Колени Марико под слоями ее кимоно и многочисленных нижних одежд затряслись. Шагая, она принялась сгибать пальцы ног, чтобы заставить свои ноги вернуть себе силу. Этот танец будет трудным, и, чтобы хорошо его исполнить, Марико должна контролировать все свои эмоции. Несмотря на усилия родителей и многочисленных наставников, она никогда не была девушкой, которая могла спокойно войти в комнату и чувствовать себя при этом непринужденно. Марико всегда предпочитала компанию собственного разума бессмысленной болтовне представителей знати.
Ее мысли обратились к Юми. Майко была одним из немногих исключений из этого правила. Младшая сестра Асано Цунэоки обладала потрясающим интеллектом и талантом разгадывать, чего хотят мужчины, помимо очевидного. Хотя Марико провела в ее компании всего несколько коротких дней, она пришла к выводу, что Юми знает, чего хотят мужчины, еще до того, как те сами это поймут.
«Я бы отдала каждый золотой рё в своем приданом за возможность научиться искусству взвешенной беседы у Асано Юми».
Марико была так поглощена своими мыслями, что чуть не споткнулась, когда ей открылся вид за поворотом. В ее горле застряло множество вопросов, и самые громкие грозили вылететь в любое мгновение:
«Что они сделали с Оками? Он мертв?»
Но она была не настолько глупа, чтобы думать, будто получит какой-то ответ. Тем более не от него. Не от этого юноши, который смотрел на нее с таким недоверием.
У поворота в боковой коридор застыла безмолвная фигура, ожидая, когда они пройдут мимо. Его лицо было серьезным, а поза напряженной. Его хакама из темного шелка были выглажены до хруста, без единой лишней складки. Это был молодой человек, для которого такие вещи были столь же естественными и непринужденными, как цапли в полете. Только его глаза противоречили его манере поведения их глубину омрачала тень, которую Марико не могла определить.
Кэнсин.
Ее брат. Ее близнец.
Кровь поползла вверх по ее шее, обжигая кожу. Марико перестала сжимать кулаки и остановила свой взгляд на брате, изображая то, что, как она надеялась, было выражением привязанности.
«Будь водой. Двигайся по течению».
Он наблюдал за ней. Внимательно изучал. Даже с такого небольшого расстояния Марико, достаточно хорошо знающая своего брата-близнеца, могла увидеть, что он не верит ни единому ее слову. Это осознание пронзило что-то глубоко в груди девушки. Угрожая разорвать связь, существовавшую между ними с момента рождения. В ту ночь, когда они покинули лес Дзюкай, он изучал ее тем же взглядом, словно смотрел на загадку, которую не мог разгадать. Хотя Дракон Кая сказал очень мало, было очевидно, что Кэнсин сомневался в каждом движении Марико как тогда, так и сейчас. Раздумывал, не лежит ли в его основе двуличие. Каждый раз, когда она встречала взгляд своего брата, Марико видела недоверие и неуверенность.
Два чувства, которых никогда раньше не было между ними.
Она задавалась вопросом, что он увидел, когда посмотрел на нее. Марико была готова поспорить, что это было что-то другое, но в то же время то же самое. Что-то, окрашенное болью.
Марико, мягко заговорил Кэнсин.
Ее свита остановилась перед ним. Сидзуко и служанки по бокам низко поклонились. В конце концов, Хаттори Кэнсин был Драконом Кая одним из самых прославленных воинов во всей империи. Сыном уважаемого даймё. Самураем, пользующимся большим уважением среди членов императорского двора.
Марико заставила себя улыбнуться. Заставила свои глаза отразить эту улыбку.
Ты хорошо отдохнула за эти две ночи? спросил Кэнсин.
Прекрасно, кивнула она. Это первый спокойный сон за последние недели.
«Еще одна ложь».
Она уже потеряла счет тому, сколько раз лгала ему.
