Куплю все вместе за пятьсот евро, не моргнув глазом, отвечала Ирэн.
В конце концов, сговорились на тысяче. Мадам Ретель была так любезна, что лично упаковала и альбом, и коробку с дневниками, и еще долго махала вслед мадам ажан, которая, ухватив покупки, устремилась прочь так быстро, словно боялась, что торговка вдруг опомнится и потребует все купленное назад.
Не успела, впрочем, она добраться до метро, как зазвонил мобильный. Рингтоном у Ирэн на телефоне стоял Клод Дебюсси ноктюрн «Лунный свет». Но сейчас любимый композитор звучал навязчиво и даже раздражающе. Она хотела отклонить вызов, но увидела, что определился номер Ореста Волина. Потрясающее совпадение, неужели Волин что-то почувствовал?!
Ирэн приняла вызов.
Ты не поверишь, что я нашла! прокричала она в трубку, поставив покупки на землю и крепко придерживая их ногой, на случай, если очередной подросток захочет на них покуситься. Как там у вас говорят: ты стоишь? Если стоишь, то сядь, если сидишь, то ляг
Иришка, я и сяду, и лягу, но не сейчас, а чуть попозже, отвечал он нетерпеливо, и голос Волина показался ей крайне хмурым. У нас тут беда: Сергей Сергеевич попал в Коммунарку.
Сергей Сергеевич это был тот самый генерал Воронцов, а что такое Коммунарка, этого она не знала.
Коммунарка это ковидный госпиталь, объяснил Волин. Угораздило старого черта подхватить корону на самом излете пандемии
Сегодня он выражался как-то особенно непонятно, наверное, потому, что очень волновался. Впрочем, догадаться о чем именно он говорит, было несложно.
Ситуация крайне хреновая, продолжал старший следователь, генерал лежит под ИВЛ.
И, не дожидаясь, вопроса, расшифровал: ИВЛ это аппарат искусственной вентиляции легких.
Да, это очень хреново, вынуждена была согласиться Ирэн или, как звал ее Волин, Иришка. Какие перспективы?
Перспективы хуже некуда, мрачно отвечал старший следователь. Человеку девяносто лет в обед, у него коронавирус, на пятьдесят процентов поражены легкие и лежит под ИВЛ какие, по-твоему, могут быть у него перспективы?
И никакой надежды? упавшим голосом спросила Иришка. Ей очень нравился Сергей Сергеевич, хотя он и был пенсионером Комитета государственной безопасности, к которому на Западе отношение было традиционно неприязненным. Но одно дело Комитет, к тому же почивший в бозе, и совсем другое конкретный Сергей Сергеевич, который самому Оресту был чем-то вроде дедушки.
Волин отвечал, что надежда есть, хотя и призрачная. Доктора в Коммунарке говорят, что на Западе недавно появился очень хороший препарат для лечения коронавируса, с минимальными побочными действиями, что в их случае очень важно. Но есть одна проблема у них в России этот препарат пока не зарегистрирован, так что взять его неоткуда.
Ты хочешь, чтобы я его купила здесь и отослала в Москву? догадалась Иришка.
Не отослала, а привезла, отвечал старший следователь. Или, если не можешь сама, перешли с кем-нибудь. Но обязательно сегодня. Принять его нужно в первые четыре дня от начала болезни, тогда он будет по-настоящему эффективен. А четыре дня истекают сегодня вечером.
Иришка ахнула: почему же он раньше не позвонил? Да потому что он только сегодня обнаружил, что Воронцов слег. Тот до последнего не хотел к врачам обращаться, аспирином лечился. Ну, и долечился до того, что стал сознание терять. Хорошо, ему Волин позвонил. Подхватил генерала и тепленького доставил в Коммунарку. А уже там его к ИВЛ подключили. И там же врачи Волину рассказали про лекарство. Одним словом, надо успеть купить препарат и сегодня к вечеру быть в Москве. Иначе их дорогой генерал отбросит свои старческие копыта.
