Замиль Ахтар
Кровь завоевателя
Zamil Akhtar
CONQUEROR`S BLOOD
© Zamil Akhtar CONQUEROR`S BLOOD. 2021. Fanzon Publishers An imprint of Eksmo Publishing House
© Р. Сториков, перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Памяти моего старшего брата Джона, который открыл для меня мир фэнтези и вдохновлял всех, кто находится рядом с ним, тянуться к звездам
1. Сира
В племенах из пустыни говорят, что еще до начала времен родился джинн с одиннадцатью огненными рогами, взобрался на кольцо седьмого неба и, преисполнившись загадочной первобытной яростью, швырнул на землю тысячу и одну жемчужину. Тысяча жемчужин сгорела по пути к земле и превратилась в звезды, до сих пор сияющие на небосклоне. Лишь одна жемчужина упала, и из нее возник город Кандбаджар.
И сейчас этот город осадил мой брат. С высокого дворцового балкона я смотрела по другую сторону окружающих город желтых стен, на разноцветные юрты, усеивающие пустыню, поросшую редким кустарником. Думаю, кандбаджарским летом осаждающим было жарковато в юртах под палящим солнцем те превратились в печки. Пастбища у реки и ее протоков, хотя и плодородные, не могли прокормить десятки тысяч боевых коней, которых воины привели с собой. Но это их не остановило. Мало что могло остановить воинов-силгизов, когда они нацеливали свои стрелы, пусть даже эта мишень столица самого богатого и могущественного царства на востоке.
Как и у Кандбаджара, мое происхождение тоже окружено легендами. Все началось с того, что мы с братом теснились в юрте, укрывшись колючим, побитым молью одеялом. Я позволила брату доесть последние куски конины, зная, что отец будет оплакивать его смерть горше, чем мою. Ведь он наследник рода каганов, берущего начало еще во времена Темура, а я нескладная дочь; и теперь у меня болел живот от протухшего бульона, который я съела вместо мяса. Мы держались за руки и изо всех сил сопротивлялись жуткой зиме Пустоши. Потом мы прижались друг к другу, и его костлявое колено уперлось мне в живот, усиливая боль. Тем не менее я была рада любому теплу, поскольку все тело одеревенело от холода.
Ветер с завыванием обрушивался на все восемь стен, и вскоре моему брату придется выйти, чтобы вбить колья покрепче, иначе юрту снесет. Правда, накануне он чуть не отморозил пальцы ног, его спасли только последние угольки в жаровне. И чтобы уберечь нас вместе с младшим братиком, лежащим в костяной колыбели, я закрыла глаза и молилась.
Воспоминания меня взбудоражили. Неужели я и впрямь так жила до того, как оказалась в настоящем раю Кандбаджаре?
Сегодня неподходящее время для воспоминаний, втолковывал мне шах Тамаз час назад в тронном зале. Ты как мост из песчаника, соединяющий нас с силгизами, сказал он, как всегда, с широкой добродушной улыбкой на лице, сидя с прямой спиной на золотой оттоманке.
Я поклонилась и ответила:
Скорее я заброшенный на восемь лет мост, потому что казначею плевать на людей, живущих по ту сторону Но я поняла, о чем вы, ваше величество.
Я доехала в экипаже до городских ворот. Как я и просила, там меня ожидала боевая лошадь. Седло было из овчины, с тонкими, как проволока, железными стременами. Я погладила лошадь по голове, та фыркнула и взбрыкнула. Это была типичная кобыла из Пустоши чуть крупнее пони, со стройными ногами и легкими копытами, едва приминавшими траву. В этом городе, в окружении мраморных дворцов, мощеных улиц и огромных глинобитных домов, она смотрелась инородным телом. Но если я буду скакать на такой лошади, силгизы, возможно, признают меня за свою.
Сверкающие золотом воины-гулямы, стоявшие на страже, подняли решетку ворот, и я галопом помчалась к лагерю силгизов. Я научилась этому раньше, чем ходить, как говорится в легендах, хотя я уже много лет не ездила верхом. Судя по тому, как стремительно я неслась против ветра и как естественно чувствовала себя в высоком седле, я готова была в это поверить.
