Проходите, милостивый государь, масляным голосом произнесла она и жестом пригласила за свободный стол у окна, но посетитель не сдвинулся с места. Что изволите? Чем служить могу?
Где ваш шаман? холодно произнес незнакомец, медленно переводя взгляд на женщину.
Не извольте гневаться. Ушли шаманы. Одна Лхамá только и осталась на острове, да и то ее давно не встречали.
Веди ее. Мужчина не спеша прошел к предложенному ему месту и сел. Хозяйка с хозяином переглянулись. Посетители тихо переговаривались, следя за происходящим.
Как будет угодно, милостивый государь. Мы сейчас же пошлем разыскать ее. А покуда ожидаете, что могу предложить Вам?
Я ожидаю уже слишком долго! И я не вижу, чтобы кто-нибудь сдвинулся с места, чтобы идти за шаманкой.
Уже сынишка мой бежит за ней. Сию же минуту пошлю его. Вам покуда что предложить?
Она склонилась перед ним, ожидая ответа.
Золото и свежее мясо.
Золото Конечно Оно будет у Вас, милостивый государь. А про мясо так какое изволите? Как приготовить, как подать?
Человеческое, небрежно бросил ей в ответ гость, продолжая осматривать присутствующих каким-то леденящим взглядом, и, чувствуя этот взгляд на себе, посетители опускали глаза, словно пытаясь спрятаться от него в своих тарелках и кружках. Так неси, подытожил он, вернувшись взглядом к женщине.
Хозяйка, натянуто улыбнувшись, склонилась еще ниже.
И поторопите шамана. Я до сих пор не слышу приветственных звуков бубна.
Пятясь, женщина кое-как добралась до двери, из-за которой появилась несколько минут назад.
Гришка! громко окликнула она через слегка приоткрытую дверь, все еще не решаясь повернуться к гостю спиной. Гришка, беги к Оюне. Она наверняка знает, где ее бабка-шаманка прячется. Пусть бежит к ней. Хозяин Вод пожаловал, торопи ее.
Услышав это, ее супруг открыл было рот, дабы пресечь эти языческие предрассудки, но сдержался.
Из-за двери появился мальчишка лет семи, поспешно натягивавший на себя шубу. Кое-как нахлобучив на голову шапку, он вылетел на улицу, в буран, и побежал, проваливаясь в снег. Хозяйка же поспешила на кухню, намереваясь выдать пару кусков конины за человеческое мясо и подать их гостю.
Спустя несколько минут мальчик влетел в юрту Оюны, знатно испугав ее.
Гришка! Вот напугал, негодный! вскричала миловидная девочка-подросток лет двенадцати. Она сидела на корточках у очага и мешала что-то в тогооне7 деревянной ложкой с длинной ручкой.
Оюна, бабка твоя где? Мать говорит, беги к Оюне, пусть бабку разыщет, да в кабак ведет. Хозяин Вод пожаловал, шамана требует.
Что за вздор? Что за Хозяин Вод такой? Не сам ли Лусуд-хан пожаловал? Девочка рассмеялась.
Вот смеешься, а он человеческое мясо, говорит, несите. И золото! И шамана, говорит, ведите, не слышу, говорит, приветственных звуков бубна. Злющий такой! Сам белый, как снег, а глаза синими огнями горят!
Ох и выдумщик ты! Смотри, коли подшучиваешь надо мной, поколочу, так и знай.
Некогда говорить, беги за бабкой, коли знаешь, где она.
У горы Шаманки искать ее следует, коли на острове она. Неблизкая дорога, нехорошая. Да в такой буран.
На Шаманку нельзя тебе. Детей рожать не сможешь.
А вот ты и пойди туда, подмигнула Оюна. Не даром что такой шустрый!
Мне тоже нельзя, мал я еще.
Мал, а хитрый какой! Обратно беги. Скажи, передал все Оюне.
Обманешь ведь. Не пойдешь за бабкой. Опять за тобой пришлют.
Иди. Авось ушел уж гость ваш.
Гришка убежал. Оюна же убрала тяжелый тогоон с огня, подошла к сундуку, взяла шубу да платок, оделась, влезла в стоявшие у входа унты, отворила дверь и вдруг отпрянула от неожиданности: прямо перед ней в дверном проеме, словно призрак, воплотившийся из тумана, стояла старая шаманка с бубном в опущенной руке.
