Пойдем в гостиную, Пауль. Добрый самаритянин выполнил свою миссию, проговорила Элизабет. И что вы все так забегали? Фрейлейн Шмальцлер обо всем позаботится. Да и мама вернется с минуты на минуту.
И действительно, появился камердинер, за ним пришли Эльза, Мария Йордан и повариха.
Это должно было случиться, пробормотала повариха. Бедняга. Только бы она ничего с собой не сделала!
Между тем Августа пришла в себя, моргнула и, в замешательстве оглядываясь по сторонам, попыталась сесть.
Что случилось? Почему я на полу?
Спокойно, сказала повариха. Вот, выпей воды. Не подавись
Так-то лучше, выдохнул Пауль. Ну и нагнала ты страху, Августа!
Понемногу стали расходиться. Роберт помог Августе встать на ноги, Йордан собрала с пола свежевыглаженные салфетки, разбросанные теперь по полу, повариха уже спешила в кухню и причитала по поводу свиного жаркого. Господа вернулись в красную гостиную, оставив прислуге дальнейшие хлопоты вокруг Августы.
В этом весь наш Поль, смеялась Китти. Стоит ему вернуться на виллу, как девушки штабелями валятся у его ног.
Она повисла у брата на шее и нежно расцеловала, он смеялся и не противился. Элизабет такое приветствие в присутствии гостя показалось слегка чрезмерным, но такова уж была Китти. Альфонс смущенно посмотрел на свои начищенные лакированные сапоги очевидно, он хотел быть на месте Пауля. Наконец тот мягко отодвинул Китти в сторону, обнял Элизабет и протянул руку Бройеру:
Долго не виделись, дружище. Не собираешься ко мне в Мюнхен?
Простой дружеский тон Пауля помог Бройеру справиться с волнением. Да, он хотел поехать в Мюнхен еще в октябре, но дела в банке, к сожалению, не позволили.
Ты, наверное, уже младший управляющий? поинтересовался Пауль с легкой завистью. Пара годков и возглавишь банк?
Пауль пригласил всех сесть. Теперь беседа велась легко и непринужденно, Альфонс даже пару раз удачно пошутил.
Ты, верно, плохо знаешь моего старика, усмехнулся он. Чтобы он кому-то доверил руководство? Думаю, даже сидя в окружении ангелов надеюсь, еще не скоро, он каждое утро лично будет изучать курс акций.
Теперь и Элизабет развеселилась. Когда этот Бройер вел себя как нормальный человек, а не как влюбленный осел, он был вполне забавным.
Если и дальше будут стоять морозы, можно покататься на коньках, предложил Пауль, который не упускал случая попробовать себя в любом виде спорта.
Китти отозвалась с готовностью, Альфонс отреагировал сдержанно, Элизабет пожала плечами. Коньки она не любила.
Я, скорее, за санки вчетвером! предложил Бройер.
Чудесно! воскликнула Китти и захлопала в ладоши.
Прогулка по утреннему снегу, пробормотал Пауль. А, кстати, не хочешь купить у меня седло? Я присматриваю себе новое и хотел бы продать мое старое. Ты знаешь, оно изготовлено на заказ, но для твоей кобылы, думаю, подойдет.
Твое седло? Конечно. Почему нет. Альфонс неплохо держался в седле, навыком верховой езды он более или менее владел.
Здорово! воодушевился Пауль. Оно мне дорого, я бы не стал его предлагать кому попало только хорошим друзьям.
Альфонс покраснел, до этого он не считал себя близким другом Пауля да и не стремился: легкомысленные забавы молодых людей из компании младшего Мельцера были не для него. Но теперь, находясь во власти чар Катарины, он почел за честь оказаться среди «хороших друзей» ее брата:
Спасибо!
У меня есть отличная идея!
Пауль был в ударе, глаза восторженно горели, и Элизабет стало любопытно, что за этим стоит.
Давайте не будем тянуть и прямо завтра выедем прогуляться по чудесному морозцу. Дамы на санках, а мы вдвоем верхом. Заодно и седло опробуешь
Ни Китти, ни Элизабет не были в восторге от этой идеи, поскольку у обеих были другие планы. Да и Альфонс медлил, он не любил спонтанных решений. С другой стороны, так он видел для себя шанс несколько часов провести рядом с возлюбленной.
