Да, за нами, в двадцати метрах, полнокровная рота мобиков.
Но мобики сидят, прижавшись к стенке окопа, обняв автомат, и на предложение нашего командира оказать нам содействие отводят глаза: «Это не наша задача. Мы должны удерживать позиции и всё. Мы здесь уже неделю. Мы устали. Нам сказали, придёт «шторм зет» и выбьет пидоров».
Ну, конечно, «Шторм Z» придёт и всё сделает.
Они говорят о нас как о каких-то супервоинах, способных творить чудеса.
А какие мы супервоины? Обычные уголовники, набранные с разных российских тюрем, с двухнедельной подготовкой.
Но считается так. Считается, что мы люди отчаянной жизни, отбитые на всю голову, одной духовитостью способны проламывать любое сопротивление. Эх, если бы
Командир наш машет рукой. Упрашивать бесполезно. Не пойдут. Не пойдут, хотя там, в этих «штанах», сидит человек десять, не больше. Можно их загасить. Там тоже не супервоины. Автоматы и один пулемёт. У нас «мухи», «шмель», РПГ, можно загасить, но не вчетвером.
Вчетвером мы садимся в оборону, и начинается долгий взаимный прострел серой зоны.
Мы с хохлами в одном окопе.
Пару дней назад они дерзко штурманули наш опорник, заняли его и, теперь вклинившись в нашу линию обороны, отсекли примерно километр наших окопов, уходящих туда, в сторону чёртова «очка Зеленского».
Мы сидим на углу девяностоградусного поворота, потом десять метров серой зоны, снова поворот, и там уже они.
Теперь и наша, и их задача простреливать серую зону так, чтобы никто не решился в неё сунуться.
Это надо делать постоянно.
Потому что если не делать этого, то они могут попробовать сюда сунуться, и если допустить их до поворота, хана не только нам, но и сидящим в обнимку с автоматами мобикам. Их просто перестреляют в траншее так, что они даже ничего не смогут сделать. Да они и не будут пытаться, они гуртом, топча друг друга, побегут, теряя оружие и снаряжение. Ведь именно так было два дня назад.
Хохлы тоже не хотят повторения нашего захода. Да, мы потеряли одного человека при разведке боем, но второй-то ушёл и унёс с собой крайне важную информацию: где они сидят, а где их нет. И оттуда, где их нет, можно достать их там, где они есть. Они это всё понимают, они знают, что, если русские сейчас вернутся со знанием их расположения, им будет тяжко, а скорее всего, им будет конец, потому что они сидят в нашем окопе и отходить им по нему некуда, только наружу, в чистое поле, и ломиться до своей лесополки[3].
Но они дотуда не добегут.
Если мы выкурим их наружу и займём позицию, подтянем пулемёт, то это всё. Никто никуда не добежит.
Мы и должны были так сделать.
Но всемером. При самом трагичном для нас раскладе впятером. Но вчетвером нам уже не справиться.
Вчетвером, в принципе, мы уже можем запрашивать разрешение на отход. Но, во-первых, нам этого никто не даст, а во-вторых, нельзя этого делать.
Уйти сейчас, расшевелив это осиное гнездо и вытянув их сюда, на свой угол, это значит сдать ещё километр наших окопов. Мобики не удержат.
Поэтому мы остаёмся и начинаем простреливать серую зону.
Про штурм уже речи нет, как я сказал. Просто не дать им сюда зайти, большего мы не сделаем.
Наша проблема в том, что, обозначив своё присутствие здесь, мы, соответственно, и вызываем на себя их огонь.
Нас пытаются выковырять с этого угла миномётом, АГСом, именно здесь я впервые знакомлюсь с FPV-дронами и переживаю их атаки.
Идут долгие, томительные часы.
Мы сменяем друг друга на углу, и пока один стреляет, второй заполняет магазины. Бэка расходуется как на полигоне.