Рад это слышать. Ты выглядишь лучше. Больше похожей на себя. Дракон Кая тщательно подбирал слова, будто собирал плоды с дерева. Это было так похоже на него вести себя подобным образом. С требовательностью к каждой мелочи.
Но сегодня принципы Кэнсина не могли помочь ему. Его невысказанные вопросы повисли в воздухе, как паутина, выжидая, чтобы застать свою жертву врасплох. А Марико знала, что лучше любой ценой избегать любых ловушек из шелковых нитей. Ее голос должен соответствовать ее лицу. Она расслабила плечи. Вытянула шею, словно была уверена в себе.
«Я разговариваю со своим братом, точно так же, как почти каждый день своей жизни. Ничего более».
Она улыбнулась ему, позволив своим мыслям вернуться к воспоминаниям о более приятном времени. О более легкой жизни. Той, в которой правда о богатстве и привилегиях ее семьи все еще постыдно оставалась за пределами ее внимания.
У меня не было возможности как следует отблагодарить тебя за то, что ты спас меня.
В какой-то степени это не было ложью. Он привез ее в Инако, как того и хотела Марико, и за это она испытывала благодарность.
Кэнсин кивнул, уголки его глаз сузились.
Ты бы сделала то же самое для меня.
Разумеется. Марико глубоко вздохнула. Но теперь, когда у меня выдалось мгновение, чтобы прийти в себя, я хотела бы обсудить с тобой кое-что.
Он снова кивнул.
Я рад это слышать. Мне тоже есть кое-что, что я бы хотел тебе рассказать. Кэнсин вздрогнул, словно ему было больно. Какая-то часть Марико хотела выспросить у него подробности, но казалось странным ожидать от него откровенности, если она не готова была предоставить того же в ответ. Как только ты полностью поправишься, давай поговорим, закончил он.
Это все, чего я хочу, сказала она. После всего, что произошло, будет утешением поговорить с кем-то, кого я люблю и уважаю, а не слушать праздных людей, которые наживаются на усилиях тех, кто ниже их по положению. Говоря это, Марико продолжала улыбаться, в грустной попытке рассеять неловкость. Я ценю твое терпение, Кэнсин.
Ее брат кивнул, затем еще раз взглянул на шелковый воротник ее кимоно. Когда он увидел длинные рукава с изысканной вышивкой, его глаза расширились. Даже воин, мало разбирающийся в женской одежде, знал, что подобное кимоно уникально.
Ты идешь на встречу с принцем Райдэном?
Ее улыбка дрогнула.
Мне еще не сообщили, куда я направляюсь.
Марико смотрела, как на виду у окружающих их служанок ее брат сдерживается от реакции. Служанок, которые наверняка оставались поблизости, чтобы тут же доложить обо всем, что кажется подозрительным. И опять же, эта попытка отрицать свои инстинкты, пусть и неудачная, была совершенно не в характере Хаттори Кэнсина. Подобному поведению он, несомненно, научился за время своего короткого пребывания в столице.
Кэнсин сделал шаг вперед, кладя руку на рукоять вакидзаси. Марико не могла понять, хотел ли он защитить ее или предостеречь. Его губы колебались между звуком и речью. Затем Кэнсин отступил назад, решительно кивнув самому себе.
Стань честью нашей семьи, Марико. Его слова были эхом последнего наставления их отца в то судьбоносное утро, когда она отправилась в путь в Инако.
Они только укрепили ее решимость.
Она заработает к себе доверие и получит свое место при императорском дворе. Будет создавать союзы везде, где только возможно. Будет срывать планы императора на каждом шагу.
И сделает все возможное, чтобы освободить Оками юношу, которого она любила.
Неважно, как глупо это звучит, словно мечты несмышленого ребенка с амбициями, выходящими за пределы его возможностей.
Все в жизни начиналось с идеи.
Сидзуко поклонилась перед Марико и Кэнсином, положив конец странному молчанию, повисшему между ними. Ее внезапное почтение шло вразрез с ее поведением эти последние два дня.