Пока я скакала к морю юрт, меня разглядывали силгизы. В среднем они были ниже аланийцев ростом. Они ухаживали за кобылами и пили их молоко, в то время как аланийцы пили молоко верблюдов, некоторые из которых были размером со слона. Мне кажется, в Кандбаджаре я немного подросла, хотя мне уже исполнилось пятнадцать, когда я прибыла в город.
Вокруг меня люди таскали воду в бурдюках из лошадиных шкур, а другие закаляли сталь над жаровнями, и лязг их молотков сливался в идеальный ритм с гортанным и резким силгизским языком. Овцы, козы, коровы и верблюды жевали фрукты, зерно и даже камыши, растущие вдоль каналов, змеящихся из реки Вограс. Я представила, что последует за этим пиром: холод, обглоданные кости и отчаяние.
Крепкие, хотя и невысокие мужчины с аркебузами в руках охраняли внушительную, залитую солнцем юрту в центре лагеря. Я спешилась, смахнула пыль с шелкового кафтана и поправила шляпу с плюмажем. В голове пронесся миллион мыслей: кто ждет меня в юрте? Что они обо мне подумают? И самое главное скажут ли, чего хотят?
Меня зовут Сира, я дочь кагана Ямара, сказала я по-силгизски узкоглазому стражу с похожими на крылья усами. Я не узнала его племя сильно увеличилось с тех пор, как меня забрали, и большая часть лиц была мне незнакома. Я пришла на переговоры от имени Селуков Аланьи и его величества шаха Тамаза Аланийского.
Он поднял голову, посмотрев на меня, и жестом пригласил войти через полог юрты.
Внутри все было в простом силгизском стиле. В центре заполненный льдом очаг едва спасал от зноя. Вокруг него на одеялах из овчины сидели мужчины и женщины и передавали по кругу трубку, выдолбленную из ветки. В воздухе висела густая вонь опиума. В наших ритуалах использовались грибы и опиум, чтобы заглянуть за Врата в то царство, где ждут Просвещенные.
С помоста в дальнем углу на меня смотрело знакомое лицо. Теплые и желтые, как у волка, глаза. После восьми лет разлуки брат казался одновременно и незнакомцем и мальчишкой, которого я так хорошо знала. В моих глазах проступили слезы, я с трудом их удерживала. Мне так хотелось его обнять. Хотелось зарыдать в его объятиях, расспросить про отца, маму и малыша Бетиля. Но брат встал и бросил на меня холодный взгляд сверху вниз.
Джихан, сказала я.
Сира, отозвался он таким тоном, словно мое имя обожгло ему желудок.
Когда он приблизился, я задрожала. Он опустил тяжелую руку мне на плечо и притянул к себе. Мы наконец обнялись, я коснулась его груди и больше не могла сдерживать слезы. Когда мы расстались, брат был тощий, как коза, а теперь, похоже, мог бы разорвать козу голыми руками. На меня нахлынули воспоминания, наполненные теплом и холодом.
Это правда, что отец погиб, убегая с поля боя со стрелой в спине? спросила я.
В тот день аланийцы устроили праздник, избавившись от занозы в заднице, хотя на ее месте уже возникла другая.
Джихан сжал мне щеки, изучая лицо, как будто моя внешность удивила его не меньше, чем его внешность меня.
Аланийцы и йотриды лгут. Отец пал с честью. Стрела и правда вошла ему в спину, но он отступал, только чтобы заманить врага в ловушку. С тех пор матушка не поднимается с постели, и, как мне сказали, душа уже покинет ее тело к моему возвращению. А малыш Бетиль Хотел бы я рассказать что-нибудь более обнадеживающее, но он подхватил оспу и вернулся к Лат.
Я задохнулась от горя и рыданий. Бетиль тоже умер? Матушка прикована к постели? Мне хотелось расспросить и о других тетушках, дядьях и кузенах, но какое это теперь имело значение? Для меня они все равно что мертвы, ведь я никогда их больше не увижу. Однако теперь передо мной стоял брат, вдвое шире в плечах, чем в моих воспоминаниях. Зрелый мужчина. Каган, как и наш отец. И осаждает город, в котором я была заложницей восемь лет.
Почему ты здесь? спросила я, борясь со слезами.
Хотя мы обнялись и разговаривали о родных, между нами все еще стояла стена холода, а шах просил меня поспешить и оставить воспоминания на потом.
