Наталья Гаврюшова
Иди иди иди
В жизни у каждого человека бывает так, как будто земля ушла из-под ног, как будто внезапно накатило цунами, как будто мир перестал быть твоим другом, твоей внешней опорой, твоим верным спутником счастья.
И в этот момент, кажется, что все, все закончилось. Впереди только тьма, страх, неизвестность, предел, потолок, душераздирающая пустота и ты голый, беззащитный, слепой, глухой, никому не нужный, даже себе
Сказать, что больно это ничего не сказать. Или сказать, что это все и ничего. Странное животное ощущение падения, до какого то твоего дна, вот до самого днища, которое только может существовать в мире. Ты хочешь кричать кричи не получается. Ты хочешь исчезнуть исчезни не можешь. Ты хочешь закрыться закройся не закрывается. Остро, тупо, иди, иди, иди куда нибудь. К себе, к другим, просто, иди иди иди
Мила влюбилась. Так бывает, причем часто очень даже внезапно. Жила себе такая самая обычная, красивая и очень умная женщина по имени Мила. С виду, вот ничего в принципе особенного, почти, как серенькая маленькая мышка, только с вооот таким хвостом. Все дело было именно в этом хвосте, который всегда, всегда заносил Милу не туда, куда надо. Мила была замужем, давно и безнадежно или долго и глубоко, как хотите. А это, как выяснятся в жизни, не очень все и просто. Даже проще иметь огромный мышиный хвост, которым все таки можно научиться управлять, но не своим сердцем.
..Что же делать? Как дальше жить? Как сделать так, чтобы оставить «все хорошо»? лихорадочно рассуждала Мила. Я так больше не могу! Или могу, но не хочу! Как я устала..Чего же я хочу?.. Я хочу прости идти идти идти
И Мила пошла, и казалось ей, что именно в это момент она способна обойти весь земной шар ни один раз, лишь бы только уйти от этого «что же я хочу»?..
Еще с детства Мила всегда знала, что она хочет, зачем и куда идет, а сейчас было далеко не детство, но к маме очень хотелось, вот это точно. Мила росла очень послушной, доброй, мягкой и очень способной девочкой ко всему. Ей нравилось петь, и она пела, ей хотелось танцевать, и она танцевала, ей желалось играть на пианино, и она играла. И вообще, ничего не было в ее жизни такого, что ей было не под силу. И Мила думала, что когда вырастет, то вообще знаменитой даже станет, так как быть собой это самая уникальная человеческая сила в любом возрасте.
Ах, как это прекрасно перебирать все клавиши на пианино! Неважно, с какого конца инструмента, это для музыкантов. У нас другое.. так медленно, медленно, слегка задерживаясь на их белых и черных тельцах, так нежно, аккуратно и ненавязчиво. И самое главное это не думать ни о чем! Идти идти идти
Вот и Мила снова шла, только куда не знала и была бы, как никогда рада тому, если бы ее серый мышиный хвост занес бы уже куда нибудь, да поскорее. Мила очень интересная женщина. У нее стройные длинные ноги и изящная шея. А еще, для своего не среднего роста у нее очень маленький размер ноги. Да.. тридцать пятый. А с таким размером ноги порою очень трудно устоять на земле, все время надо положение удобное выбирать. Чем Мила и занималась в последнее время. Пока была маленькой, то все было в порядке, то есть все хорошо, а потом начала расти, а ступни нет, и все. И с каждым годом Миле приходилось сложнее взращивать себя в себе. Особенно дался трудно переходный период из девочки в девушку. Все эти вторичные половые признаки, фу! Мила до сих пор это вспоминать не любит, так как это для нее очень болезненная тема. Причем всегда, с годами не ушло, а вот как то больше заострилось и приобрело более четкие контуры своего разочарования в том, что не случится больше пианино в ее жизни.
..Я люблю Женю! Он мой муж и отец наших двоих детей. Он хороший человек, заботливый супруг, верный товарищ, прекрасный любовник, надежный семьянин, рассуждала Мила. Но всегда, всегда малоинициативный! Никакой, черт возьми! Ведь фактически я его сама на себе женила! Фу! Как эти вторичные половые признаки почти! И без них нельзя и с ними не очень. А вот, Юра, это огонь! Очень самостоятельный, все может решить, всегда готов прийти на помощь. Очень инициативный и легкий на подъем молодой мужчина. Может, просто дело в молодом? Не унималась в мыслях Мила. Иди иди иди
Сегодня на душе у Милы глубокая осень, такая дождливая, тусклая и затяжная. А на дворе жаркая летняя пора и дышать практически нечем. А Миле и так дышать нечем, все как обожжено изнутри, больно. Даже при вдохе, когда грудь слегка поднимается, то впечатление, что камень сверху лежит и не убрать, как прирос. Мила вдруг очень сильно захотела мороженого, но не знала куда идти. Она сделала так, как делала обычно. Просто шла, а ее серенький мышиный хвостик заметал сразу следы за ней, как будто показывая ее хозяйке, что все назад пути нет.
