Машина сначала двигалась вдоль реки Святого Лаврентия, потом свернула к центру Монреаля, вскоре уже показались очертания небоскребов. Мне нравился этот город. Здесь мне было хорошо. Возможно, потому, что здесь меня ждали. В последние месяцы в моей жизни наконец появилась женщина.
В Монреале я жил в отеле Ритц-Карлтон, всегда в одном и том же номере на последнем этаже. Едва я переступил порог гостиницы, как меня остановил администратор сообщил, что меня ожидают в баре. Я улыбнулся: она уже пришла.
Я нашел ее за неприметным столиком возле камина. Все еще в летной форме, она потягивала Московского мула. Заметила меня, просияла и поцеловала. Я крепко ее обнял. Чем больше я с ней виделся, тем больше она мне нравилась.
Реган исполнилось тридцать, как и мне. Она была пилотом авиакомпании Эйр Канада. Мы встречались больше трех месяцев. Рядом с ней жизнь мне казалась полнее, насыщеннее. Чувство было тем более сильным, что мне стоило невероятных трудов найти кого-то, кто мне по-настоящему нравится.
Последняя моя серьезная любовная связь с девушкой по имени Эмма Мэттьюз, случилась пять лет назад и продлилась всего несколько месяцев. Поэтому, закончив Правду о деле Гарри Квеберта, я пообещал себе заняться своей личной жизнью. Интрижек было много, но все какие-то неудачные. Возможно, я слишком давил. Каждое свидание вскоре начинало походить на собеседование в отделе кадров: глядя на женщину, с которой едва успел завести разговор, я уже спрашивал себя, будет ли она хорошей партнершей и матерью моих детей. А в следующую минуту в мои мысли незваным гостем вторгалась моя собственная мать. Придвигала свободный стул, усаживалась рядом с бедняжкой и начинала выискивать в ней кучу недостатков. Именно мать, вернее, ее призрак, становилась на свидании судьей. Она нашептывала мне заезженную фразу, к которой питала особое пристрастие: Марки, ты правда думаешь, что она то, что надо? Как будто мы связывали себя на всю жизнь, хотя, в сущности, даже не знали, доживет ли наш роман до вечера. А поскольку мать прочила мне великое будущее, она всегда добавляла: Скажи-ка, Марки, ты можешь представить себя в Белом доме, на церемонии вручения Медали свободы, рядом с этой девушкой? Конец фразы обычно произносился презрительно, словно для того, чтобы я отказался. И я отказывался. Так бедная мать, сама того не ведая, поощряла мое безбрачие. До тех пор, пока я не встретил Реган тоже благодаря ей.
* * *
Три месяца назад
31 декабря 2009 года
Как всегда, в канун Нового года я поехал в Монклер, Нью-Джерси, навестить родителей. Мы пили кофе в гостиной, и тут мать в очередной раз произнесла идиотскую фразу, которая меня невероятно бесила:
Что тебе пожелать в новом году, дорогой, ведь у тебя и так все есть?
Встретить потерянного друга, с досадой ответил я.
Кто-то из твоих друзей умер? заволновалась мать; она не поняла намека.
Я про Гарри Квеберта, пояснил я. Хочу его повидать. Узнать, что с ним сталось.
К черту этого Гарри Квеберта! От него одни неприятности! От настоящих друзей неприятностей не бывает.
Он сделал меня писателем. Ему я обязан всем.
Ты никому ничем не обязан, кроме матери, которая дала тебе жизнь! Марки, тебе не нужны друзья, тебе нужна подружка! Почему у тебя нет подружки? Ты не хочешь подарить мне внуков?
Не так-то легко кого-нибудь встретить, мама.
Марки, дорогой, мать старалась говорить ласково, по-моему, ты не очень-то стараешься. Ты почти никуда не ходишь. Я знаю, ты иногда часами разглядываешь фотоальбом, где ты с этим Гарри.
Откуда ты знаешь? удивился я.
Домработница твоя сказала.
С каких пор ты общаешься с моей домработницей?
С тех пор, как ты мне ничего не рассказываешь!
В это мгновение мой взгляд упал на фотографию в рамке: снимок был сделан во Флориде, на нем дядя Сол, тетя Анита, кузены Гиллель и Вуди.
Знаешь, если бы твой дядя Сол прошептала мать.
Не надо об этом, мама, пожалуйста!
Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Марки. У тебя нет никаких причин не быть счастливым.