Утром я занят в банке, произнес он, размышляя. Но после обеда, думаю, мог бы освободиться.
Часа в два? поймал его на слове Пауль. Жду тебя на конюшне.
15
В кухне витал едкий запах нашатыря, лимона, уксуса и чего-то металлического. Длинный стол, накрытый газетами, был заставлен флакончиками с чистящим средством и мельцеровским серебром. Пузатые кофейники и сливочники, изящные ажурные фруктовницы и хлебницы, тарелки, солонки, сахарницы, куча серебряных подносов и канделябров из имения Мейдорнов. В преддверии Рождества все эти прекрасные сосуды нужно было начистить до блеска; кроме перечисленного, были также столовые приборы и сервировочные ложки, ножи для жареного мяса и ножницы для птицы, украшенные тонкой чеканкой, несуразная, но довольно изящная вещица, которой, однако, никто никогда не пользовался.
Кроме Марии Йордан и Августы в кухне никого не было. Они сели спиной к большой плите, в которой еще тлел огонь, так было теплее. На плите стояли эмалированный голубой кофейник и чайник, вечерами хозяйка часто требовала чай.
Куда подевались все остальные? ворчала Йордан. Нам одним все оттирать? Мне каждый раз плохо от этой вони.
Августа скривила лицо и стала энергично натирать сахарницу мягкой шерстяной тряпкой. Раньше она не была восприимчива к запахам, но сейчас ее воротило даже от запаха теплого молока.
Все этот отвратительный нашатырный спирт, сказала она, шмыгая носом. Белая штуковина из Англии намного лучше.
Но и дороже. Госпожа выделила всего три бутылочки, придется обходиться.
Фрейлейн Шмальцлер велела экономно смачивать тряпку чистящей жидкостью и тереть до тех пор, пока есть эффект. И только после этого смачивать повторно.
Где Брунненмайер? Спит, что ли? гнула свое Мария Йордан.
В кладовке, составляет списки покупок.
О, господи! Священнодейство перед Рождеством.
Мария Йордан поднесла к свету маленькую солонку. Та аж сверкала. Надо сказать, что во время чистки на посуде проступали все имеющиеся изъяны.
Посмотри, Августа, тут кто-то нацарапал вилкой. И здесь. И на дне.
Иногда гости вели себя весьма бесцеремонно, а ведь уважаемые господа. Августа рассказывала, как однажды какой-то фон Виттенштайн повертел в руках хлебный мякиш да и выбросил его за спину. А еще было один русский дипломат так же поступил со своим стаканом. Якобы из-за того, что в стакане оказалась вода, а не шнапс. Еще одна дама из высшего общества Йордан не хотела называть имени, потому что та часто бывала на вилле, развлекалась тем, что во время раздачи горячего супа тростью подставляла прислуге подножки.
Настоящая ведьма. Я бы на месте Роберта вылила ей половничек супа за шиворот, сказала Мария Йордан. А кстати, где Роберт? Он должен полировать серебро.
Августа хихикнула и глотнула кофе с молоком.
Он в каретном сарае. Молодежь планирует завтра конно-санную прогулку, а для этого нужно все привести в порядок.
Вот беда. Год, как ничего не трогали. Полозья наверняка заржавели.
Августа кивнула и добавила, что и седла нужно смазать жиром. Они там втроем старый садовник Блиферт, его внук Густав и Роберт.
В промерзшем сарае небось не сладко. Йордан взяла следующую солонку. Такой мелочевки у Мельцеров было двадцать четыре штуки, к ним прилагались крошечные ложечки для соли в виде миниатюрных суповых половничков. Во время застолий слева от каждого куверта стояла такая солонка, и каждый мог досолить еду по своему вкусу, не отвлекая прислугу.
Бедные родственники пожалуют в первый день Рождества, заметила Августа, у которой вокруг носа проступила заметная бледность. Как обычно, всем скопом. Вот будет госпоже радость.
Мария Йордан вздохнула. Прислуга не жаловала братьев и сестер господина Мельцера, их приглашали на праздничный обед из христианской любви и по старой семейной традиции. Они не скрывали свою зависть, при этом ужасно вели себя за столом, не умели пить вино, командовали прислугой, будто у себя дома. Гостей, которых приглашали на второй день День святого Стефана, напротив, принимали охотно. Родственники госпожи происходили из благородного дома, знали, как обращаться с персоналом, никому из них не пришло бы в голову просить камеристку истопить в комнате печь.
