Ну, чё вы? с недоумением спросил Паньшин. Дальше-то идем?
И двинулся вперед.
Девчонки послушно поплелись за ним. Они столь сосредоточенно смотрели себе под ноги, что Иванова пропустила нужный ей поворот и потом топала назад целый квартал. А Аня до самого дома так и не решилась посмотреть Паньшину в глаза.
ОПОЗДАВШАЯ
Аленушка! прорвался сквозь сон встревоженный голос мамы. Ты еще спишь?
Алена открыла глаза, и сразу взгляд ее упал на циферблат будильника.
Мамочки! Полдевятого! А уроки начинаются в девять! А до школы ей добираться минут двадцать пять!
Можно, конечно, на автобусе. Но пока его дождешься, пока он вежливо постоит на всех положенных ему остановках, пока водитель проверит у каждого выходящего карточку, пройдет еще больше времени.
Неужели будильник не зазвонил? Или Алена так сладко спала, что не слышала его мерзкого дребезжания?
Она специально выбирала будильник с самым раздражающим сигналом. Чтобы он смог поднять ее даже со смертного одра. И надо же не услышала!
Алена вскочила с кровати, взмахнула одеялом, швырнула поверх покрывало (вроде как заправила).
Мам! крикнула она в соседнюю комнату. Где мои серые брюки?
На веревке висят! раздалось в ответ. Досыхают.
Алена зарычала от бессилия и отчаяния и метнулась к одежному шкафу. Первыми в руки попали джинсы. Алена с ужасом глянула на них и торопливо отшвырнула прочь, словно жутко ядовитую змею.
Если она явится в школу в джинсах, да еще попадется на глаза директрисе Страшно подумать, что тогда произойдет!
«Что у нас: учебное заведение или ковбойский салун? Даже внешним видом мы должны соответствовать почетному статусу лицея». И так далее в том же духе. Бр-р-р!
Алена торопливо натянула колготки, юбку, блузку и с размаху попыталась попасть ногами в тапочки.
Не получилось!
С досады она зафутболила один тапочек под кровать, расчетливо заметив про себя: «Не забыть бы до вечера, где он!» и устремилась на кухню, где ее и настигло прощальное мамино напутствие:
Я ушла. Не забудь запереть дверь.
Непременно, послушно отозвалась Алена и автоматическим движением нажала кнопку на электрическом чайнике. Потом ринулась к столу, на котором поджидал ее приготовленный мамой завтрак, но на полдороги отрезвляюще напомнила сама себе: "Нет! Не успею. Лучше перекушу в школьном буфете на первой перемене». И поскакала в ванную.
Умываясь и чистя зубы, она пыталась придумать, что бы такое сказать в свое оправдание.
Почему она опоздала? Потому что ключ застрял во входной двери. Не могла же она уйти, оставив квартиру незапертой?
Или лучше: у бабы Зины из соседней квартиры сбежал кот. Баба Зина очень старенькая и одинокая, а кот единственное для нее родное существо. Вот Алена и лазила полутра по подвалу, пока не нашла беглеца.
Без двадцати девять! На пять-то минут она точно опоздает! И опять же не дай бог попадется при этом на глаза директрисе! Ой-ой-ой!
А вот шестой «Б» ее опоздание только порадует. Потому что обещанный диктант теперь придется отложить до завтра. Ведь, если опаздывает кто-то другой, пять минут не имеют ровно никакого значения. Лучше их вовсе не считать. «Подуумаешь, какие-то пять минут!» А вот если опоздает Алена, пять минут сразу окажутся решающим и очень весомым промежутком времени, из-за нехватки которого сорвется в очередной раз чья-то верная «пятерка» или «четверка» (ну, никак не меньше!). «Да просто я проверить как следует не успела! Урок же получился на целых пять минут короче!»
Придется повторять пройденный материал. Наверное, это даже и к лучшему. Может, хоть ошибок будет поменьше теперь уже в завтрашнем диктанте.
