопровождали советники согласно обычаю Августа, и он вследствие этого ни одного важного шага не делал, не поставив в известность остальных. Изложив собственное мнение, он не только предоставлял каждому полную свободу высказываться против него, но даже, когда, как иногда случалось, другие голосовали вопреки ему, он подчинялся, ибо он часто подавал голос сам.
Друз имел обычай поступать в точности подобно остальным, обычно выступая первым, а потом еще после некоторых других. Что касается Тиберия, он мог иногда оставаться молчаливым, а иногда высказывал свое мнение первым, или после некоторых других, или даже последним; в некоторых случаях он излагал свою мысль прямо, но обычно, чтобы избежать впечатления, что он устранят свободу их слова, добавлял: «Если бы я высказывал свое мнение, я предложил бы то или это».
Этот способ был также плодотворен как и другой, и все же остальным не препятствовали высказать их взгляды. Напротив, он часто мог выразить одно мнение, а следующие предпочесть нечто отличное, и иногда оно оказывалось преобладающим; и, однако же, за все это он ни на кого не затаивал зла. Он сам творил суд, как я сказал, но он также посещал суды, в которых председательствовали избранные должностные лица, и не только, когда бывал приглашен, но и незваным. Он позволял им оставаться на положенных им местах, тогда как сам занимал скамью перед ними и словно советник делал замечания, казавшиеся ему подходящими [16].