И правда все разбежались, сердилась Августа, разглядывая свои черные пальцы. Вообще-то она любила чистить серебро: сидишь на кухне с остальными, болтаешь, смеешься, на плите шипит кофейник.
Хотя бы Эльза помогла!
Эльза была в гладильной. На прошлой неделе устраивали большую стирку, после которой образовалась гора белья. Госпожа Мельцер каждый год следила за тем, чтобы перед Рождеством все было перестирано и разложено по шкафам. По ее мнению, стирать между Рождеством и Новым годом означало накликать беду.
А где сейчас Мари, думаю, спрашивать не стоит, проворчала Йордан.
Нет, язвительно поддакнула Августа.
Некоторое время на кухне было тихо, каждая думала о своем. Немного погодя Мария Йордан встала и подлила им с Августой кофе из голубого кофейника.
Я так и знала, мрачно произнесла она и сняла с крючка прихватку, чтобы взять горячий жестяной кофейник. Я все видела во сне, еще до того как она сюда пришла.
Августа поставила очередную отполированную сахарницу на стол и с довольным видом оглядела сияющую серебряную вещицу. Как жаль, что это сияние продержится лишь несколько недель, а затем вновь поблекнет, покроется серыми пятнами и в конце концов почернеет.
Да ну вас с вашими снами!
Смейся-смейся. Мои сны всегда сбываются.
Чушь!
Рассердившись, Йордан нечаянно выплеснула каплю дорого чистящего средства на стол и тут же подобрала его тряпкой.
Не я ли предсказывала, что Герти надолго здесь не задержится? Так и вышло!
Августа пренебрежительно фыркнула носом, мол, это и без всякой магии было понятно.
Не вы ли в прошлом году пророчили Эльзе большую любовь? Вы гадали ей на кофейной гуще. И где та большая любовь? Ни намека.
Ну, она ждет своего часа, стала защищаться Йордан. Но если Эльза ничего не предпримет, то ждать будет долго. До скончания века можно ждать.
Да, так и я могу предсказывать будущее, ехидно засмеялась Августа. Каждый сам кузнец своего счастья и все такое. Не смешите меня!
Йордан молчала и зло втирала чистящее вещество в канделябр. Что ж, Августа в чем-то была права. Гадание было ни к чему. Мария только потому и согласилась, что получила за него от Эльзы две марки. Ей были нужны деньги, зачем никого не касалось. Но ее сны, это было другое, неприкосновенное.
Я точно знаю, что Мари принесет нам несчастье, упрямо продолжала она. Я видела во сне, будто она бежит по парку и тянет за собой черную собаку. Черная собака не сулит ничего хорошего.
Августа пожала плечами. Они с Мари больше не враждовали открыто, но и не дружили. К ней была привязана Эльза: бесхребетное создание, она, верно, на что-то рассчитывала. Брунненмайер тоже никому не позволяла говорить о Мари плохо. Роберт в любом случае подальше держался от «бабских дел», Шмальцлер отмалчивалась.
Такого не бывало, ворчала Йордан. Я не слыхала, чтобы кухаркина помощница сидела наверху у госпожи и пила с ней чай.
Йордан лила воду на мельницу Августы. Та уже раз сто перемыла Мари кости, но всегда радовалась лишней возможности потешить свою обиду. Мари ежедневно, даже по воскресеньям, проводила наверху целый час. Нередко ее вызывали и вечерами. Не затем, чтобы прислуживать, ей как кухарке это и не полагалось. Нет. Там происходил какой-то маскарад. Мари примеряла платья, которые приготовила для нее госпожа, повязывала на голову платки, распускала волосы. Порой приходилось надевать ужасные серые тряпки и деревянные колодки, а потом рядиться в разноцветные ткани и блестящие шелковые кушаки. То она выглядела как попрошайка, то как цыганка.
Ты что, подглядывала в замочную скважину? с кривой усмешкой спросила Йордан у Августы.
