О, подходите ближе, девушка, улыбается мужик за столом. И вы, мужчина.
Спустя минут пятнадцать сумма выросла до тысячи, и я начинаю нервничать, потому что у меня в кармане чуть больше этой. Может, как-то уйти? Только я уже вроде как вовлечена во все это. Будет неудобно. Да и утюг, опять же, нужен. Но если я потрачу все деньги, что дала мама, то останусь без копейки. И ведь утюг-то нужен. И я могу, если что, у тети попросить. Но это еще более неловко.
Ты дура, что ли? раздается над моим ухом, и я вздрагиваю. Поворачиваюсь лицом к мужчине в костюме. Серьезный такой. Деловой. Я таких никогда и не видела. Это же разводилы. Сейчас оставят тебя без копейки.
Так он утюг продает, блею я.
Утюга у него в помине нет. Уходи отсюда. Давай.
А можно?
Можно. Иди.
Бросив взгляд на мужчину за столом, который уже покраснел от того, как распалился, я начинаю идти.
Эй, девушка! окликает меня бугай, стоящий возле стола. Так нельзя! Начала играть должна идти до конца.
Уходи, снова отправляет меня подошедший в костюме и поворачивается к бугаю. А ты скажи это мне, его голос звенит сталью.
Ну просто игра нарушается, тушуется тот.
Ваша игра и без нее пройдет успешно.
Мужчина стоит возле этой толпы, пока я не скрываюсь за поворотом. Бросив на него благодарный взгляд, сворачиваю и начинаю бежать так быстро, как только могу. Разводилы. Кто это? Блин, как жалко, что из-под носа ушел такой дешевый утюг. Но, когда этот мужчина подошел ко мне, стало еще страшнее. Как будто я ввязываюсь во что-то ужасное. Кстати, глаза у него такие темные, пронзительные, умные и добрые. Мне сначала даже немного не по себе было от его взгляда. А сейчас ловлю себя на том, что рядом с ним стало как-то спокойно.
Добегаю до остановки Ломоносова, перехожу улицу и пытаюсь восстановить сбитое дыхание, пока дожидаюсь новый автобус в обратном направлении. Сажусь в нужный и, как коршун, слежу за остановками. По дороге в столицу мне удалось немного вздремнуть, но все равно ощущение такое, будто в голове рой пчел поселился.
Выхожу на нужной остановке, пересаживаюсь наконец в тот самый автобус и еду почти до самого дома Лешиного брата. По дороге от остановки замечаю телеграф и захожу в него. Очередь из трех человек по понятным причинам двигается медленно. И мне бы поспешить к Ивану, но мама наверняка волнуется. Оплачиваю три минуты разговора и принимаюсь ждать. Из кабинок доносятся обрывки разговоров. Кто-то плачет, кто-то смеется, а я уже схожу с ума, все тело гудит от усталости и потребности бежать дальше.
Наконец подходит моя очередь, и я набираю номер, который уже выучила наизусть.
Теть Лена, зову, как только соседка снимает трубку. Теть Лена, это Люба Лаврова.
Любочка? Что-то случилось?
Ничего не случилось. Я в столице. Передайте, пожалуйста, маме, что со мной все хорошо.
Люба, может, позвать ее?
Нет, у меня очень мало времени. Просто скажите, что все хорошо, ладно?
Все передам, детка.
Спасибо. До свидания.
Не дожидаясь от нее прощания, выбегаю из кабинки и иду в сторону дома Ивана. Уже даже не иду, плетусь. Ноги ослабли, голова кружится от усталости и есть так хочется, что, кажется, желудок скоро начнет поглощать сам себя. Прохожу мимо группки девчонок, играющих в резинку во дворе многоэтажек, мимо мальчишек, гоняющих мяч в Квадрат, мимо больших растяжек с веревками, на которых сушится белье. Недалеко от дома овощной киоск, а рядом с ним стоит бабулька и продает пирожки. Я даже на расстоянии чувствую запах, от которого рот наполняется слюной, и все же прохожу мимо. Я и так слишком много времени потратила на то, чтобы доехать сюда.
Поднимаюсь на девятый этаж в дребезжащем лифте, стены которого исписаны неприличными словами вперемешку с признаниями в любви. Нужную дверь нахожу быстро. Только мой взгляд падает на цифры с номером квартиры, сердце снова разгоняется, пытаясь выпрыгнуть в горло. Нажимаю на дверной звонок, но никто не открывает. Звоню снова и снова, потом стучу, но глухо. Похоже, дома никого нет. Внутри меня зреет истерика. Я так долго и с такими приключениями добиралась сюда, что не застать Ивана дома это просто ужасно.
Еще немного потерзав дверной звонок, сажусь на ступеньки. Буду ждать, сколько понадобится. Только уже через пять минут желудок снова дает о себе знать громким урчанием, нарушая тишину в подъезде. Мое лицо заливается румянцем. А вдруг кто-то услышал это?
Вызываю лифт. Спущусь вниз, куплю себе пирожок и вернусь на свой пост. Надо будет, я тут всю ночь просижу, но дождусь Лешиного брата.
Глава 11
Люба?
Я поднимаю голову и смотрю мутным взглядом на Ивана, который стоит на лестничной площадке возле лифта. Даже не услышала, как он пришел. Тру глаза, а потом до меня доходит, кто передо мной, и я вскакиваю.
Ваня! хватаю его за руку. Вань, ты знаешь, где Леша?
Он тяжело вздыхает, а потом ведет меня к своей квартире. Отпирает дверь и впускает меня внутрь.
Заходи. Разувайся. Тебе, может, в туалет надо?
Надо, отвечаю еле слышно, заливаясь румянцем.