Я даже в этих условиях не могу преодолеть свою природную скупость. Я экономлю. Я стреляю по большей части одиночными и изредка щёлкаю предохранитель на короткие очереди. Три очереди по три патрона. Несколько раз одиночными. Мои товарищи стреляют как в Берлине 45-го, только гильзы звенят.
Периодически старший группы простреливает сектор из пулемёта, сразу по пол-ленты. Иногда кидаем в их сторону гранаты.
К нам, осмелев, подтягивается группа поддержки из числа мобиков. Тусуются где-то вдали, на безопасном расстоянии, но постепенно осваиваются и откуда-то оттуда по-сомалийски, из-за бруствера окопа, постреливают куда-то в сторону Киева. Ну ладно, Бог с ним. Без вреда, и то вперёд.
Жара. Очень хочется пить. С водой у нас беда. Зато есть повод подарить мобикам ощущение значимости и причастности к великому сражению.
За водой для нас они убегают охотно и даже, как мне показалось, с радостью. Носить нам воду, патроны и даже отдать свои сухпайки они готовы.
Попив, я ничтоже сумняшеся беру и сухпай. Как бы там ни было, но есть надо.
В самый разгар трапезы в бруствер над моей головой прилетает граната с АГС, меня осыпает несколькими килограммами земли, в земле и чудеснейшие тефтели из сухпая.
Досадно
Меж тем, как пишут мастера литературного жанра, смеркалось.
Командование, естественно, с самого утра знает о состоянии нашей группы, о пятисотых и о двухсотом. То, что задача не выполнена и не может быть выполнена. То, что задачу минимум мы выполнили, не допустив проникновения противника на свой участок в светлое время суток (а в тёмное время они и не полезут). Мы наконец-то получаем разрешение на отход.
Отход это тоже непростая задача.
Некоторые блиндажи, через которые мы шли на точку днём, к вечеру уже разрушены артогнём противника. Местами мы продираемся через их руины, где-то прямо по трупам своих же солдат, местами приходится вылезать на поверхность и обегать их, рискуя словить пулю от снайпера.
Мобики провожают нас негодованием и упреками: «Вы что, бросаете нас? Уходите?»
Я испытываю испанский стыд, когда такое мне, щуплому очкарику, говорит дядя весом сто килограммов с рожей втроём не обсеришь, и ещё его гневный голос срывается на фальцет.
В вотсапе есть хороший смайлик: тётенька рукой лицо закрывает. Вот примерно так я бы охарактеризовал свои ощущения.
Выходим. Уже темно. Надо перебежать горелое поле и укрыться в спасительной лесополке. Прямо надо бежать. Если дрон-камикадзе застукает на открытом пространстве, кто-то из нас тут останется по запчастям.
Слава Богу, перебежали, укрылись среди деревьев, дальше можно идти быстрым шагом, с интервалом пять-шесть метров.
Уходя в лес, я оглядываюсь на ленту окопов за спиной.
Где-то там, вдали, затаилось зловещее «очко Зеленского».
Где-то там, на подступах к нему, сжимая в окоченевшей руке автомат, лежит мой товарищ, неплохой в принципе, хотя и непутёвый по жизни, шебутной и какой-то «всё у него через жопу» парень.
Мы спустились в окопы впятером, а уходим вчетвером.
В моей жизни это в первый раз, но, к сожалению, не последний.
«Очко Зеленского» ещё соберёт свою кровавую жатву.
Мне ещё доведётся столкнуться с ним, и предыдущая моя история, с ночью в заброшенном домике, она тоже в основе своей имеет поход на «очко Зеленского», только уже не пешком, через окопы, а на броне БТРа
Но это, как говорит Леонид Каневский, «уже совсем» Ну, вы поняли.
Но знакомство моё с «очком Зеленского» состоялось именно так.