Бабушка? выдохнула Оюна, всматриваясь в хмурое, сосредоточенное лицо женщины.
Куда разоделась?
Так тебя искать. Говорят, Лусуд-хан пожаловал. Шамана к себе требует.
Никуда не ходи, Оюна, глухо проговорила Лхама. В юрте сиди, дверь запри.
Так это правда, бабушка? Правду Гришка говорит? И вправду Хозяин Вод пожаловал? Это ты призвала его? Выпучив глаза, Оюна забрасывала бабку вопросами.
Глупости что мелишь? Зачем бы мне это? Не я, отозвалась шаманка. Сам явился. Но сам он не уйдет, пока не получит желаемое.
А что он хочет-то, бабушка?
А желает он человеческие жертвы и много золота. К нему иду. Не встретили, как должно, как бы беды теперь не случилось, как бы беды не было Коли сюда явится, не говори с ним. Коли заговорит с тобой, не отвечай. Глаз своих на него не поднимай. Лицо не показывай запомнит, так и не отпустит больше. Имени своего называть не смей. Из рук его ничего не бери. В руки ему ничего не давай все перед ним на землю ставь.
Шаманка медленно повернулась и пошла прочь, в снежный буран, в сторону заездного дома и трактира.
Бабушка! окликнула ее Оюна. Возьми с собой! Хоть глазком на него глянуть.
В себе ли ты, Оюна? Или слух потеряла? донесся гневный бабкин голос откуда-то из-за снежной пелены. Дверь запри, да не высовывайся, покуда не вернусь.
И с этими словами шаманка окончательно растаяла в буране.
Оюна тихо затворила за ней дверь, сняла верхнюю одежду, аккуратно сложила, села у огня. В те дни, когда отец был на промысле, она оставалась в юрте одна и подолгу говорила с огнем, и он отвечал ей негромким потрескиванием, а иногда лизал пальцы ее рук языками пламени, не обжигая при этом. Никогда не думала Оюна о том, что ее дар говорить с огнем и видеть духов уникален. То, чего шаманы добивались, годами отрабатывая свое мастерство и вводя себя в транс, для нее было естественным состоянием. Духи были постоянно вокруг нее, и она давно привыкла к их присутствию. Она чувствовала духов, некоторых видела, с некоторыми говорила. Эта особенность была у нее с раннего детства, видимо, передалась ей от ее девятой бабки. Та, говорят, тоже, будучи шаманкой, никогда не прибегала к трансу, чтобы говорить с духами. И поскольку Оюну духи окружали с самого ее раннего детства, она привыкла к ним и не боялась их присутствия. «Бойся, берегись и почитай» этому правилу учила ее бабка Лхама. Но Оюна не могла заставить себя их бояться. Если ей не нравилось то, как выглядел дух, она просто не смотрела на него. Но страха перед ним не испытывала.
Прошло уже около недели, как уехал отец, и Оюна, оставшись наедине с огнем, говорила с ним, вверяя ему свои опасения и тайны.
Уж больно хочется увидеть его, сетовала Оюна. Вдруг не явится больше? Драконы-то, они долго живут. А вдруг еще лет двести не появится? Так любопытно, так любопытно на него взглянуть.
Она аккуратно положила несколько сухих поленьев в огонь, и тот с благодарностью принял их.
А что, если через окошко гляну? Он и не заметит меня. И бабушка тоже.
Она прислушалась. Ветер стих, и буран успокоился. Откуда-то издалека, видимо с берега озера, слышались звуки шаманского бубна. Значит, бабушка Лхама была там. Ее нельзя беспокоить, она должна умилостивить нежданного гостя.
Девочка вздрогнула, когда ее мысли внезапно были прерваны громким стуком в дверь.
Оюна, открой! срывающимся голосом орал Гришка и барабанил в запертую дверь. Оюна!
Оюна подошла к двери, задержалась на секунду, помня предостережение бабки, но оставить плачущего ребенка за дверью, ночью, на морозе было выше ее сил. И она осторожно приоткрыла дверь. Гришка влетел в юрту, сбросив на бегу унты у самой двери, юркнул за большой сундук, накрылся с головой лежавшим подле покрывалом и затих под ним. Девочка в недоумении проследила за мальчиком взглядом, притворив за ним дверь.
Гришка, вылезай, позвала Оюна, но он не отозвался. Гришка, выходи давай, что чудишь? Но тот не пошевелился.