Достаточно просто посмотреть на рисунки. Ведь молодая госпожа ее рисует. То черным углем, то карандашом, а то опять красками
Так все и было. Мария Йордан видела рисунки. Хотя чаще всего Катарина убирала их в папку, а мольберт занавешивала тканью.
Недавно Мари появилась в платье госпожи. Замарашка с кухни носит шелковые платья, госпожа делает ей прически. Скоро я, чего доброго, буду прислуживать нашей всемилостивейшей принцессе Мари из «Святых мучениц».
Из кого? не поняла Августа.
Вроде бы так называется сиротский приют, она жила там.
У нее нет родителей? Поди, незаконнорожденная?
Ну, разумеется!
А вам откуда известно? подозрительно спросила Августа.
Йордан подняла плечи и сделала загадочное лицо. Выглядело так, что это знание она обрела каким-то магическим образом. Но, возможно, просто тайно пошуровала в комнате Шмальцлер: там на полках лежали папки с бумагами и документы прислуги.
Да что мы так волнуемся? пожала плечами Августа. Мы же знаем нашу госпожу Катарину. Из огня да в полымя. Сегодня нашла для себя красивую игрушку, завтра заскучает и снова спишет Мари в кухарки. Вообще-то Мари можно пожалеть. Ведь она не знает, какая капризная наша молодая госпожа.
Мария Йордан молча возилась с ножкой серебряного подсвечника, богато украшенной гравировкой. Эти завитушки было трудно очистить, иногда приходилось использовать иглу и осторожно, очень осторожно, работать ею в углублениях. Однако черноту все равно не удавалось извлечь до конца.
Ни капельки мне ее не жаль, обратилась Йордан к Августе. Тот, кто высоко взлетел, больно упадет. Так уж устроено. Да и пусть бы там наверху ее проучили. Кто делает за нее работу, пока она позирует и распивает чаи? Мы не так ли?
Вообще-то вы правы.
Их разговор прервала повариха, которая, тяжело дыша, вошла в кухню и стала отодвигать маленькие ящики кухонных шкафов. Было похоже, что она проверяла запасы приправ.
Целый пучок лука сгнил в кладовке, посетовала она. Стало влажно, и никто не заметил. А в амбаре мышиный помет. Воруют у нас муку, серые твари. Кот нужен. На одну ночь посадить, и ни одной мыши не останется.
Тут вам никто не поможет, сказала Йордан. Госпожа не выносит кошек, она их боится.
Повариха что-то записывала на листке бумаги, медленно и тщательно, двигая губами.
Ко ри андр. Мус кат. И гвоздика.
Нам нужен помощник для чистки серебра! заявила Августа.
А я тут причем? рассеянно проворчала Брунненмайер. Пошлите за Мари. Кориандр, гвоздика, мускат, корица тмин! Его-то я чуть не забыла!
Она составила список приправ, трижды моргнула на верхний свет, было видно, что ее мысли витают где-то среди таких важных материй, как тмин, шафран и разрыхлитель для теста.
«Пошлите за Мари», передразнила Йордан повариху, когда та вышла. Да, постучитесь в дверь молодой госпожи и скажите, что Мари нужна нам чистить серебро.
Она издевательски засмеялась и посмотрела на Августу. Та отложила тряпку и встала открыть окно.
Тебе опять плохо?
Девушка обеими руками облокотилась на подоконник и глубоко дышала. Несколько снежных хлопьев занесло ветром в теплую кухню, где они сейчас же растаяли.
Ты беременна, верно?
Августа не проронила ни слова. Уже две недели ее мучила эта адская тошнота, сначала только по утрам, теперь и днем. Иногда было так плохо, что она падала и в глазах темнело. Да и месячных у нее не было уже давно.
Можешь спокойно сказать. Мы все давно уже заметили.
На свежем воздухе Августе стало полегче. Она закрыла окно и медленно прошла по кухне к плите погреть спину.
Шмальцлер уже что-то сказала? спросила она у Марии Йордан.
Мария помотала головой. Нет, домоправительница в таких вопросах была немногословной, она никогда не обсуждала одних работников с другими. Но глаз у нее был наметанный. Рано или поздно она вызовет Августу к себе. Беременность станет поводом для увольнения.
Если ты с ней ладишь, можешь договориться, что отдашь ребенка родителям. Все-таки ты служишь на вилле уже несколько лет, и до сих пор тобой были довольны.