На самом деле Мила где то там внутри знала, что вся эта ситуация с Женей и Юрой, неправильная, дурная, треугольная, постыдная, позорная. И там же внутри, она снова знала, что, да, так бывает, что да, никто не застрахован, что да, тридцать пятый размер ноги все портит, потому ка постоянно приходится делать необходимый выбор, чтобы не упасть в лужу. Как это надоело!
Милааа! Милка! Привет! услышала она струящийся голос своей подруги Лизы. Милка! Да остановись ты! настойчиво и даже почти обижено крикнуло Лиза. И Мила остановилась.
Лиза была подругой детства, и все несовершенство вхождения в женскую систему вторичных половых признаков они познавали вместе. И любимого «Фу!» становилось меньше, так как оно уже было одно на двоих.
Лиза была низкого роста, прямо мелкой и могла себе позволить любые каблуки. И размер ступней у нее тоже был весьма пропорциональный. Но зато волосы на голове носили характер пакли. Очень сильно вились, и ни дай бог, Лизе в пасмурную дождливую погоду пройтись, все, Анжела Дэвис! Лиза страдала по своему, каждый раз выпрямляя свои непослушные волосы всевозможными способами.
Мил, ну что это такое? Что ты вечно, как та лошадь скачешь? Не угнаться! Куда прешь опять?! и Лиза вытаращила на нее свои голубые глаза. Как бы в доказательство того, что это, как минимум беспредел в их с Милой женской дружбе.
Мила, как будто перепирая клавиши на пианино, очень медленно и неохотно на нее посмотрела, выдержав паузу, чтобы не сорваться и не понестись, еле еле ответила: Лиз, привет! Не до тебя!
Ни фига себе! парировала Лиза. Сволочь ты порой, Мила! Как вопросы между твоими мужиками решать, так Лиза, а как рассказать своей лучшей подруге, что происходит, так не до тебя! А может, я уже и не лучшая для тебя? А? Милка? Смотри, в какую ты знатную стерву превращаешься? и Лиза так надула свои губки, что только сам бог знает, сколько эта хрупкая женщина может воздуха в них надуть. И почти уже отвернулась, как вдруг почувствовала, что Мила очень нежно взяла ее за плечо.
Ну, Лиз, ну опять двадцать пять? Или триста двадцать пять? Ну что ты за женщина такая? Сразу ругаешься, то сволочь, то стерва знатная? Плохо мне, не видишь?! Мороженого хочу! выпалила на одном выдохе Мила.
И в этот момент Лиза четко знала, что трогать подругу нельзя, что надо во всем с ней соглашаться и поддерживать. А что, если сейчас в реку с моста прыгнет? Любовь же у нее на троих не разведенная, хвостик ее серенький мышиный занес. Идиотка! Мать вашу и мать нашу! Мила!! Ты мать все таки! Взрослая женщина! Не наигралась во вторичные половые признаки еще! Фу! Теперь только мороженое жрать осталось! Фу! Грубо! Есть, конечно! Да, да, мороженое,.. крутила в голове у себя Лизка. И тут же с присущим ей хамелеоньим потворствующим видом сказала: Пошли.
И они пошли. Иди иди иди простучало в голове у Лизы. Как в глубоком детстве без этих всех сложностей взрослой жизни. Господи! Что ей опять не так? думала Лиза. Мужик нормальный ведь Женька, но ведомый ею, разве это плохо? Любит ее, но так суховатенько, конечно, без избытка эмоций, но зато крепко, стабильно и надежно. Что еще надо? Не пьет, пускай курит, это чисто недостаток, деньги и все, что можно в дом несет, о детях, как заботится, ой, дура, баба, одним словом. Что с ней стало с Милочкой моей?.. И Лиза даже сама того не замечая стала всхлипывать. Ой, да как представила она себе, Милу несчастную, одинокую и себя с ней заодно такую же, и разрыдалась.
Мила не удивилась даже тому, что Лиза расплакалась, у нее всегда так. Сначала выпалит все, а потом еще и слезами догоняется. И вообще, если честно, то ей сейчас было не до подруги. Так плохо внутри, что не знаешь, что делать или не делать, а тут Лиза со своими соплями.
Лиза всегда была очень эмоциональной и не стеснялась этого, особенно, когда это «подростковое фу!» у нее было. Прямо, как в театре проживала все без остатка. И вот не болеет ведь почти, там раз в пять лет простудится серьезно и все. Но к мнениям людей высоко чувствительна и очень сопереживательна до такой степени, что слечь может от мыслей своих эмпатийных. Хвостика серого мышиного у Лизы нет, не вырос как то, а то, который в детстве был, так и тот отпал за ненадобностью. Лиза единственный ребенок в своей семье и присматривает за своей престарелой матерью, отца нет уже давно.
Лиза, ну, Лизочек, ты, как обычно. Соберись, сопелька, сколько можно? попыталась подбодрить подругу Мила.