Учительница русского языка и литературы Алена Игоревна набросила на плечи плащ, подхватила лежащий под вешалкой портфель, туго набитый ученическими тетрадями, пулей вылетела из квартиры и помчалась вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. А на кухне еще какое-то время раздавался возмущенный гул закипающего чайника. Пока сработавший автомат не послал ему решительный приказ умолкнуть.
АЛОЕ
У Алены Игоревны третий урок по вторникам «окно». Самое время, чтобы заняться бумажной работой или проверить тетради, аккуратные стопочки которых возвышаются на столе и на полочках стоящего слева от доски шкафа.
Алена Игоревна уже и придвинула к себе одну из таких стопочек, сняла с самого верха тетрадь, открыла на нужной странице. И все. Дальше дело не пошло.
Учительница сидела, подперев подбородок ладонями, и невидящим взглядом смотрела в окно. Настоящее время будто бы и не существовало. Мысленно Алена Игоревна все еще находилась на только что прошедшем уроке литературы, с восьмым «Б», и в ушах ее звучали собственные слова:
Каждый может стать волшебником, сотворив чудо для другого человека, исполнив чужую мечту. Как капитан Грей.
Вот тут и раздалось громкое, на весь класс, хмыканье и весьма саркастичное «Да ну!»
Алена Игоревна вопросительно и даже удивленно глянула на четвертую парту ряда у стены, точнее на сидящую за ней ученицу Шлепнёву, заметила кривоватую усмешку на подкрашенных губах.
Никакой Грей не волшебник и не романтик. Просто он очень разумный и расчетливый молодой человек!
Шлепнёва чем-то походила на Анастасию Вертинскую, игравшую Ассоль в старом фильме (если не принимать во внимание выражение лица), и говорила с невозмутимым видом:
Вот понравилась ему девушка, и он, чтобы не тратить напрасно время на всякие там ухаживания, нашел способ, как заполучить ее побыстрее. А ваша Ассоль повела себя, как полная дура. Купилась на внешние эффекты. Увидела красные тряпочки и сразу повисла у Грея на шее, даже не задумавшись, какой он человек на самом деле. А вы, Алена Игоревна, сами нас учили: наружность не главное, главное это внутреннее содержание.
Алена Игоревна и в самых своих кошмарных фантазиях не представляла, что можно сделать подобные выводы, прочитав «Алые паруса».
Как же так? Приземленно и расчетливо? В восьмом-то классе? А у нее, у взрослой, самодостаточной, мудрой, до сих пор сердце щемит, и глаза начинает пощипывать, стоит только вспомнить строки:
«От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича: Я здесь, я здесь! Это я!
Тогда Циммер взмахнул смычком и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка все двигалось, кружилось и опадало.
Но весло резко плеснуло вблизи нее; она подняла голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: Совершенно такой».
Нет, Ассоль не зря боялась. Не так уж смешны были ее страхи. Ошибка, недоразумение, таинственная и вредная помеха, циничный Анялиз, двуличные мысли. Откуда? Да что же это за дети такие?
Алена Игоревна обиделась, растерялась и сделала вид, будто Шлепнёва вовсе и не говорила ничего, просидела весь урок молча, как она обычно и делала. Стоит ли обращать внимания на какие-то выкрики с места? И сразу же приступила к опросу, и слушала ответы правильные, заученные, неискренние, и было ей от них как-то не по себе.
И сейчас Алена Игоревна чувствовала себя неуютно, встревоженно, и все пыталась понять, почему с неприязнью думает о восьмикласснице Шлепнёвой. Может потому, что с языка так и стремились сорваться ужасные, отвратительные, разочарованные слова: «Ну и молодежь нынче! Вот мы»
Нетушки! Ни за что она их не скажет! Она и сама все еще та самая молодежь.
Разве Шлепнёва виновата, рассуждала учительница, что не получилось из нее романтичной возвышенной натуры? Что не верит она ни в чудо, ни в мечту, ни в добрую сказку, ни в искренние чувства! Может это я сама что-то упустила? Вовремя не обратила внимания. Может, это мы все, те, кто старше, намного и не очень, что-то упустили, что-то сделали не так?