Вторая дверь справа. Давно ждешь?
С шести вечера.
Давно, вздыхает он, глянув на часы на запястье.
А который сейчас час? спрашиваю, открывая дверь в туалет.
Первый час ночи. Ну давай. Я буду на кухне. Чаю выпьешь? Ты, может, голодная?
Нет-нет, не беспокойся.
Скрываюсь в туалете, а, выйдя, топаю на шум в кухне. Ваня гремит посудой, на плите греется чайник. Старый, с потертыми боками эмалированный чайник. Красный в белый горошек. Такой же, как у нас с мамой.
Садись, Ваня кивает на табуретку и, как только я приземляюсь на нее, ставит передо мной тарелку с бутербродами.
Белый хлеб с сыром и докторской колбасой. Пахнет как самое изысканное блюдо. Вгрызаюсь в него, следя за тем, как Иван наливает нам чай. Ставит передо мной чашку и двигает ближе сахарницу без крышки с торчащей из нее чайной ложкой с налипшими слоями кристалликов сахара.
Вань, слышно что-то про Лешу? прожевав, спрашиваю я и смотрю, видимо, с такой надеждой, что он отводит взгляд.
Ничего, Люб. Мамка весь день в милиции. До сих пор там. Я тоже заезжал. Они делают вид, будто ищут, но мы же понимаем, что это вряд ли. И все равно надежда остается только на них.
Тарас сказал, что Леша кому-то там дорогу перешел. Может, к этим людям подъехать? Поговорить, расспросить. Если это правда, пусть хоть всхлипываю и давлюсь слезами. Пусть бы хоть тело отдали.
Люб, возможно, он еще живой.
Ты прав, вздыхаю я. А что случилось вообще?
Неизвестно. Тарас маме сказал, что Леша спутался с кем-то, занимался тут то ли рэкетом, то ли разводняком. Помешал кому-то, вот его и грохнули.
Он говорил, что сюда только на стройку ездит.
Ох, Люба, вздыхает Иван. Он со стройки уволился три месяца назад.
Как уволился? поднимаю на него взгляд и чувствую, как сердце пропускает удар. Он говорил мне
Мы же вместе на стройке работали. Он сказал, что нашел себе более прибыльное место и ушел. Как-то так. Подробностями не делился.
Вернув недоеденный бутерброд на тарелку, я прячу лицо в ладонях и начинаю плакать. Ваня пересаживается на табуретку рядом со мной и поглаживает по спине, пока моя очередная истерика не стихает. Мне очень обидно. И за ложь, которую мне говорил Леша, и за то, что у меня даже нет возможности обвинить его в этом!
Что же делать? спрашиваю хрипло, когда перестаю плакать.
Ничего мы пока не сделаем. Ты возвращайся домой. Если будут какие-то новости, я позвоню Тарасу, он передаст тебе.
Хорошо. Встаю с табуретки, и Иван встает рядом. Спасибо за все.
Я хочу уже выйти из кухни, как Ваня останавливает меня.
Ты куда?
Домой поеду.
Сейчас? Не выдумывай. Оставайся у меня на ночь, завтра поедешь.
Да где ж у тебя тут ночевать?
Я на полу посплю. Идем, покажу тебе диван. Там и белье свежее. Для мамы приготовил, но она уже вторую ночь в милиции ночует.
Вань, я не хочу тебя смущать. Я, может, к тете поеду.
Ночью ты туда будешь добираться слишком долго. Да и тетю переполошишь поздним появлением. Пойдем.
Удивительно, но я быстро засыпаю на скрипучем диване, пропахшем пылью. И даже храп Ивана меня практически не беспокоит. Сплю я крепко, только во сне вижу Лешу. То живого, улыбающегося, то мертвенно бледного, лежащего на промерзшей земле, щедро усыпанной желтой листвой. Хотя при чем тут она, учитывая, что сейчас лето? Сны мучительные, и утром я все равно просыпаюсь разбитая. Ваня еще спит, а я поднимаюсь, иду в ванную, быстро привожу себя в порядок. После этого аккуратно складываю постельное белье и тихо покидаю квартиру Ивана.
Спустившись, покупаю у той же бабульки два пирожка, в киоске бутылку Фиесты и, присев на лавочку возле детской площадки, съедаю весь свой нехитрый завтрак. Еще некоторое время раздумываю, ехать ли к тете, а потом решаю, что лучше всего будет отправиться домой.
Обратная дорогая оказывается еще более утомительной, чем путь в столицу. Тогда я рвалась, чтобы получить еще хоть какие-то крохи информации. Надеялась, что друзья просто не в курсе, а Леша припеваючи живет у брата. Теперь же, когда я точно знаю, что он пропал, весь мир кажется мне серым и унылым.
К счастью, когда я захожу в квартиру, мама на работе. Сбросив вещи, отправляюсь в душ, где быстро обмываюсь в холодной воде, потому что горячую уже отключили. Надо снова доставать тазики и ведра. Греть воду целый вечер, чтобы потом нормально помыться.
Свернувшись калачиком на своем диване, я тихо плачу, подвывая. Ощущение безнадеги то накрывает, то отступает. Я закрываю глаза, чтобы увидеть перед собой Лешу. Вспомнить каждую черту, каждую морщинку от улыбки. Его руки на моем теле, губы на моих и теплый взгляд лучистых глаз. Вдруг я больше никогда его не увижу? Не хочу забывать, каким он был.
А вечером приходит мама. Когда она заходит в комнату, я сажусь на диване.
Ну что?
Ничего, отвечаю сиплым голосом. Его мама дежурит в милиции. Брат говорит, что ничего не знает. Милиция вроде как ищет.