Совсем не с отпускным настроением вышел он из автосервиса: было такое чувство, словно завтра на работу. Может, это от того, что он устал, не закончил работу, не собрал коробку передач. Да и с отпуском вышло все как-то скоропостижно: он не готов был к нему, но все равно приятно было сознавать, что после выходных не надо рано вставать и в то же время было как-то не по себе, что в понедельник не на работу.
На работу он вставал в 6 часов и всю смену зевал, в отпуске отсыпался, вставал в 8 часов, ходил за грибами, ягодами, отремонтировал парник: проводил дни в свое удовольствие, с пользой; никто не стоял над душой со срочной работой. Воздух в лесу свежий. И погода была хорошая. Тепло.
Незаметно дни складывались в недели, и вот уже через неделю на работу. На прошлой неделе он ездил с женой в Серов к сестре на три дня.
Через неделю на работу. Но как без работы? Года три прошло, а может больше, он отказался разгружать машину с битумом, работа якобы не по специальности. Начальник цеха тогда накричал, предупредил, чтобы это было в последний раз. С начальством шутки плохи: так можно и без работы остаться. Он не хотел терять работу. В автосервисе заработок был неплохой. Коллектив дружный. На новом месте новые порядки, отношения. Он уже не мальчик, чтобы бегать с одного места работы на другое. В автосервисе тепло. Правда, воздух тяжелый, везде масло, но ничего, работать можно.
Лист на деревьях уже тронула желтизна, но еще было по-летнему жарко. Хорошо было в лесу, совсем не хотелось думать о работе. С иномарками в автосервисе хлопотно. Нет запчастей. Генка, наверное, собирал коробку передач на ГАЗ-52, больше некому. Семенов на сессии.
Понедельник, вторник Всю неделю он думал о работе, скоро на работу. Как там Захарченко, все трудится? Как план выполняется? В пятницу он хотел сходить в автосервис, но задержался на даче, пришел домой уже в шестом часу. Завтра, послезавтра выходные. Григорьев опять, наверное, на рыбалке
Завтра на работу. Будут поздравления: с «праздником», то есть с выходом на работу. «Ну и морду наел», обязательно скажет кто-нибудь, не без этого. Шутников в автосервисе хватает. «Как поработал?» спрашивал все Круглов. «Хорошо, но мало», принято было отвечать. 23 часа работы и он свой человек в коллективе, словно и не уходил в отпуск, так всегда было, так и на этот раз будет. В выходные он на даче сушил яму для картошки. Завтра на работу. Он лег пораньше, чтобы выспаться, уснуть сразу не мог, час, а может, два он на часы не смотрел пролежал без сна. Проснулся какая-то машина стояла под окном, шофер сигналил. Сигнал был сильный. Время позднее и этот сигнал
На работу проспишь, жена говорила.
Звонил будильник. Он встал, разогрел завтрак жена с вечера все готовила, ставила в холодильник, поел, стал собираться на работу. Полседьмого он вышел из дома. День уже пошел на убыль. Еще неделя, две и полседьмого будет темно. Суворов, сварщик с асфальтобетонного завода, вышел. Женщина с воспаленными глазами гуляла с собакой. Который год уже Суворов, женщина с воспаленными глазами.
Автобус опять опаздывал, все места были заняты, если бы и были свободные места, он все равно бы стоял. Он всегда стоял. Хромой сидел у окна, на пенсии, больной, и работал. Не хватало пенсии, а может, не мог без работы, как Захарченко. Автобус трясло. Дорога была плохая, да и водитель не из аккуратных. Так каждый день, не считая выходных. Изменить ничего нельзя. На что-то надо было жить. Одно утешение всем надо на что-то жить, все работали, не он один такой. Теперь до следующего отпуска. Когда он будет? Зимой? Летом? Осенью? Кто-то с утра наелся чеснока. Небольшой подъем, автозаправка, за нею дачи, через две остановки «Серпуховская», выходить. Он сошел с автобуса за хромым. Хромому было прямо, он спустился вниз к рынку. Он шел и думал, как хорошо было бы еще отдохнуть, сходить в лес. Погода хорошая. Малина уже опала, грибы еще были.