Тогда Оюна сама подошла к нему и откинула покрывало. Мальчик сидел, вжавшись в стену, и крупно дрожал всем телом.
Эй! Ты что так напугался?
Гриша попытался что-то сказать, но лишь издал невнятное мычание.
Вот незадача! Пойдем, я тебе молока налью.
Она взяла его за руки, помогла встать, сняла с него верхнюю одежду, совсем промерзшую, повесила просушить. Его же самого укутала в теплое одеяло, усадила у огня, согрела молоко, налила в пиалу, подала ему:
Пей.
Мальчик послушно припал губами к пиале.
Что произошло? Расскажешь ты наконец?
Все, все, все, все бубнил мальчик, глядя на огонь.
Что ты говоришь? Не разберу. Оюна подсела ближе к Гришке.
Все там. Все замерзли. Всех убил. Он всех убил. Мамку убил, отца убил.
Что ты говоришь? Опешив, Оюна поднялась на ноги. Как убил? Кто убил?
Холоду нагнал. Заморозил всех. Что делать-то теперь, Оюна? И вдруг он разрыдался.
Может, путаешь что? Давай я тебя домой отведу.
Там мертвые все! Весь поселок замерз! Одни мы с тобой и остались, захлебываясь от плача, причитал он.
Пойду сама все узнаю. Что-то нелепое говоришь.
Не ходи, протянул Гришка. И тебя погубит. Нелюдь он. Дышит, и от дыхания его лед повсюду.
Пойду, отрезала Оюна и встала.
Она оделась, взяла большой фонарь и вышла из юрты. Затворив за собой дверь, остановилась, вспомнив наставление бабки, но лишь на минуту, а затем уверенно зашагала по свежевыпавшему снегу в сторону трактира, освещая себе путь неярким огнем.
Буран стих, но мороз усилился. Ветер разогнал ночную мглу, и на высоком темном небе заискрились звезды. Луна, далекая и холодная, серебрила снежное покрывало, и оттого ночь казалась сказочной и торжественной.
Кое-как добралась Оюна до трактира. Света в окнах не было. Она подошла ближе. В свете ее фонаря отчетливо нарисовалась открытая дверь, высоко засыпанная снегом по обе стороны, а за ней темнота. Подойдя еще ближе, Оюна обнаружила, что порог обледенел, словно в помещении не топили несколько дней. Она осторожно перебралась через него, стараясь не поскользнуться и не упасть. Внутри несколько свечей, дрожа своим тусклым пламенем, не давали помещению погрузиться в полную темноту. Пол покрывал гладкий лед. Оюна подняла голову, желая осмотреться, и увидела его.
Он сидел прямо напротив двери и что-то вырезал ножом на поверхности обледеневшего широкого деревянного стола. Перед ним, склонившись до самого пола, словно в глубоком молитвенном поклоне, на коленях стояли ледяные фигуры. Огонь от фонаря Оюны отражался в ледяной толще, покрывавшей их, словно в зеркалах. Не сразу поняла Оюна, что совсем недавно это фигуры, теперь скованные льдом, были живыми людьми, а поняв это, ужаснулась и замерла, стараясь не смотреть на них и как можно тише дышать. Трактир превратился в ледяную пещеру: стены, мебель, потолок все теперь было покрыто толстым слоем льда.
Он поднял голову и вопросительно посмотрел исподлобья на вошедшую девочку. А она, все еще стоя в дверях, смотрела на него. Он молча поманил ее едва заметным движением руки, и она послушно пошла к нему, осторожно ступая, словно боясь провалиться под тонкий лед. Он внимательно наблюдал за ней, заинтересованный ее внезапным появлением. Наконец Оюна подошла к столу, за которым он сидел, остановилась и поставила огромный тяжелый фонарь на пол.
Зачем пришла? тихо спросил он, и его голос показался девочке вполне человеческим и даже довольно приятным.
Тебя увидеть хотела, ответила она так же тихо и опустила глаза.
Так что же тогда не смотришь на меня? Смотри.
Она нерешительно взглянула на него и тут же снова отвела глаза: отчего-то щеки ее тотчас запылали, а сердце забилось быстро-быстро, и стало трудно дышать.
Увидела? снисходительно поинтересовался он.
Увидела, едва слышно отозвалась Оюна.
Он усмехнулся.
