Живите, что с вами поделаешь. Но только уговор, Леший поднял палец, беззакония в лесу не творить! На зайцев можете охотиться, на куропаток и на всех прочих, на кого лисы охотятся, согласно природе своей. Но людей не трогайте!
И браконьеров? вскинулся Рыжун.
Леший с досадой крякнул. Браконьеры были его постоянной головной болью. Тайга хоть и заповедная, но большая, за всеми не уследишь. Случалось, что и капканы ставили, и зверьё летом стреляли, забавы ради. Родители Рыжуна так погибли. Если хули-цзин приструнит людишек, которые без стыда и совести живут, всем польза будет.
Браконьеров можно. Но больше никого! И не колдуйте мне тут напропалую, лесу это не на пользу.
Благодарность переполняет моё сердце весенним половодьем! Хуан прижал лапы к груди. Клянусь полной луной и своими хвостами, о великодушный Хранитель, тебе не придётся пожалеть о своём решении!
Леший с сомнением хмыкнул. Веры иноземному оборотню у него не было ни на воробьиный нос. С другой стороны, Рыжун вот он, живой и здоровый. Превращаться научился. И по всему видать, учитель его не угнетает. Скорее уж, наоборот.
***
А ведь я на тебя плохо подумал, признался Леший вечером, когда показывал гостю свои владения. Намаявшийся Рыжун, которого учитель заставил облагораживать выделенную им старую медвежью берлогу, уснул на незаконченной циновке, укрывшись хвостами. Тогда, осенью, я следом за вами отправился, но не догнал. Зато увидел кое-что
Понимаю. Хуан сочувственно покивал. Тебе попалась на глаза добыча мафу, горного духа, похожего обличьем на тигра. Не знаю, чем ему не угодил тот бедолага-лис, но зрелище и впрямь было отвратительное. А ты решил, что это растерзанный мною Рыжун?
Прости. Не следовало винить, не разобравшись.
О, признаться, у меня и правда была идея поглотить силу чудесной сливы вместе с тем, кто её съел.
Отчего же передумал? Дао убивать не велит?
Всё не так просто. Великое Дао это не бог. Это скажем так, путь. А путь лиса это путь хищника. Путь хитрости и обмана. Бай Хуан посмотрел на Лешего без своей обычной улыбки. Всему живому надлежит следовать своему предназначению. Но мои намерения изменились, когда вы с Рыжуном спасли мне жизнь. Знаю, о хули-цзин ходят нехорошие слухи, однако в чёрной неблагодарности нас никто не обвинит.
Ты поэтому не выдал Рыжуна?
Защищать ученика долг учителя. Я бы не выдал его в любом случае. К тому же, в итоге всё сложилось не худшим образом. Давно мечтал пожить в дикой природе. Бай Хуан сорвал цветок перелеска, понюхал и заправил за ухо. Восхитительное место! Здесь чувствуешь себя по-настоящему живым и молодеешь с каждым вдохом.
Кстати, спохватился Леший, а почему Рыжун мальчишкой стал? Ведь по лисьим меркам он уже взрослый.
Зато по меркам хули-цзин сущий младенец. В результате получилось нечто среднее. Признаться, для меня это оказалось не слишком приятным сюрпризом. Совершенно не умею обращаться с детьми.
Ничего, Леший похлопал его по плечу, обучишься. Ты как, жениться не собираешься?
Что ты! отшатнулся Хуан. Не собирался прежде и, тем более, не собираюсь теперь. Кому нужен бездомный изгнанник с непослушным учеником на шее?
Не скажи. Леший прислушался к шорохам в кустах. Ты из себя видный, так что желающие найдутся. Но держи ухо востро, особенно с девицами-мухоморами.
О, я наслышан о их несказанных прелестях! оживился Бай Хуан. Будет ли мне оказана честь познакомиться с этими прекрасными феями?
В кустах захихикали.
Познакомлю при случае. Леший про себя усмехнулся. Если девицы-мухоморы всерьёз возьмутся за оборотня, у того уже не хватит сил на другие проказы. А насчёт Рыжуна обращайся в любое время, я его приструню. Не то он тебе, того и гляди, на голову сядет.
Бай Хуан переливчато рассмеялся. Скорее всего, он сообразил, что Леший намерен больше приглядывать за учителем, чем за учеником, но ничем не выказал недовольства. «Глядишь, и поладим», с осторожным оптимизмом подумал Леший.
Словно угадав его мысли, хули-цзин отцепил от пояса тыкву-горлянку, заткнутую деревянной пробкой, и встряхнул. Внутри забулькало.
Предлагаю скрепить наш договор глотком доброго рисового вина.