В дежурке автосервиса горел свет, он всегда там горел и днем, и ночью, сидел сторож. Он прошел в бытовое помещение, в проходе между шкафами столкнулся с Елисеевым:
С праздником.
Спасибо.
Осень серьезная пора
Я, наверное, с не меньшим волнением, чем тогда, но тогда, в 6 лет, я почти ничего не помнил, переступил порог школы. Я уже сходил в армию, работал: прошло шесть лет, как окончил школу. И вот опять я в школе. Зачем мне это надо? Что забыл? Так Нет, все было гораздо серьезней, была потребность, как потребность в еде, одежде, музыке потребность в прошлом, что ли.
Перемена. Многоголосье, классы. Я поднялся на второй этаж кажется, ничего не изменилось: все те же стены, коридор, но нет на классах не было табличек «3б», «3в», «3г», «3д». Что это, мода? Ремонт? В конце коридора был «5б». Я легко нашел бы свою парту, где сидел. Старая черная школьная доска, мел Что это? Урок закончился, я вышел из класса, худой. Показалось. Но не за этим ли я пришел, чтобы казалось? Я быстро поднялся на третий этаж, картина та же классы без табличек. Это были вторые, третьи классы как дети, а когда-то третий этаж занимали солидные десятиклассники, девятые классы. И на третьем этаже я долго не задержался, спустился вниз, бежал. Может я не вовремя пришел? Была перемена, шумно. Может быть. Я пошел в парк, сел на скамейку под почти облетевшим кленом.
* * *
Третий, второй или даже, может, первый класс, я не помню, но только не первый. С. двоечница, неряха, сидела впереди меня. Она оборачивалась, собирала во рту слюну, сбивая ее до цвета молока, закрывала глаза Я ждал, когда плюнет. От С. всего можно было ожидать, она могла и запустить чернильницей, она ее уже кидала; порвать чужую тетрадь Я ее боялся, терпел. Я перешел в следующий класс, С. осталась на второй год. Уже взрослая, она все так же не следила за собой, ходила в чем попало. Я видел ее раза три, последний раз она была в универмаге в старом пальто, не видная собой. Узнала она меня, нет мне было все равно, лучше бы не узнала.
* * *
К. среднего роста, красавица. Ее в классе звали Орлеанская дева, фамилия была похожая то ли Орлянская, то ли До шестого класса я не замечал К., она для меня была как все, и вот я влюбился. Я стоял у школы, ждал К., но только она выходила я терял дар речи, ноги мои наливались свинцом. И так, наверное, с месяц. Была весна. Все цвело. Я никак не мог объясниться с К. И вот в классе появился новенький М., он стал ухаживать за К. И я уже больше не стоял у школы, не ждал К. Любовь прошла. А может, ее и не было. Весна сыграла злую шутку. Брат К. работает со мной в цехе. Я ни разу не спрашивал его о сестре. И еще В восьмом классе К. поставила матери условие: то, как она успешно будет учиться, зависит от наручных часов, у К. не было часов. Об этом скоро стало известно в классе. Я все так же был хорошего мнения о К., мое отношение не изменилось, если только К. стала чуть взбалмошней.
* * *
Л. принцесса. Друг ее М. был принцем, под стать ей, красавец. Все правильно. Не будет же Л. дружить с С. коротышкой. Мать Л. боялась, как бы эта дружба с М. не помешала дочери учиться. М. даже хотели перевести в другую школу. М. год проучился, больше я его не видел. Л. закончила восемь классов, тоже пропала. Да Может, Л. и М. снова вместе, хотелось бы.
Мать Л. все так же работала в закусочной. Я там ни разу не был; если бы зашел, обязательно выпил бы за Л. с М.
* * *
Здорово.
Это был С. С. женился, был ребенок. Малыш что-то лопотал в коляске
Ух ты мой хороший, склонилась супруга С. над малышом.