Прошу прощения, что прерываю, мой господин, но мы должны продолжить путь к павильону императрицы.
Кэнсин уставился на служанку, будто только что заметил ее присутствие.
Императрицы?
Да, мой господин. Сидзуко повернулась к Марико и поджала губы. Мне было приказано привести госпожу Хаттори в Лотосовый павильон. Императрица желала ее видеть.
Золотые лепестки и кровоточащие раны
Когда они подошли к раздвижным дверям, украшенным резными цветами лотоса, Сидзуко замедлила шаг и Марико вслед за ней. Стражники, стоящие по обеим сторонам, расступились, пропуская их. Марико прошла через дверной проем и низко поклонилась, ее пятки уперлись прямо в высокий деревянный порог. Ее лоб коснулся свежесотканных татами, их свежий аромат ударил ей в нос чистый, сосновый и манящий.
Когда она и Сидзуко снова поднялись на ноги в дальнем конце огромного приемного зала, кое-что привлекло внимание Марико, и ее поразила новая мысль. Одна из тех, которые она умудрялась игнорировать эти последние два дня, поглощенная своими заботами. Сидзуко показала себя как невероятно способная и умелая служанка, хотя и несколько колючая. Как раз этим утром Марико задавалась вопросом, почему эта пожилая женщина, стоящая выше многих других служанок, была переведена помогать невесте незаконнорожденного принца, а не заняла более почитаемое место в личной свите императорской семьи. Только когда Марико увидела, как Сидзуко пытается подняться на ноги, она поняла причину. Гримаса и потеря равновесия на мгновение выдали ее.
У Сидзуко была травма шеи возможно, даже позвоночника, что придавало ее движениям недопустимый изъян, который она, вероятно, не могла контролировать. Слуга при императорском дворе не должен был ни на что отвлекаться. Он должен был двигаться, как порхающая тень, а теням не следовало демонстрировать свои недостатки перед императором.
Гнев сжал горло Марико, из-за чего ей стало трудно сглотнуть. Она корила себя за то, что раньше не заметила состояния Сидзуко. Задалась вопросом, что могло послужить его причиной. Как могла Марико пытаться защищать тех, кому повезло меньше, как посмела заявлять, что позаботится о ком-то, кроме себя самой, если погрязла в собственных заботах? Если она собиралась видеть дальше своего носа, то эта ошибка показывала, что у нее это получилось ужасно.
В этот момент на нее снизошло озарение. То самое, которое в последнее время с удивительной частотой подкрадывалось к Марико. Впервые оно снизошло на нее, когда она стала свидетельницей ужина бедной семьи в поле ее отца, в ту ночь, когда Черный клан совершил набег на амбар Хаттори. Той ночью она наблюдала, как маленькая девочка надевает на себя образ души гораздо старше себя. Там, спрятавшись в темноте, рядом с Оками, Марико поняла, что у каждого человека, которого она когда-либо встречала, от самого маленького ребенка до самого отъявленного из воров, была жизнь столь же сложная и важная, что и у императора, самурая или элегантной придворной дамы. Ни разу за свои семнадцать лет она не слышала, чтобы кто-либо из знати поднимал эту тему. Те, кто служил им, были рождены под несчастливыми звездами и никогда не смогут разделить с ними одно небо, как бы сильно того ни желали.
«Люди не могут изменить звезды, под которыми родились, как коты не могут изменить полосы на своей шерсти», часто говорил ее отец с хитрой улыбкой.
Воспоминание застряло у нее в груди, его горечь царапнула язык.
Она посмотрела направо, на одну из молодых служанок, ту самую девушку с круглым лицом и носом-пуговкой, что и вчера, расправляющую юбки Марико. Пока девушка работала над тем, чтобы ее госпожа выглядела как можно идеальнее, Марико изучала ее лицо, обратив внимание на небольшие шрамы вдоль челюсти, вероятно, от детской болезни.