Один глоток это маловато будет. Леший прикинул, сколько у него осталось припасов, и решил, что на пирушку для двоих хватит. Пошли, у меня в берлоге непочатый бочонок медовухи припрятан.
Медовое вино? Бай Хуан восхищённо цокнул языком. О, это воистину небесное наслаждение! Как сказал поэт: «Жбан приоткрыв, лью-разливаю по чаркам яшмовый сок, жёлтого золота жир»1.
Жир? переспросил Леший. Кто же мёд с жиром смешивает? Разве что для лекарских надобностей.
Это поэтическое иносказание.
А, ну да Леший покивал с глубокомысленным видом, хотя так и не смог представить себе сок, выжатый из яшмы.
Перед своей берлогой он замешкался, сообразив, что не удосужился прибраться после спячки, даже не проветрил, бросил всё, как есть, провонявшее и отсыревшее.
Ты это здесь подожди. Леший обмахнул рукавом плоский валун у входа, специально сюда прикаченный прошлым летом, когда Болотник повадился в гости захаживать, в зернь играть. Чем спёртым воздухом дышать, лучше на крыльце повечеряем.
Он нырнул в берлогу, прикрыв за собой дверь из заговорённого дёрна. Вытащил из ниши в стене бочонок медовухи, надёжно заклятый от порчи, и туесок с орехами. Прихватил было стаканы из бересты, но бросил потемнели, покоробились. Лучше новые свернуть.
Чем богаты начал Леший, плечом открывая дверь, и осёкся.
Валун исчез под зелёной, в тон халату хули-цзин, скатертью. А на скатерти стояло серебряное блюдо с чем-то белёсым. Не то густой творог, не то рыхлый сыр.
Гость взял на себя смелость помочь хозяину. Хули-цзин с улыбкой достал из широкого рукава две фарфоровые чаши с узором из синих драконов и золотых птиц. Весна в лесу голодное время, а мне не сложно достать угощение там, где всего вдоволь.
Достать или украсть? Леший принюхался к непонятной еде. В нос шибануло тухлятиной так, что даже слёзы на глазах выступили. Что это?!
Это называется тофу, хули-цзин облизнулся, соевый творог.
Да не может творог так вонять!
О, это особый вонючий тофу. Редкостный деликатес! Чтобы добиться такого благоухания, творог длительное время выдерживают в рассоле из протухшего соевого молока. Чувствуешь, как многообразен и сложен аромат? Бай Хуан с наслаждением потянул носом воздух. Настоящая поэма. Навевает воспоминания
О деревенском отхожем месте в жаркий летний полдень! прогнусавил Леший. У него уже не только слёзы текли, но и сопли.
Отрадно слышать слова истинного ценителя! просиял хули-цзин. Улавливает ли тонко чувствующий Хранитель нотки тухлых носков и сточных вод?
Убери! рыкнул Леший. Иначе себя самого вылавливать будешь из сточных вод.
Бай Хуан поджал губы, но без дальнейших споров сунул блюдо в рукав, где оно бесследно исчезло. Вместо тофу хули-цзин извлёк из рукава серебряный чайник и вылил в него вино из тыквы-горлянки. Над носиком чайника закурился пар.
Леший хотел сказать, что не след мешать медовуху с рисовым вином, тем более, с подогретым, но промолчал. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А узнать побольше о замыслах хули-цзин не помешает.
Начали они с медовухи. Бай Хуан смаковал золотистый напиток, закатывая глаза и причмокивая от удовольствия. Пил он наравне с Лешим, но признаков опьянения не выказывал. Нараспев цитировал стихотворные строки, которые, на слух Лешего, и на стихи-то не походили, восхищался красотой сон-травы, густо растущей возле берлоги. Потом вдруг умолк и погрустнел. Только когда бочонок опустел, а по чашам разлили тёплое вино из чайника, язык у Бай Хуана снова развязался.
Жизнь прекрасна, со вздохом произнёс он, только трещина протянулась поперёк неба. Как солнцу и луне перейти?
Опять иносказание поэтическое? осторожно уточнил Леший.
Почти. Так у нас говорят о трудных временах. Бай Хуан заглянул в чайник и вытряхнул из него последние капли в свою чашу. Камень лежит на моей душе, и где взять столько вина, чтобы растопить его?
Хуан попытался затолкать чайник в рукав халата, но промахнулся.
Тебе уже хватит, Леший отобрал у него чайник. Цело твоё небо, нет на нём никакой трещины, сам посмотри. И нечего грустить. Жив, здоров, голова и хвосты на месте, вот что главное, Ваня. Остальное приложится.
Прости, что поправляю, но моё имя Хуан.
Примечания
1
Бай Хуан цитирует стихи Бо Цзюй-и (772-846 гг.), великого китайского поэта эпохи Тан. Перевод В.М. Алексеева.