И понятия не имела Алена Игоревна, что в этот самый момент в кабинете физики ученица восьмого «Б» класса Шлепнёва, забросив лабораторную работу, украдкой вздохнула и осторожно выудила из сумки свой личный девичий дневничок. В нем, между страницами, хранился слегка поблекший засушенный цветок алого мака, который подарил прошедшим летом Шлепнёвой
Впрочем, кто подарил это секрет.
ЧТО ТАКОЕ «САЛАСПИЛС»?
Приближалась очередная годовщина Великой Победы.
Неизвестно, как остальные, но вот Ваня да и все его друзья смутно представляли, почему именно эту победу считают великой, почему каждый год проходит праздник 9 Мая с таким официальным размахом. Фильмы о Великой Отечественной войне они не смотрели, книг о ней не читали, а все, что знали, почерпнули исключительно из учебника по российской истории, в котором войне посвящалось всего лишь несколько параграфов, наполненных датами и сухими фактами: битва такая-то проходила с такого-то по такое-то число и победа в ней имела большое стратегическое значение. Великая Отечественная война становилась для всего Ваниного поколения чем-то бесконечно далеким, легендарно-мифическим и практически нереальным и более всего ассоциировалась с черно-оранжевой георгиевской ленточкой на антеннах машин и на девичьих сумочках. А плакаты на улицах обещали: «Никто не забыт, ничто не забыто!» И, наверное, поэтому учитель обществознания предложил классу в качестве домашнего задания написать короткое сочинение «Моя семья в Великой Отечественной войне».
Услышав название сочинения, Ваня сразу вспомнил про дедушку Фиму.
Ефим так звучало полное дедушкино имя, но только Ванин папа называл его официально Ефим Петрович. Бабушка, мама и сам Ваня всегда употребляли уменьшительное Фима.
Имя казалось мальчику круглым и мягким, а вот дед был совсем другим. Высоким, сухощавым, малоразговорчивым и неулыбчивым. Он не умел беззаботно и заразительно смеяться. Даже в ответ на очень веселую шутку он лишь сдержанно усмехался. Если с ним и не было весело, зато всегда было интересно.
Родители целыми днями пропадали на работе, бабушка хлопотала по хозяйству, а дед дед был целиком и полностью Ванин. Он забирал внука из садика, а когда тот пошел в первый класс, провожал в школу. Он научил его играть в шашки, ездить на двухколесном велосипеде, научил плавать и не бояться ночных чудовищ. Ваня воспринимал деда как очень взрослого друга, а не как родственника.
Еще с дедом было связано одно непонятное слово Саласпилс.
Ваня услышал его, когда еще с трудом выговаривал некоторые звуки. Он нарочно много раз повторил: «Саласпилс, Саласпилс, Саласпилс!», чтобы хорошенько запомнить. Слово понравилось ему, оно звучало таинственно, сказочно и даже немного забавно. Поначалу у Вани получалось «сало пил». Разве не смешно?
Фантазия мальчика рисовала разные удивительные вещи, которые могли бы называться «Саласпилс», и было очень интересно узнать: а что же это на самом деле?
Дедушка, а что такое «Саласпилс»?
Дед ответил не сразу, поначалу нахмурился, сжал губы в тонкую суровую полоску, но, посмотрев на простодушную Ванину мордашку, негромко произнес:
Город такой.
Город?
Ну вот! А Ваня-то напридумывал!
Хотя города тоже бывают необыкновенные. Вот в книжке про Незнайку город назывался Цветочным, и жили в нем малюсенькие сказочные коротышки.
А ты в нем бывал? Ване очень хотелось услышать какой-нибудь загадочный рассказ.
Бывал, кивнул дед нехотя и опять замолчал.
А когда? не отставал Ваня, заглядывая ему в глаза.
Давно очень. Совсем еще мальчишкой, дед отвел взгляд и добавил совсем тихо: Чуть постарше тебя.
Ване стало еще интересней, вопросы так и сыпались из него:
А какой это город?