Мне захотелось уйти. Я встал и взял куртку.
Что ты делаешь вечером, Марки? спросила мать.
Встречаюсь с друзьями, соврал я, чтобы ее успокоить.
Я поцеловал ее, поцеловал отца и ушел.
Мать была права: у меня хранился альбом, в который я всякий раз утыкался в приступе ностальгии. Вернувшись в Нью-Йорк, я так и сделал. Налил себе стаканчик виски и стал перелистывать страницы с фотографиями. Последний раз я видел Гарри ровно год назад, декабрьским вечером 2008 года: он явился ко мне, чтобы поговорить напоследок с глазу на глаз. С тех пор он больше не объявлялся. Я хотел снять с него обвинение в убийстве, смыть пятно с чести своего друга, а в результате потерял его. Мне страшно его не хватало.
Я пытался, разумеется, отыскать его, но напрасно. Регулярно заезжал в Аврору, штат Нью-Гэмпшир, где он прожил последние тридцать лет. Часами бродил по городку. Часами слонялся вокруг его дома в Гусиной бухте. В любую погоду, в любое время. Найти его. Все поправить. Но Гарри не появлялся.
Пока я сидел с альбомом, погрузившись в воспоминания о том, какими мы были, зазвонил городской телефон. На миг мне подумалось, вдруг это Гарри. Я поскорей снял трубку, но это была мать.
Ты почему трубку берешь, Марки? набросилась она на меня.
Потому что ты звонишь, мама.
Марки, сегодня Новый год! Ты же сказал, что пойдешь к друзьям! И не говори, что опять сидишь один дома и разглядываешь эти проклятые фото! А то я попрошу твою домработницу их сжечь.
Тогда я ее уволю, мама. Из-за тебя преданная женщина лишится работы. Ты довольна?
Выйди сейчас же из дома, Марки! Помнится, когда ты еще учился в лицее, ты ходил встречать Новый год на Таймс-сквер. Зови друзей и ступай! Я требую! И не спорь с матерью.
Вот так я оказался на Таймс-сквер, в одиночестве по правде сказать, мне некому было звонить в Нью-Йорке. На подступах к площади, заполненной сотнями тысяч людей, мне стало хорошо. Спокойно. Я отдался на волю людского прилива. И в эту минуту наткнулся на девушку с бутылкой шампанского. Она мне улыбнулась. Она мне сразу понравилась.
Когда часы пробили полночь, я ее поцеловал.
Так в мою жизнь вошла Реган.
* * *
После нашей первой встречи Реган несколько раз бывала у меня в Нью-Йорке, а когда я приезжал на съемки, мы встречались в Монреале. В сущности, за три месяца отношений мы мало что узнали друг о друге. Мы виделись между рейсами или съемочными днями. Но в тот апрельский вечер в Монреале, в баре «Ритца», во мне жило сильное чувство. И пока мы болтали о том о сем, она с запасом прошла материнский тест: я представлял ее себе в разных жизненных ситуациях, и в каждой она отлично смотрелась рядом со мной.
На следующий день в семь утра Реган должна была вылетать в Нью-Йорк, в аэропорт имени Джона Кеннеди. Я предложил сходить куда-нибудь поужинать, но она сказала, что предпочла бы остаться в отеле.
Здесь очень хороший ресторан, заметил я.
Твой номер еще лучше, улыбнулась она.
Мы заперлись на весь вечер в моем номере. Долго нежились в огромной ванне, в обжигающей пене, любуясь в огромное окно на снег, по-прежнему опускавшийся на Монреаль. Потом заказали ужин в номер. Все казалось легким, мы были единым целым. Я жалел лишь об одном что не могу проводить с Реган больше времени. На то были свои причины: во-первых, расстояние (я жил в Нью-Йорке, а она в городке в часе езды к югу от Монреаля, где я еще не бывал), а во-вторых и в-главных, жесткое расписание рейсов, от которого она целиком зависела. Наша тогдашняя встреча не стала исключением из правила: ночь опять была короткой, и в пять утра, когда весь отель еще спал, мы с Реган уже собирались. Я любовался ею через дверь ванной. Она была в форменных брюках и лифчике, красилась и одновременно пила кофе. Мы оба уезжали в Нью-Йорк, но порознь. Она по воздуху, я по земле: в Монреаль я приехал на машине. Я подвез ее до аэропорта Трюдо. Когда я остановился у терминала, Реган спросила:
А почему ты не самолетом, Маркус?