Хорошо, я попробую успеть, проговорила Иришка, думая о том, как ей повезло, что у нее как раз начался отпуск. И тут же поправилась. Нет, я успею, конечно, успею
Увы, она не успела. В российской столице разыгралась метель, и борт Париж-Москва откладывался, и откладывался, и никак не мог вылететь вовремя. А когда он все-таки вылетел и спустя четыре часа приземлился, в Москве было уже хмурое зимнее утро такое же хмурое, как и старший следователь Волин, встречавший ее в международном аэропорту Шереметьево.
Прости, шептала Иришка, обнимая Волина, пожалуйста, прости
На самом деле, она, конечно, была ни в чем не виновата, просто где-то в небесной канцелярии решили, что метель разыграется, и борт не вылетит вовремя, и уж точно вовремя не приземлится.
Ладно, сказал Волин, лицо которого за долгие часы ожидания в аэропорту сделалось черным. Ты тут вообще не при чем. Препарат при тебе? Поехали в Коммунарку, может спасем кого-нибудь еще
И они сели в такси, и поехали в Коммунарку, и ехали еще долгих два часа. Хотя снегопад уже кончился, в силу вступили утренние московские пробки. Это была самая томительная поездка в жизни Иришки, и в жизни Волина, наверное, тоже. Он до последнего наделся, что, может, Воронцов еще жив, что лекарство пригодится именно генералу, а не неизвестному больному и она тоже больше всего на свете на это наделась. Но надежда таяла с каждой минутой, а когда они все-таки вошли в «зеленую зону» Коммунарки, она растаяла окончательно.
Вышедший к ним лечащий врач с красными от бессонницы глазами несколько секунд смотрел на Волина, не узнавая, потом спросил: что?
Мы вот, сказал старший следователь хмуро, к Воронцову с лекарством. Аэропорт не принимал, опоздали
Тут Иришка не выдержала и горько заплакала. Она плакала и плакала, и не могла остановиться. Все-таки это испытание иметь русскую кровь. Разве стала бы французский ажан Ирэн Белью рыдать над малознакомым стариком, которого она видела пару раз в жизни? Нет, никогда. А русская Иришка Белова плакала и не могла остановиться.
Врач перевел взгляд с Волина на нее, потом снова на Волина и в глазах у него зажглась какая-то мысль.
А, сказал он, как будто что-то вспомнив, вы к генералу! Давайте лекарство, начнем терапию.
Так он жив? перестав плакать, немеющими губами спросила Иришка.
Жив, курилка, что ему сделается Лежит под ИВЛ. Старой закалки человек, такие в огне не горят, а в воде тем более.
Тут Иришка опять заплакала теперь уже от радости. Волин поднял брови.
Но вы же сказали, что надо уложиться в четыре дня
Ну, это в идеале, проговорил врач несколько нетерпеливо. Всегда лучше начать лечить раньше, чем позже. Давайте лекарство и начнем уже
* * *
Кабинет «Гобелены» в московском ресторане «Турандот» сдержанно гудел. Электрическим солнцем сияла хрустальная люстра, паря над накрытым столом, за которым расположились сейчас полтора десятка человек самого разнокалиберного вида. Высокие и маленькие, лысые и седые, курносые и просто носатые почти всех их объединяла только служба в органах, да еще, пожалуй, возраст: самому молодому было хорошо за семьдесят.
Солидно посверкивали под люстрой фарфоровые тарелки и серебряные приборы, так же солидно блестели лысины. Гобелены на стенах поражали разнообразием сюжетов; изображенные на них предметы, а также реальные и мифические животные вроде сов, фениксов и орлов символически обещали изобилие, богатство, победу и другие приятные для любого почти человека вещи.
Однако главным героем банкета в ресторане «Турандот» был не любой и всякий, а совершенно конкретный генерал КГБ в отставке Сергей Сергеевич Воронцов. Сегодня здесь отмечалось девяностолетие отважного разведчика
И контрразведчика тоже, между нами говоря, добавил полномочный представитель Федеральной службы безопасности, пятидесятилетний полковник Андрейкин, возвышавшийся сейчас над остальными гостями с бокалом в руке. Среди сослуживцев Воронцова, иссушенных возрастом старых одров, румяный плотный полковник смотрелся почти мальчишкой.