Как тебя зовут? прошептала Марико девушке, едва шевеля губами. Они были слишком далеко, чтобы те, кто находился в противоположном конце зала, могли услышать их разговор. Но Сидзуко рядом с ней все равно вздрогнула и фыркнула в раздражении.
Юная служанка залилась краской.
Иса.
Спасибо, Иса. Марико отложила это имя в памяти. Затем подняла глаза, осматривая длинный приемный зал с низким потолком из полированного дерева акации. Стены были обшиты тонким шелком с изящными позолоченными картинами сценами из весенних садов, изобилующими цветами и арочными мостами, в обрамлении янтарного сияния послеполуденного солнца. Свежие татами, выложенные идеальной сеткой, лежали на полу, который обогревался снизу медленно горящими угольными жаровнями.
Молодые женщины сидели на коленях по обеим сторонам зала, их одежды были разложены веером на полу. Вероятно, они были придворными дамами или дочерями самых важных семей империи. При виде Марико женщины принялись перешептываться, их красивые кимоно зашуршали, пока они вытягивались, пытаясь разглядеть ее получше. Если бы Марико прищурилась, то комната перед ней напомнила бы настоящий изысканный сад, а женщины в кимоно цветы, покачивающиеся на легком ветерке: брызги розовых, пурпурных и бледно-зеленых лепестков, окрашенных в цвет нефрита, расположенные так, словно каждый цвет был подобран так, чтобы воплотить в жизнь картины, золотящиеся на стенах.
В противоположном конце зала на шелковой подушке на низком троне с деревянной спинкой, отлакированной так, что тиковое дерево, казалось, блестело изнутри, сидела изящная женщина.
Марико не смотрела в глаза ожидавшей ее статной фигуре. Скользнув к подножию небольшого возвышения, она с величайшей осторожностью встала на колени, засунув переднюю часть кимоно под колени, чтобы тонкий материал не морщился на бедрах. Шелест шелка по татами был похож на шепот обнаженного меча.
Она снова поклонилась, удерживая свой взгляд на полу, пока к ней не обратились.
Хаттори Марико, императрица говорила высоким тоном, почти девичьим в своей мелодичности. Добро пожаловать в Лотосовый павильон.
Вдохнув через нос, Марико подняла глаза.
Ее Императорское Величество Ямото Гэнмэй, императрица Ва, плавным движением поднялась на ноги, и теплая улыбка расплылась по ее лицу. Она казалась маленькой и изящной, утопающей в кимоно персикового цвета. Но между тем ее облик был властным, особенно для женщины, только что потерявшей мужа. Марико сначала думала, что застанет императрицу в трауре, но это оказалось не так. Она казалась решительной и расслабленной. Возможно, потому, что на одном дыхании императрица потеряла мужа, но также приобрела сына на троне.
Оказалось, что страх и грусть здесь не подойдут.
Марико скрыла удивление от неприкрытой доброты на лице императрицы. В конце концов, Марико была обручена с сыном любимой супруги почившего императора, а слухи о неприязни императрицы по отношению к той женщине были известны всей стране.
Для меня большая честь познакомиться с вами, моя госпожа. Марико придала своему голосу нежную мелодичность певчей птицы точно так же, как в ее воспоминаниях это делала Юми в присутствии тех, на кого майко хотела произвести впечатление.
И для меня большая честь познакомиться с будущей женой принца Райдэна. Императрица указала рукой на пустое место рядом с собой. Присоединишься ко мне за угощением?
Марико отвели на низкое возвышение, а шелковую подушку положили слева от императрицы. С помощью Сидзуко Марико опустилась на нее на колени, а слуги вынесли два небольших столика. На каждом были разложены различные закуски: круглые разноцветные дайфуку, окруженные съедобными цветами, которые выглядели очень заманчиво, миска замороженной хурмы, украшенная золотыми хлопьями, засахаренные бобы адзуки и крошечные квадратики паровых булочек пастельного оттенка. Сбоку в фарфоровой формочке лежало безупречно белое яйцо, все еще скрытое в скорлупе.