Что ты принесла мне?
Ничего, растерянно прошептала девочка, понимая, что поступила опрометчиво, придя к божеству без даров.
Ничего? Тогда отдай мне то, что у тебя есть при себе.
Оюна растерянно пошарила по карманам, нашла две монеты и стеклянный шарик и положила перед ним на стол.
Он в недоумении посмотрел на сей скромный дар, затем на нее и снова усмехнулся.
Что это? Мне это не нужно.
Девочка поспешно собрала со стола монетки и игрушку и спрятала в карман.
Но у меня больше нет ничего, тихо проговорила она в ответ и вдруг осознала, невольно взглянув на заледеневшего человека рядом с ней, что любопытство ее было глупостью, а смелость бравадой, и надо было слушать бабушку Лхаму и сидеть дома, не высовываясь, пока не уйдет Дракон.
Ты приходишь ко мне без даров, без почтения? спросил он.
Что я могу принести тебе в дар? В моей юрте лишь тепло от очага.
Хм. Он словно раздумывал над чем-то, с интересом рассматривая девочку.
Ты заморозишь меня, как всех этих людей? едва слышно спросила она.
Они обманули меня. Поэтому стали льдом. Подумать только, подсунуть мне конину, фыркнул он. И эта ш-ш-шаманка, которая пытается заманить меня обратно в воду, будто я дрессированный щ-щ-щенок! Он резко поднялся, опрокинув скамью.
С каким-то глухим звериным рычанием он выдохнул ледяной воздух через полуоткрытый рот, и это немного остудило его гнев. Он искоса, с высоты своего роста взглянул на девочку и поинтересовался:
Ты ведь не станешь обманывать меня?
Оюна отрицательно покачала головой.
Хорошо. Он обошел массивный стол и остановился прямо перед ней. Он был очень высок, и она невольно подняла голову, чтобы увидеть его лицо. У тебя есть то, что я приму от тебя в дар. Он скрестил руки на груди и выдержал паузу, возможно, ожидая от нее вопрос, которого не последовало, и затем продолжил: Твое имя.
Имя? повторила за ним эхом Оюна.
Она вдруг сильно испугалась, вспомнив наказ бабки, но упрямство и любопытство не давали ей отказаться от навязчивого желания увидеть дракона во всем его великолепии, и она намеревалась просить его об этом. А значит, не могла отказать ему теперь. Да и что дурного в том, если она назовет ему свое имя? Ведь она знакомится с людьми и называет им свое имя, не опасаясь, что у этих людей могут быть дурные намерения.
Он прервал ее размышления.
Боишься назвать свое имя? Он опять усмехнулся. Скажи мне твое имя, и я предстану перед тобой в своем истинном обличии. Ведь ты пришла, чтобы увидеть Великого Дракона, а не Дух Дракона, скованный человеческим телом, тем, что ты видишь теперь перед собой. Она кивнула. Вот и хорошо. Так какое имя дали тебе при рождении?
Она немного помедлила, а затем произнесла едва слышно:
Оюна.
Оюна повторил он и коснулся рукой пряди волос, выбившейся из ее косы, и ее волосы побелели вслед за движением его руки, словно насквозь пропитались инеем. Хочешь увидеть мое истинное обличие иди за мной.
И она пошла, сама не понимая, что заставляет ее идти вслед за незнакомцем. Любопытство? Некая власть, данная ему над людьми? Или же что-то иное?
Не проронив ни слова, они дошли до озера, до небольшой бухточки, где все теперь было покрыто льдом и занесено снегом.
Иди за мной, сказал он, и она послушно пошла дальше вслед за ним.
Они шли по льду Байкала, все удаляясь от берега, пока не достигли того места, где лед был сломан и поднимался из воды огромными неровными глыбами, а между ними блестела черная ледяная вода.
Не говоря больше ни слова и больше ни разу не взглянув на девочку, он, не останавливаясь, подошел к самой кромке воды и бросился в темную водяную бездну.
Оюна подбежала к самому краю разлома и осторожно заглянула в черную, подернутую льдом поверхность озера. Он больше не появился, но ей показалось, что там, в глубине, она увидела нечто огромное и живое, светящейся лентой проскользнувшее под лед, на котором она стояла. Оюна опустилась на колени и заглянула в темную воду озера, но увидела лишь свое нечеткое отражение. Она подождала некоторое время, но он так больше и не показался.