Возможно, не все присутствующие знают, тут полковник обратил игривый взор на мадемуазель Белью, которая вместе со старшим следователем Волиным сидела по правую руку от генерала, восседавшего, как и положено, во главе стола, да, так вот, возможно, не все знают, что Сергей Сергеевич Воронцов подлинный универсал нашего дела и успел поработать и в разведке, и в контрразведке. Ордена и медали, которые по скромности своей он не надел, ограничившись лишь орденскими планками, ясно говорят о том огромном вкладе, которые генерал внес в дело защиты и процветания нашей родины.
Суровые ветераны важно закивали, подтверждая слова полковника, который им с высоты их возраста казался просто молокососом уж внес так внес, тут ни убавить, ни прибавить.
Сергей Сергеевич, продолжал Андрейкин, есть подлинный стратег нашего великого дела. Потому что лишь подлинный стратег может не только идеально выполнять свои служебные обязанности, но и дожить при этом до столь почтенного возраста. Хотя, когда я смотрю на генерала Воронцова, я думаю: к черту возраст! Как верно заметил классик: разведчики и контрразведчики тоже бывшими не бывают! Это значит, что случись чего, наш дорогой Сергей Сергеевич, как и в прежние годы, встанет на защиту интересов отчизны и от врагов наших только пух полетит
И перья, неожиданно добавил генерал, который до этого сидел так неподвижно, что можно было принять его за восковую фигуру, которую почему-то забыл в Москве выездной музей мадам Тюссо.
Да, и перья! в восторге воскликнул полковник. Именно перья! Как верно выразился другой классик: полетят клочки по закоулочкам. Этот слоган следовало бы взять в качестве девиза нашей замечательной организации. Впрочем, как говорил третий классик, какие наши годы, мы свое еще возьмем!
Воронцов, который еще не вполне оправился после ковида, устало смежил очи и снова превратился в восковую фигуру. Иришка и Волин обменялись быстрыми беспокойными взглядами по их мнению, Сергей Сергеевич совершенно напрасно затеял всю эту помпу с юбилеем. Нужно было отложить банкет хотя бы на пару недель и восстановиться немного, и только потом уже разводить всяческие юбилеи
Что будет потом, никто не знает, ворчливо отвечал им Воронцов. В моем возрасте до «потом» дело вообще может не дойти. Кто сегодня юбилей не отпраздновал, завтра отпразднует похороны. Как говорилось в «Приключениях Шурика»: в твоем доме будет играть музыка, но ты ее не услышишь! Так что даже не отговаривайте.
Они и не отговаривали, однако между собой условились внимательно приглядывать за генералом и в случае чего немедленно прервать эту, как выразился Волин, вакханалию. Впрочем, с полным основанием называть воронцовский юбилей вакханалией язык не повернулся бы даже у директора ФСБ. На вакханку тут тянула одна Иришка, но она вела себя крайне скромно и даже ничего не пила, только пригубливала вино из бокала при очередном тосте в честь юбиляра. Древние же сослуживцы Воронцова, составлявшие на банкете квалифицированное большинство, и подавно не похожи были на сладострастных сатиров, без которых, как известно, не обходится ни одна приличная вакханалия.
Выпив за здоровье и процветание юбиляра, полковник предложил второй тост за прекрасных дам и маслено улыбнулся Иришке. Но мадемуазель французский ажан неожиданно воспротивилась.
Тост за прекрасных дам это очень прекрасно, сказала она решительно. Но я думаю, что второй тост надо поднять за еще более прекрасных сослуживцев генерала!
И, действительно, подняла свой бокал с вином багровым, словно кровь, только что пущенная из жил.
Дряхлые воронцовские сослуживцы, услышав, что их называет прекрасными такая очаровательная юная барышня, необыкновенно оживились. После выхода на пенсию и утери административного влияния они подобных эпитетов не удостаивались вовсе. Самое лучшее, что мог услышать в свой адрес вышедший в тираж служака, так это неласковое прозвище «старый таракан», пущенное в обиход артистом эстрады Аркадием Райкиным.