Я на секунду замешкался: как ей толком объяснить, почему я предпочитаю машину? И солгал:
Люблю дорогу от Нью-Йорка до Монреаля.
Но этот ответ не удовлетворил ее:
Не пугай меня, ты же не боишься летать?
Нет, конечно.
Она поцеловала меня и вознаградила словами: Все равно я тебя очень люблю.
Когда мы увидимся снова? спросил я.
А ты когда обратно в Монреаль?
Двенадцатого апреля.
Она заглянула в ежедневник:
Ночью я буду в Чикаго, а потом ротация, меня на неделю перекинут на рейсы в Торонто.
И, увидев мою расстроенную физиономию, добавила:
Зато потом у меня неделя отпуска. Вот тогда, обещаю, у нас будет время побыть вдвоем. Запремся у тебя номере и вообще выходить не будем.
Может, нам куда-нибудь поехать на несколько дней? предложил я. Чтобы ни Нью-Йорка, ни Монреаля. Только мы с тобой где-нибудь.
Она энергично закивала, одарив меня своей самой прекрасной улыбкой.
Я бы с радостью, шепнула она так, словно признавалась в чем-то не совсем благовидном.
Крепко поцеловав меня, она вышла из машины; я был полон надежд на наше общее будущее. Она скрылась в здании аэропорта, а я, провожая ее взглядом, решил все устроить заранее: организовать романтическую вылазку в один отель на Багамах Харбор Айленд, мне его очень расхваливали. Набрал на мобильном адрес и зашел на сайт отеля: местечко на частном острове выглядело настоящим раем. Вот здесь мы и проведем неделю отпуска на песчаном пляже, на берегу лазурного моря. Я тут же оформил бронь, а потом выехал в Нью-Йорк.
Миновав Восточные кантоны в Мейгоге я остановился купить кофе, я добрался до городка Станстед на границе Соединенных Штатов; вы, быть может, про него слышали: тут находится единственная в мире библиотека, расположенная сразу в двух странах.
На границе американский таможенник проверил у меня паспорт и машинально спросил, откуда и куда я направляюсь. Я ответил, что еду из Монреаля на Манхэттен, и он заметил: Не самый короткий путь до Нью-Йорка. Решив, что я сбился с дороги, он подробно объяснил, как выехать на автостраду 87. Я вежливо выслушал его, у меня и в мыслях не было следовать его советам.
Я прекрасно знал, куда еду.
Я ехал в Аврору, в Нью-Гэмпшир. Туда, где мой друг Гарри Квеберт провел большую часть жизни, прежде чем бесследно исчезнуть.
День убийства
3 апреля 1999 года
Полицейский «шевроле импала» без опознавательных знаков несся на полной скорости с включенной мигалкой и сиреной по шоссе 21, соединяющему городок Маунт-Плезант с остальным Нью-Гэмпширом. Полоса асфальта вилась среди цветущих полей и покрытых кувшинками прудов, за которыми простирался громадный лес Уайт-Маунтин.
За рулем был сержант Перри Гэхаловуд. Сидевший с ним рядом напарник, сержант Мэтт Вэнс, не поднимал глаз от карты региона.
Уже скоро, справа, подсказал Вэнс, когда они проехали заправку. Увидишь дорожку, сворачивающую в лес.
Надеюсь, местная полиция поставила кого-нибудь нас сориентировать.
Полицейские и представить себе не могли, какой их ждет прием: миновав последний поворот, они внезапно уперлись в пробку. Перри объехал ее по встречной полосе, сбавив скорость, не столько из-за машин, сколько из-за десятков зевак, бродивших по обочине.
Это что за балаган? чертыхнулся он.
Обычное зрелище: если в маленьком городке случается трагедия, все хотят быть в первых рядах.
Наконец они добрались до полицейского заграждения на повороте к парковке Грей Бич. Перри опустил стекло и показал охране свою бляху:
Уголовная полиция штата.
Езжайте прямо, по грунтовке, показал полицейский, приподнимая ленту, перекрывавшую проезд.
Через несколько сотен метров шевроле импала оказался на большой, поросшей травой поляне у опушки леса. По ней расхаживал взад-вперед сотрудник местной полиции.
Уголовная полиция штата, снова объявил Гэхаловуд в открытое окно.
Полицейский, казалось, был совершенно выбит из колеи.