IV
когда старший группы озвучил задачу, у меня стали ватными ноги, в животе возник противный липкий холод, а дыхание перехватило так, что я даже не мог сглотнуть.
Страх абсолютно нормальная реакция человека на любое рискованное мероприятие, в котором ему предстоит принимать участие.
Но есть страх в пределах нормы, в рамках задачи, которую ты сам определяешь как посильную, а есть страх, возникающий перед препятствием, преодоление которого ты считаешь за пределами своих сил, за гранью возможного.
Задача заключалась в том, чтобы силами двух групп на броне БТР прорваться прямо к окопам противника, десантироваться с брони прямо к ним и произвести зачистку траншей на определённом участке. По мере выполнения задачи должна была подойти третья группа, а после закрепления на участке подразделение регулярной армии.
Наша группа должна была идти первой, за нами, с большим отрывом, вторая. Третья стояла на фоксе и ждала нашего сигнала, что работа на первом этапе сделана.
Разумеется, речь шла о нашем горячо любимом «очке».
Сама по себе идея нестись куда-то по голому полю верхом на броне меня уже огорчила. Тут уже само по себе вырисовывалось нетривиальное задание. БТР не может пройти столь значительный участок незамеченным. Значит, по нему будут стрелять задолго до выхода на позицию. И дай Бог, если будут стрелять из стволки, а могут и заптурить. Да и стволка несёт мало хорошего: попасть в быстро едущий БТР не так просто, но скосить пехоту на его броне осколками вполне реально. А ехать внутри нельзя: план операции не оставляет времени на то, чтобы закрыть боковые люки, а с откинутым трапом БТР при отходе может зацепиться за деревья в лесополосе, на скорости это очень аварийно. Так, во всяком случае, объяснил нам экипаж бронемашины. Поэтому только сверху, как в Чечне.
Ладно. Предположим, мы проскочили, высадились, вломились в окоп и заняли какую-то его часть.
А если что-то происходит со вторым БТР? Если он не доезжает и вторая группа не приходит нам в помощь? Тогда срок нашей жизни исчисляется сроком расхода боекомплекта. Вломиться в окоп к хохлам мы, скорее всего, вломимся. Но выйти оттуда, если что-то пойдёт не так, мы уже не выйдем. Плана Б в схеме нет.
Дальше. Вломились мы в окоп, заняли свой сектор. Подошла вторая группа. Но, предположим, происходит что-то с третьей. А вероятность, что третий БТР подобьют по дороге, после того кипеша, какой мы там наведём у хохлов, стремится к 99 %. Мы, может, и проскочим. Каким-то неслыханным чудом проскочит вторая машина. Но на что они рассчитывают, посылая третью? Когда её уже будут ждать вся их артиллерия, танки, которые тут есть, птурщики и т. д. Это так и осталось для меня загадкой.
Но, предположим, прорвалась и третья. И вот вся наша зондеркоманда в окопах, все сектора зачищены, противник уничтожен или выгнан из траншей, и по нам начинает работать украинская артиллерия. А она начнёт работать, безусловно. И в этих условиях командир регулярного подразделения принимает решение своих людей на участок не заводить. А он именно такое решение и примет.
И что тогда? На сколько нас тут хватит? Час? Три часа? Двенадцать? Сутки.
Отойти, повторюсь, мы не сможем. Нас не случайно десантируют с техники, такой способ доставки обусловлен тем, что пешая группа до окопов не доберётся. Там не подойти. А раз не подойти, то, значит, и не уйти.
Поэтому любая хрень в схеме (а мой жизненный опыт гласит, что если в схеме есть херня, то херня обязательно произойдет) оставляет нам только один исход героически погибнуть в окопах противника.
Хоть что-то, хоть где-то идёт не так, и нам конец.
Примечания
1
Невывозимый непреодолимый жаргонное тюремное (здесь и далее примеч. автора)
2
«Штаны» разветвление в окопе
3
Лесополка здесь и далее лесополоса