Гуго Сен-Викторского и, не исключено, «Теологию» Петра Абеляра30. Здесь он берет на вооружение принцип разделения, на котором основаны богословские труды Абеляра и его школы, и идею, также выраженную Гюго Сен-Викторским, в которой он замечает:
«В этом полностью заключена вся сумма человеческого спасения. Ибо тот, кто принимает таинства, имеет веру и упорствует в любви, непременно станет причастником вечного спасения».31 Общее представление теологии, ориентированное таким образом, должно быть реализовано не в путаном и беспорядочном, а в систематическом порядке, поскольку содержание ветхозаветного откровения сначала представляется как отправная точка теологической системы из-за его фундаментального значения для богослужения и его образцового значения для Нового Завета32. Наш схоластик больше склоняется к внутренней структуре и расположению, основанному на фактических соображениях; он не испытывает особого энтузиазма по поводу внешнего деления, которое аккуратно помещает обзор главы в начало нового раздела. Если он и не избегает этого внешнего шаблона, то не разум, а мода писать33. Более подробно он обосновывает свою позицию, говоря, что эти внешние разделения, особенно в библейских книгах, основаны на большом количестве немотивированного субъективизма, и что отцы, Августин, Кассиодор и другие, не дают таких заголовков и оглавлений, не подвергая себя, таким образом, обоснованному упреку. Однако, поскольку привычка делать такие внешние разделения уже устоялась и приобрела определенный авторитет, он хочет уступить власти этой привычки и разделить свой труд на книги и главы, снабдив их заголовками. Деление на sacramenta veteris testamenti et novi является руководящим принципом для организации основных разделов или книг. Таким образом, работа разделена на две книги. Первая книга, посвященная sacramenta veteris testamenti, начинается с трактата о сотворении мира и доходит до учения о воплощении.
Во второй книге рассматривается sacramenta novi testamenti с доктриной воплощения в качестве отправной точки и эсхатологией в качестве заключения. За этим наброском контура всей работы сразу же следует обзор глав первой части первой книги.
Эти систематические ориентиры, изложенные во введении, Роберт держал в уме при работе над всей работой, не будучи, однако, педантичным и мелочным в своем подходе. Основное деление, заданное точкой зрения sacramenta veteris et novi testamenti, сочетается с основным делением, разработанным автором самостоятельно.
Это Principalis enumeratio охватывает пять основных вопросов: зачем был создан человек, как он был создан и изначально наделен, как он впал в грех, каким образом он был восстановлен.34 Он возвращается к этим широко разбросанным основаниям для деления в начале новых разделов, чтобы оправдать себя за сделанные отступления и напомнить контекст развития мысли.
Это также отражает его стремление не нарушать ordo enumerationis.35
Если мы теперь возьмем за образец Брюггскую рукопись и кратко изложим систему этих афоризмов, то на первом месте окажется введение (fol. l-8), чье выдающееся значение для истории схоластического метода вскоре займет нас более пристально. Первая часть первой книги обе книги делятся на части состоит из 30 глав (fol. 8 20), в 18 из которых рассматриваются вопросы библейского введения в иногда весьма интересных объяснениях36. 18-я глава, которая уже своим названием «De differentia operis conditionis et reparationis» раскрывает вдохновение Гуго Сен-Викторского, образует переход к трактату о Гексамероне, которому посвящена остальная часть первой части. Вторая часть (лл. 2025), состоящая всего из девяти глав, посвящена причине творения и, после замечательных общих рассуждений о метафизике причин, излагает доктрину Троицы.37 33 главы третьей части (fol. 2536), 28 глав четвертой части (fol. 3643), 59 глав пятой части (fol. 4357) и 52 главы шестой части (fol. 5768) также посвящены исключительно доктрине Троицы. Трактат об отношениях между древними философами и догматом о Троице напоминает Абэлард38. Эти обширные исследования доктрины Троицы свидетельствуют о высоком уровне спекулятивного таланта и диалектической остроты и подготовки, которая в некоторых местах характеризуется также тонкостью. Парс 7 (fol. 6884) содержит 73 главы о силе, мудрости и благости Бога3. Божественная мудрость в ее различных проявлениях и обозначениях составляет особенность восьмой части (fol. 84 101), которая делится на 117 глав39. 102 главы парс нона (fol. 101119) посвящены учению о Божьей воле40. Десятая часть (fol. 119133) в 94 главах продолжает учение об атрибутах Бога (неизменности, вездесущности и вечности) и, в частности, приводит заслуживающие внимания для того времени рассуждения о времени и вечнгости.41 С одиннадцатой частью (fol. 133162) Роберт Мелунский покидает область спекулятивных теорий о Боге и вечности.