Дорогая сестра, думаю, ты сама прекрасно знаешь, какие преступления совершили против нашего племени, против силгизов те, кто тебя захватил.
Но шах Тамаз заверил меня, что не опустошает земли силгизов.
Не опустошает?
Джихан хмыкнул и покачал головой.
Собравшиеся в юрте засмеялись, по-прежнему передавая по кругу трубку. И тут я узнала того, кто смеялся громче всех Гокберк, мой жестокий кузен, который однажды сломал щенку шею ногой ради забавы. Теперь его щеку пересекал шрам, и в бороде зияла прореха. А еще он лишился уха.
Мы больше не овцы, которых можно доить, стричь и резать, как было при нашем отце, сказал Джихан.
Конечно, я слышала о битвах, которые выиграл мой брат, о захваченных им землях. При нем силгизы процветали, но набраться смелости, чтобы осадить Кандбаджар, жемчужину в короне Аланьи
О каких преступлениях ты говоришь? спросила я.
Лысый здоровяк схватил мешок и протянул моему брату. А тот высыпал на пол содержимое. К моим ногам покатились головы. Головы!
По моей лодыжке скользнуло изуродованное, наполовину разложившееся лицо. Над глазом выпирал острый скол. Из черепа выполз червь. Я попятилась к выходу и чуть не сбежала, но все же вовремя остановилась.
Вот так шах Тамаз заплатил трем нашим всадникам, которых мы послали торговать специями и мехами, сказал Джихан.
Не может такого быть! я затрясла головой и постаралась не дышать, чтобы не нюхать трупную вонь. Шах порядочный человек. Добрый латианин. Он не стал бы убивать без причины.
Джихан протянул мне пергамент. На восковой печати виднелся аланийский симург эмблема шаха.
«Расплата за ваши грехи» вот и все, что было там написано на парамейском. С превосходными завитками на концах букв и четким, уверенным почерком. Работа личного писца шаха или хорошая имитация.
Разумеется, это фальшивка, сказала я, проглотив поднимающуюся из желудка рвоту. Я восемь лет прожила под защитой шаха. Он не станет платить грехом за грех. Головами за головы.
К щекам Джихана прилила кровь, и на них образовались ямочки. Когда-то я подшучивала над ним за то, что в гневе он становится таким красавчиком. Но сейчас на меня сурово смотрел грозный воин, а вовсе не красавчик.
Эти люди не согрешили, сказал он. Даже заявлять об этом
Я не хотела сказать ничего такого! Я взяла его мозолистые ладони, вспомнив, что в Пустоши следует следить за словами, в отличие от Аланьи, где можно говорить что вздумается. Ты пришел сюда отомстить, я поняла.
Нет, не отомстить. У каждого из них есть жены и дети, которые теперь плачут в ночи. Думаешь, я хотел идти сюда? Я пришел, чтобы эти рыдания смолкли, а заглушить их может только одно справедливость.
Понимаю. Но ты должен мне поверить. Шах Тамаз хороший человек. Он не мог бы приказать такое. Это обман.
Он засопел, а потом медленно кивнул. А когда снова посмотрел на меня, то как будто видел что-то другое быть может, воспоминания.
Увидев тебя, я перенесся в счастливые времена. Более простые времена например, когда отец поймал красную белку, а ты захотела оставить ее как домашнее животное, вместо того чтобы освежевать и съесть.
Он хихикнул. В то благодатное время казалось, что у нас никогда не будет в недостатке кроликов, яков и коз, а в особенности лошадей. Однако через десять лун засухи все изменилось.
Джихан потеребил бороду.
Услышав, что они послали тебя, я опасался самого худшего. Боялся увидеть девушку без зубов и с тонкими, как тростинки, запястьями. Но ты Такая загорелая, и с этими кудрявыми волосами ты выглядишь как аланийка, в хорошем смысле. С тобой обращались достойно, и поэтому я дам им время объяснить вот это, он указал на разлагающиеся головы.
За спиной раздалось сопение. Гокберк сердито уставился на меня, неодобрительно выпятив верхнюю губу.
Проигнорировав его, я кивнула, обрадовавшись, что заложила первый камень в мост между двумя сторонами.