Да отвали ты, Милка! Как представила нас с тобой старыми, убогими и никому не нужными, так чуть сердце из груди не выскочило. Ты же знаешь, что я женщина горячая, пожар и катастрофа в одном! Эмоционально неустойчивая, за тебя переживающая, нервная даже!
Сейчас будем мороженым охлаждаться. Пошли, моя красоточка! сказала ободряюще Мила и взяла под руку Лизу.
И тут же, как будто восставшая из пепла, Лиза с размазанными по всему лицу слезами и соплями, понимая, что сейчас именно тот момент, когда нужно спросить, живо поинтересовалась: А у тебя, что за пламя там, а Милааа? И сделала такие глаза, что можно удар сердечный схватить на месте, если не дашь ответа. А время, между прочим, ведет счет на секунды. И Мила, привыкшая к артистичным выходам Лизы, ответила ей: Лиз, отвали! Ну, правда! О! Вот и ларек, там точно будут холодильники и наше с тобой мороженое! Пошли скорее! И Лиза сдулась, как тот воздушный шарик, но еще немного все таки стараясь форму держать. А что, Лиза ведь подруга Милы и может себе позволить много чего. А вообще, нет, подруга ее и ее семьи или друг в юбке! Фу! Лучше подруга в платье для всех них.
Иди иди иди Вот ларек рядом ведь, а дойди надо еще. Прямо, как в отношениях: все идешь к какой то цели, потом раз, достиг, триумф, победа и снова в путь. А позже оказывается, что цель ведь не общая на двоих была, а только чьей то одной оказалось. Да уж!.. И конечно, тогда здесь приходит на помощь только мороженое потому, как обидно, что твой близкий человек не влез тебе в голову и не считал это, или ты этого не сделала. Мир необходим во всем и в договоренностях на берегу в первую очередь! Ротик открыли, проговорили и все. Но нет, не у всех эта опция работает, так бывает, что сбой, чинится долго, иногда не до конца, а вот с мороженым, всегда в работе без сбоев, базовые настройки просто.
Женя все таки, козел! неожиданно для себя подумала Мила. Хорошо устроился! Мила поднеси, убери, приласкай, накорми, жилеткой побудь, давай, не останавливайся, Мила, работай и двигайся. А ты где, Женяяя? Скотина ты все таки! Хоть и любимая! Вот если бы себя так не вел, то я бы на Юру и не посмотрела бы. Любимого тоже. Господи, помоги мне, пожалуйста, как же это трудно быть очень взрослой!
Миле почему то вспомнилось, с какими она усилиями преодолевала очередной свой подростковый кризис. Месячные такие болезненные, страшные, первые. Мила тогда думала, что умирает, хотя знала об их готовящемся наступлении больше, чем Лиза. Все энциклопедии хорошего девчачьего тона трубили про это. Причем, по научному, таким красивым и доступным языком. Но когда дело стало за практикой, то Мила решила, что это какой то конец света. Месячные были крайне неуютными, мокрыми и все время норовящимися предательски засветиться обществу. Это были трудные дни договоренностей с самой собой. Голова отказывала принимать, а тело с удовольствием откланивало реверансы женской природе. Милу все это жутко бесило, и она начинала вести себя так, как будто злой двигательный рок настиг клавиши на пианино и бедный инструмент независимо от себя выдавал не присущие ему звуки. Мила тогда просто орала молча на себя и немного громко на остальных, краснела, белела, злилась, извинялась, она же росла послушной девочкой. Зато потом, лежа под одеялом, Мила корила себя за все, потому что не знала за что именно надо, поэтому сразу за все. И ведь тогда, она четко для себя решила, что все, что касается ее личной жизни надо брать первой «на перехват», то есть развивать инициативу. Больше она не будет лохушкой, и доводить дело до того, как это произошло с природой ее женской. Поэтому, Женя, козел, потому что мужик! Фу! А месячные?.. А что месячные, в тридцать два ты практически не замечаешь. Бесит, правда, но они уже стали неотъемлемой и очень важной частью личной женской жизни. А вот, Юра, тоже козел, как не крути! Как месячные, к которым вроде готова, ожидаешь, контролируешь как будто, а они бац, изменили график посещения. Например, месяцев на девять. Дачем не козел Юра? Мила все думала и думала, а в голове отчетливо звучал внутренний голос: Иди иди иди
Милааа! Очнись! Мы пришли сказала Лиза. Я буду, как обычно! сказала Мила и для пущей убедительности взялась за ручку двери магазина, налегла, и они с грохотом ввались в ларек. Она ведь женщина инициативная, почему бы и да. Продавщица испуганно посмотрела на них, видимо решив, что утреннее солнышко уже конкретно прогрело головы этим двум приятным женщинам.
Два пломбира в стаканчике! отрапортовала Лиза.
Тогда в стаканчиках улыбнулась продавщица. Их же два пломбира и стаканчика тоже должно быть два, логично ведь? Или тогда, давайте я два пломбира вам в один стаканчик сделаю! И громко рассмеялась.