Обыкновенный, сухо произнес дед, но внук ему не поверил. Хоть и маленький был, а почувствовал: какую-то тайну знает дедушка Фима о городе Саласпилс, но ему, почему-то, рассказывать не хочет.
У Вани уже новый вопрос на языке вертелся, но дед его опередил:
Хватит дома сидеть, лясы точить. Пойдем-ка лучше в магазин. Бабушка нам вон какой длиннющий список составила.
Он поднялся с диване, махнул рукой.
Беги, одевайся!
Ходить в магазин с дедом Ваня очень любил. Потому что прекрасно знал: без гостинца домой не вернется. Хоть какого-нибудь, хоть самого маленького шоколадки или леденца на палочке.
Вот и помчался мальчик со всех ног одеваться и на время забыл про незнакомый город с загадочным названием Саласпилс. Но однажды вечером, когда родители на концерт ушли, а бабушка с дедушкой на кухне чай пили, Ваня включил телевизор: вдруг по какому-нибудь каналу мультики показывают! Раз щелкнул, два щелкнул и остановился, слово знакомое услышав.
Еще один концентрационный лагерь, Саласпилс, находился в восемнадцати километрах от Риги, произнес диктор гулким голосом, и на экране возникла старая черно-белая фотография. Посредине прямоугольная кирпичная вышка, похожая на башню старинного замка, со смотровой площадкой наверху и маленькими оконцами на мощных стенах. Вокруг нее непонятные светлые колонны и деревянные столбы, опутанные колючей проволокой. Не очень-то похоже на город. Удивился Ваня и громко закричал:
Дедушка, тут твой Саласпилс показывают!
Из кухни донесся скрип отодвигаемой табуретки, звякнула посуда.
Широкими, быстрыми шагами дед вошел в комнату, бросил короткий взгляд на экран, подлетел к телевизору, едва не толкнув стоящего на пути внука, и резким движением выдернул из розетки шнур. Лицо у него было совсем белым и даже немного страшным.
Хватит смотреть все подряд! прикрикнул он на Ваню. Спать пора!
У мальчика обиженно дрогнула губа.
Он же хотел как лучше! Дедушка сам говорил, что очень давно был в Саласпилсе. Наверное, он просто все забыл, поэтому и не рассказывает Ване. А сейчас увидит и вспомнит.
Одна слезинка уже предательски выглядывала из уголка глаза. А лицо у дедушки стало прежним. Он наклонился к внуку.
Ну, ты что это, Ванек? Уж не реветь ли собрался? дед сжал Ванины плечи. Я тебя напугал, да? Ну, прости! Не хотел. Только ведь телевизор, сам знаешь, не всегда вещь полезная. Да и спать уже пора. Давай, зубы чисти, и книжку почитаем. Которую вчера начали.
Ваня мгновенно простил деда и послушно отправился в ванную, по дороге не переставая размышлять.
Диктор назвал Саласпилс вовсе не городом, а концентрационным лагерем. Опять два совершенно непонятных слова!
Только в школе Ваня узнал, что такое концентрационные лагеря. Их еще называли «лагерями смерти». Туда привозили мирных людей и попавших в плен солдат, и там они умирали.
А вот дедушка Фима выжил! Точнее, мальчик Фима выжил (ведь дедушка тогда был еще ребенком). И Ваня стал считать деда героем и никак не мог взять в толк, почему тот упорно не желает рассказывать о своем доблестном детстве.
Накануне праздника 9 Мая в школе проходили встречи с ветеранами.
В Ванином пятом «Б» классе такая встреча тоже состоялась.
Ветеран вошел в класс, дружно звякнули ряды медалей на его груди. Он сел на предложенный стул и обвел глазами ребят, а те попытались сосчитать, сколько же всего у него наград, и тихонько спорили, какая из них самая главная.
Он рассказал, как защищал от врага Ленинград, как был ранен и долго лежал в госпитале, потом воевал в Прибалтике, гнал фашистов из Латвии, а в октябре сорок четвертого освобождал Саласпилс.