Троицы и предлагает необычайно подробное учение об ангелах в 219 главах. Со следующей части наш схоластик приступает к рассмотрению второго главного пункта своего enumeratio principalis: «Qualis homo factus sit», и дает учение о природе человека, состоящее из 194 глав (fol. 162185), которое должно представлять немалый интерес для познания метафизической психологии XII века42. Следующая часть обозначена как «prima pars secunde partis principalis enumerationis» в Инсбрукской и Брюггской рукописях и содержит 122 главы о том, какой была бы жизнь человека, если бы он не согрешил (fol. 185199). Затем следует «Вторая часть главной части» (secunda pars secunde partis principalis enumerationis), представляющая собой полное изложение учения о суде над первыми родителями, их искушении и грехопадении человека с его последствиями в 337 главах (fol. 199239). Заголовки глав в этой части отсутствуют. Остались только цифры на полях, указывающие на порядок глав. Далее следуют еще две части, завершающие учение о sacramenta veteris testamenti, в одной из которых в 162 главах рассматривается первородный грех, а в другой lex vetus в его соотношении с lex nova в 115 главах. Это позволяет перейти ко второй основной теме догматики Роберта трактовке opus reparationis, которая должна была включать в себя учение о Воплощении, учение о таинствах и эсхатологию. Учение о Воплощении 43начинается на листе 272, поскольку Новый Завет начинается с тайны Воплощения. Учение о таинствах также объявляется во вступительных словах к учению о Воплощении.
Брюггская рукопись содержит еще 196 глав христологического и сотериологического содержания и обрывается перед концом учения о Воплощении.
c) Вера и знание.
В начале своего учения о Троице Роберт фон Мелун обсуждает принципиальные отношения между верой и знанием. В самом начале этих рассуждений он подчеркивает интеллектуалистический и моральный аспект веры. Вера не является ни слепой, ни чем-то несвободным и принудительным. Вера невозможна без использования способности мыслить и человеческой свободы. Что касается функций мышления и знания, которые связаны с верой, то он прежде всего утверждает следующее: есть знание, рациональное понимание, к которому ведет вера, но которое не ведет к вере. Но есть также знание, понимание, которое ведет к вере и без которого вера абсолютно невозможна. Это последнее знание понимание, правильное понимание слов, с помощью которых провозглашается и преподается вера.
Далее Роберт Мелунский выделяет три вида intelligentia, три вида знания в отношении сверхъестественной истины. Первое это intelligentia verborum, правильное понимание слов, с помощью которых нам преподносится истина веры. Второе знание intelligentia rei et speciei, реализация этих сверхъестественных истин в небесном блаженстве. Это знание отменяет веру. Мы видим на небесах то, во что верим здесь, на земле. Третья форма знания это озаренное верой проникновение разума в содержание откровения, которое характеризуется предложением «Crede et intelliges» и возможно здесь и сейчас. Это знание достигается через веру. Вера причина более глубокого проникновения в сверхъестественные тайны. Эта intelligentia, эта третья форма рационального постижения истин веры, есть не что иное, как наука, основанная на вере, которая дает нам достаточный навык и способность излагать истины веры и отвечать на них другим. Этими словами, которые перекликаются с начальными словами «Summa sententiarum», приписываемой Гуго Сен-Викторскому44, Роберт Мелунский дает определение спекулятивной, схоластической теологии.
После этого тройного деления intelligentia наш схоластик еще раз подчеркивает интеллектуалистический характер веры. Сама вера, акт веры это просвещение разума, которое рассеивает невежество. Не может быть веры без признания того, во что верят. То, что никак не признается, никогда не может быть верой45. В этих рассуждениях о вере и знании Роберт Мелунский следует за ходом мыслей Августина и Ансельма Кентерберийского, составляющих рабочую программу «Credo, ut intelligam». В своем подчеркивании интеллектуалистического характера веры и акценте на понимании содержания акта веры объяснения Робера напоминают Гюго Сен-Викторского, но идут дальше Гуго в плане более точного определения точки зрения.
d) Внешняя техника.
Мы можем очень кратко рассказать о внешней технике, использованной Робертом Мелунским в отдельных подробных анализах его «Сентенций», поскольку анализ его «Пролога» сразу же прольет на это достаточно света. Нам не нужно кропотливо выводить методы и принципы работы этого схоласта из его сочинений; напротив, нам повезло, что из-под его пера вышли исчерпывающие высказывания принципиального и критического характера о научной работе.