Паркуйтесь тут, сказал он, по-моему, там внизу бедлам.
Оба инспектора вышли из машины и зашагали по тропинке.
И почему вечно все случается на выходных? смиренно осведомился Вэнс. Помнишь дело Грега Боннета? Тоже в субботу.
Пока я не стал твоим напарником, выходные у меня проходили тихо-мирно, пошутил Гэхаловуд. По-моему, старик, ты приносишь несчастье. Вряд ли Хелен обрадуется, я ей обещал вечером помочь распаковать коробки. Но когда у тебя на руках убийство
Пока мы даже не уверены, что это убийство. Мало, что ли, нас вызывали из-за несчастных случаев на прогулке.
Вскоре они выбрались на парковку Грей Бич, забитую машинами экстренных служб. Вокруг царила страшная суматоха. Встретил их Фрэнсис Митчелл, шеф полиции Маунт-Плезант.
Зрелище не из приятных, господа, сразу предупредил он.
Что, собственно, произошло? спросил Гэхаловуд. Нам сказали, у вас мертвая женщина.
Лучше пойдите посмотрите сами.
Шеф Митчелл повел их по тропинке к озеру.
И Перри Гэхаловуд, и Мэтт Вэнс, в общем, привыкли видеть трупы и места преступления, но, выйдя на галечный пляж, оба застыли как вкопанные: такое им еще не попадалось. На пляже, лицом в рыхлый грунт, лежало тело женщины, а рядом с ней мертвый медведь.
Тревогу подняла девушка на пробежке, сказал Митчелл. Она увидела медведя, который поедал эту женщину.
Как это поедал?
Как-как, жрал он ее!
Женщина, лежащая на берегу, почти казалась спящей. Вокруг все было мирно шелестела озерная вода, птицы распевали весенние песни. Только медведь, распростертый в луже крови, блестевшей на черной шкуре, напоминал о недавно разыгравшейся здесь драме.
Мне очень жаль несчастную, но кто бы мне объяснил, зачем вызывать уголовную полицию из-за нападения медведя, обратился Мэтт Вэнс к шефу Митчеллу.
Здесь полно гризли, ответил шеф Митчелл, у нас, поверьте, есть какой-никакой опыт. С ними уже бывали несчастные случаи, но они нападают на человека, защищая свою территорию, а не затем, чтобы его сожрать.
Что вы имеете в виду?
Медведь ел мясо этой женщины, потому что он падальщик. Когда он ее нашел, она была уже мертва.
Гэхаловуд и Вэнс осторожно приблизились к трупу. С этого расстояния он уже ничем не напоминал мирно спящую женщину. Разодранная в клочья одежда, глубокие следы зубов. Волосы слиплись от запекшейся крови.
Что думаешь, Перри? спросил Вэнс.
Гэхаловуд осмотрел жертву: на ней были кожаные штаны и изящные полусапожки.
Одета как на выход. Думаю, ее убили ночью. Но раны, которые нанес медведь, на вид совсем свежие.
Значит, медведь нашел ее уже мертвую, должно быть, на рассвете, заключил Вэнс.
Гэхаловуд кивнул:
Скверная история. Тут нужна тяжелая артиллерия.
Вэнс достал мобильный, чтобы вызвать подкрепление и судмедэкспертов.
Гэхаловуд снова склонился над женским трупом. И заметил бумажку, торчавшую из заднего кармана брюк. Он натянул латексные перчатки, достал сложенный вчетверо листок, развернул и прочел лаконичное послание, отпечатанное на компьютере:
я все про тебя знаю.
В Аврору я приехал около полудня.
Городок, как и остальная Новая Англия, был покрыт тонким слоем снега, таявшим под ярким солнцем. Под любым предлогом я заезжал сюда оживить воспоминания, что связывали меня с Гарри Квебертом.
Глава 2
Воспоминания
Нью-Гэмпшир
6 апреля 2010 года
Честно говоря, поначалу я решил, что, написав и выпустив в свет Правду о деле Гарри Квеберта, смогу перевернуть страницу, оставить в прошлом нашу внезапно оборвавшуюся дружбу. Но повальный спрос на книгу не давал забыть, насколько важным было для меня это дело. Не столько расследование оно было закрыто, не столько его выводы, сколько так и не разрешенный вопрос: куда подевался Гарри Квеберт? Что с ним сталось? И почему он решил исчезнуть из моей жизни?