Спасибо, Джихан. Я всегда улыбалась, когда до меня доходили новости о твоей победе в сражении. И все же это казалось каким-то ненастоящим, как будто в битве победил какой-то другой Джихан. А теперь увидев тебя я наконец-то начала понимать.
Его смешок перерос в меланхолический вздох.
Скажи, Сира, ты здесь счастлива, среди этих песков, глины и грязи?
На меня нахлынули воспоминания, как мы с Джиханом грызли кость, клацая зубами от голода.
Я довольна, ответила я. И благодарна. Шах Тамаз обращается со мной как с дочерью. Я не могу просить большего.
Но это было не совсем так. Я всегда желала большего. Однако мой брат не мог дать мне того, что я желала.
Когда я подошла к пологу, выход преградил воин с широким брюхом.
Пусть Тамаз и обращается с тобой как с дочерью, но он тебе не отец, сказал Джихан. Здесь, в юрте, ты опять оказалась в Бескрайней пустоши. Мы привезли ее с собой. И все же ты уходишь. Обратно к своим тюремщикам. К врагам.
Осознав, о чем он говорит, я замерла. По моей спине пробежал зимний холод Пустоши.
Если ты не выпустишь меня, жди беды. Шах Тамаз предположит самое худшее.
Я повернулась к Джихану, чтобы он увидел мольбу в моих глазах.
Быть может, я пришел именно по этой причине, сестренка. Чтобы забрать тебя. Мы поскачем обратно в Бескрайность, забыв об этой стране лжи и жестокости. Обитающие в Бескрайней пустоши племена предпочитали называть ее Бескрайность, а другие сокращали до Пустоши. Но я не стану этого делать против твоей воли. Если мы заберем тебя, это будет достаточной компенсацией за отрезанные головы. Он помедлил, вглядываясь в меня, словно пытался увидеть истину за маской, которую я натянула. Что скажешь? Ты готова вернуться домой?
Я отвернулась, подошла к пологу и сказала:
Теперь мой дом Кандбаджар.
Я вернулась за стены Песчаного дворца, где гулямы в сверкающих бронзовых и золоченых доспехах окружали шаха Тамаза, хотя я не смогла опознать его наверняка. Два его долговязых двойника были в таких же бурых кафтанах и тонких кольчугах, и оба слегка наклоняли головы вправо. Даже проседь в волосах у них была в точности такого же оттенка, и они подражали его прихрамывающей походке.
Но голос так просто не повторить. Когда Тамаз заговорил, мои уши и щеки словно обдало густым сиропом.
Что он сказал?
Настоящий Тамаз не терял времени даром, спеша ко мне вместе с гулямами, которые окружили нас стеной оружия. Оказалось, что он надел золотистые доспехи гуляма, и сквозь прорези шлема видны были только карие глаза.
Ваше величество.
Я склонила голову и прошептала ему на ухо обо всем, что произошло, чтобы никто не подслушал.
Предлог для атаки? сказал он, распахнув глаза.
Я покачала головой:
Не думаю, что мой брат стал бы лгать.
Но кто устроил такое зверство?
Если мы докажем, что не имели отношения к этим убийствам, думаю, Джихан уйдет.
Шах Тамаз встревоженно зашептал мне на ухо:
Кто бы это ни сделал, время выбрано идеально. Всего через неделю после того как я отправил большую часть гулямов отбить прибрежные крепости, и город оказался почти без защиты. Но в любом случае, ты хорошо справилась. Предоставь остальное мне, милая.
Я кивнула и пошла к дворцу, сверкающему в лучах заходящего солнца как золотой песок. Прежде чем я успела отойти достаточно далеко, шах сказал:
Похоже, брат до сих пор тебе доверяет. Будь готова, ты вскоре опять мне понадобишься.
Ступив на шелковый ковер дворцового коридора, я поежилась. При мысли о тех гниющих головах мне хотелось принять ванну. Я поднялась по винтовой лестнице в крыло гарема и вежливым кивком поприветствовала евнухов с заплетенными в косы волосами, охранявших купальню. Оказавшись внутри, среди голубых плиток с узором в виде звезд, я разделась и вошла в парную. Этим утром там было многолюдно: несколько евнухов занимались своими обязанностями, а группа наложниц купалась.