А между тем всякий человек, пусть даже и трижды пенсионер, хочет думать, что он все еще молод и прекрасен. Вот поэтому предложение Иришки было принято с воодушевлением и даже с восторгом, и сопровождалось бодрыми старческими восклицаниями: «За Комитет!»
Впрочем, здравицы и тосты были на банкете делом второстепенным. Все с нетерпением ждали, какая же награда будет вручена юбиляру от любезной его сердцу конторы, которой отдал он всю свою жизнь.
Поняв это, Андрейкин решил не томить почтеннейшую публику. Черт его знает, в каком состоянии наш юбиляр, если судить по виду то совсем вялый. Может, он через пять минут и вовсе ласты склеит, куда, скажите, потом награду девать?
Полковник снова поднялся из-за стола и жестом попросил внимания. Пчелиное гудение в кабинете тут же стихло. Лицо полковника сделалось серьезным и торжественным.
Я не зря вспомнил сегодня, что наш дорогой Сергей Сергеевич одновременно и разведчик, и контрразведчик. Есть у нас такая медаль: «За заслуги в разведке». Есть у нас также и медаль «За заслуги в контрразведке». Мы тут с руководством долго думали, в какой из областей он проявил себя в большей степени и какую их двух медалей выбрать, чтобы вручить нашему юбиляру. И, знаете, так и не определились. И там, там заслуги его огромны. Поэтому давать любую из этих медалей было бы неправильно
Так что же без медали генерала оставите? маленький лысый ветеран лет восьмидесяти так рассердился, что стукнул кулаком по столу, испуганно задребезжали вилки.
Андрейкин поднял руку: минутку терпения, друзья!
Итак, давать любую из этих медалей было бы неправильно, повторил он со значением. Точнее сказать, неправильно было бы давать одну из этих медалей. Поэтому руководство решило наградить генерал-майора Воронцова Сергей Сергеича сразу двумя памятными медалями «За заслуги в разведке» и «За заслуги в контрразведке»!
Он вытащил из кармана пиджака две коробочки. Генерал Воронцов поднялся со стула, и Андрейкин под аплодисменты собравшейся публики прикрепил ему на грудь обе медали
* * *
Медаль это, конечно, хорошо, а две медали в два раза лучше, говорил Волин, вспоминая торжественное окончание банкета. Вот, правда, время сейчас неспокойное, так что лучший подарок юбиляру именной пистолет с полной коробкой патронов к нему.
Во-первых, пистолет у меня уже есть, проворчал Сергей Сергеевич. Во-вторых, по нынешним временам надо не пистолет дарить, а гранатомет или даже реактивную систему залпового огня «Град». А лучше всего межконтинентальную ракету.
Воронцов, Иришка и Волин сидели в старых плетеных креслах на даче у генерала, за окном сгустилась непроглядная зимняя ночь. Камин перед ними потрескивал дровами и отбрасывал желтые всполохи в темноту гостиной, придавая всей обстановке нечто совершенно новогоднее, то есть сказочное и удивительное.
Вы как себя чувствуете? спросил Волин, озабоченно поглядывая на генерала. Может, вам валерьянки накапать?
Нормально я себя чувствую, ворчливо отвечал Воронцов, даже взбодрился малость.
Это очень хорошо, что взбодрился, проговорила Иришка, загадочно улыбаясь. Потому что у меня для вас тоже есть подарок.
Да ты уж сделала подарок, жизнь мне спасла, отвечал Воронцов, но, тем не менее, поглядел на барышню с любопытством.
Это Волин вам спас, сказала мадемуазель ажан, а у меня отдельный подарок. Не ракета, конечно, и не граната даже, но тоже ничего.
С этими словами она вышла на минутку из гостиной в прихожую, а когда вернулась, в руках у нее была коробка, украшенная золотисто-зеленым новогодним бантом. Поставив ее на журнальный столик перед генералом, мадемуазель Белью скромно отступила назад.