Метод работы и изложения в «Сентенциях» Роберта это метод мыслителя, который углубляется и хочет проверить свою мыслительную энергию именно в трактовке и освещении сложных проблем. Вся работа основана, как он сам иногда выражается, на намерении осветить более темные и трудные места Священного Писания и приблизить их к пониманию даже среднего богослова46. Он хочет, насколько это возможно, донести до читателя определенные мысли и устранить любые сомнения и возражения, которые могут возникнуть47. Для этого он разбивает большие темы и главные вопросы на более мелкие разделы и вопросы и старается прояснить истинный смысл сложных предложений и изречений, исследуя их как можно полнее. Он не успокаивается, пока, например, не придет к ясному пониманию смысла павловского предложения «Deus vult omnes homines salvos fieri» (1 Тим 2:4).48 В таких подробных анализах он также учитывает современные решения и часто выдает нелестные предикаты49.
Наш схоластик обильно использует диалектику, прежде всего логику языка, хотя и остерегается излишеств и подчеркивает, что предложения диалектиков не могут претендовать на безусловную обоснованность в богословской области.50 При решении вопросов мы везде сталкиваемся с методической процедурой. Дистинкция (distinctio) лежит в основе удовлетворительного решения (solutio).51 Такое решение часто ищут для quaestio, которая также проливает свет на ряд других вопросов52. Внешняя техника, использованная Робертом Мелунским, повсюду обнаруживает влияние метода диспута, который был усовершенствован открытием всего «Органона».
В использовании auctoritas наш богослов везде сочетает благоразумную независимость с искренней оценкой достижений Отцов. Он высоко чтит Августина, этого «lumen ecclesie de tenebris gentium ad fidem vocatum».53 Он также с благодарностью отзывается о трудах Боэция: «viri in philosophia perfectissimi atque in fide catholica probatissimi». 54Даже то, что языческая философия переработала в плане истины, может быть поставлено на службу теологии55. Платон цитирует «summus in philosophia philosophorum Plato in suo illo excellentissimo opere Timeo.56 Однако переоценка языческой философии также подвергается критике57.
Это лишь несколько штрихов о научном подходе и принципах работы Роберта. Пролог к «Сентенциям Роберта» даст нам полную картину.
e) Критика современных методологических тенденций в прологе к «Сентенциям Роберта» (Cod. Brug. 191).
Некоторые ученые имеют обыкновение уделять слишком много внимания детальным исследованиям и, чрезмерно зацикливаясь на отдельных вопросах, терять из виду точку зрения систематического обзора и обобщения. Другие попадают в противоположную ловушку и сосредотачиваются исключительно на summa, то есть обобщающем, резюмирующем знании, полностью игнорируя тщательное специальное исследование. Такие поверхностные обобщения не приведут к созданию надежной системы. Ведь что такое сумма в ее истинной природе, как не сжатое изложение результатов специализированных исследований? При отсутствии ясности и неопределенности в отдельных вопросах невозможно создать полезное общее представление. Такая форма компилятивного знания, не тронутая детальным знанием, не заслуживает названия точности; это лишь иллюзия краткости. Такая краткость гораздо хуже многословия. Даже если такое сжатое изложение избегает ошибки отвлечения на второстепенные вопросы, оно лишает ум любви к науке и наполняет его неясными идеями, которые мешают восхождению к более глубоким исследованиям. Ум сковывается, путь к самостоятельным, более глубоким размышлениям преграждается. В итоге безделье, полное угасание научного чувства и научной инициативы58.
Вторая научная болезнь нашего времени, о которой Роберт фон Мелун говорит очень серьезно, почти с горечью, это детское, шаблонное пересказывание и воспроизведение глосс к Священному Писанию, пренебрегающее самостоятельным погружением в более глубокий мир мысли об откровении. Эта поверхностная популярная процедура соответствует интеллектуальному уровню тех, кто представляет лишь листки, а не плоды богословской мысли, и совсем не удовлетворяет научные потребности продвинутых студентов. Как при физическом питании необходимо проводить различие между нежным возрастом ребенка и полной силой и зрелостью взрослого, так и при преподавании с педагогическим тактом необходимо проводить различие между продвинутыми и стремящимися вперед, а также новичками и начинающими. Последним не следует предлагать трудные задачи, тяжесть которых скорее сокрушит ум, чем даст ему научный стимул. И наоборот, продвинутым студентам не следует преподносить поверхностные и неглубокие доктрины, поскольку это исключит более глубокое и основательное знакомство с трудными научными вопросами и прозрениями.
Теперь наш схоластик рисует довольно мрачную картину этого поверхностного способа преподавания. Он жалуется, что мы день и ночь занимаемся очень поверхностными истинами и банальными вопросами.