А я ни кола ни двора. Такими разными мы были с С. «Дай откусить. Дай откусить, просил все на перемене С., большой любитель пирожных, булочек. Дай откусить! Дай откусить». Только ли этим запомнился мне С.? Конечно, нет. Но про пирожное я сразу вспомнил, сам любил сладкое.
* * *
Г. добрый малый, большой выдумщик, заводила. Ф. высокая, грудастая девушка, баба и баба, влюбилась в Г. В коротышку-то, Г. ростом был метр пятьдесят, удивился класс. Г. при каждом удобном случае стал поколачивать Ф., чтобы не дразнили. Парни не давали Ф. проходу, хватали за грудь, задницу, другие интимные места. Ф. не противилась, только иногда жаловалась: больно. Щупали парни и других девчонок, но Ф. больше всех. Это был какой-то бум вседозволенности, половой распущенности. Он прошел, как все проходит.
Г. все такой же был весельчак. Время не задело его и крылом.
* * *
Отвечая урок физики, Б. вдруг ляпнул: «Больше народу меньше кислороду». Класс грохнул. Б. был неряшлив, учился не очень, воображал.
Белая рубашка, галстук, портфель, невозмутимое выражение лица я не узнал Б. И лишь когда Б. со мной поздоровался, я поверил в его чудесное перевоплощение, в школе он все ходил в черном, черной была и рубашка. Каждый живет как может. За делами я скоро забыл о нем.
* * *
О. тонкие черты лица Красавица? Нет. Но была в О. особенная стать. О. была благородных кровей. 8 Марта мальчики дарили девочкам подарки. К. в тот день подарил О. книгу. О., перелистывая ее, нашла в ней хлебные крошки и разревелась. К., вероятно, читал книгу и ел, а потом подарил.
Вчера я шел с работы, впереди меня молодая мама в черном красивом костюме везла коляску, рядом с ней шел парень в помятой фуражке, сапогах. Лицо молодой мамы показалось мне знакомым, я без труда узнал О. Она окончила техникум. Парень в сапогах был ее муж.
* * *
М. была из неблагополучной семьи, дурнушка. Она первая из класса вышла замуж. Говорили, что она утопила своего ребенка в тазу.
Женщина с тонкими ногами, в грязном трико, носила в ведре раствор, сильно прогибаясь под тяжестью. Вот она обернулась. Это была М.
Она тоже, как я, работала на заводе. Я сделал вид, что не узнал, а не лучше ли было подойти, заговорить Испугался? Чего? Этой черной, не женской работы. Нехорошо. Я и сам знал, что нехорошо.
* * *
А., Ж., З. Где они? Судьба их мне была неизвестна. В кустах прошуршала мышь. Мне вдруг показалось, что ветка у столба ожила, зашевелилась, я встал, подошел, тронул ногой никого, снова сел, еще не все додумал.
Он и Вероника
Жарким был июль. Днем температура 2530 градусов. Вот уж третью неделю пекло. Он с голым торсом лежал на диване, безвольно раскинув руки. Было открыто окно, балкон ни ветерка. Он, конечно, мог бы в такую жару отсидеться дома и ходить в лес, но пройтись надо. Как без движения? Человек он уже немолодой. Без движения нельзя. Движение это жизнь. В лесу было душно, воздух тяжелый, какой-то земляной. После леса была ванна. И теперь он лежал, отдыхал. Для своих 54 лет он выглядел неплохо. Подтянут, лицо свежее.
Был он среднего роста. Умное лицо, выразительный взгляд мужчина он был еще ничего. Он не курил и спиртным не увлекался; вел здоровый образ жизни. Утром зарядка, обливание холодной водой. Мужчина он был одинокий. Жена три года уж прошло, как умерла от грудной жабы. Дети взрослые. На жизнь он не жаловался. Была однокомнатная квартира, обстановка. Все вроде было. Только вот временами находила такая тоска глаза ни на что не смотрели. Ничто не радовало. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Жизнь становилась в тягость и выговориться, поплакаться некому.
Он хотел жениться. Была на примете одна женщина, Клавдия. Ничего женщина. Самостоятельная. Но не было любви. Не любил он. А как без любви? Скоро Клавдия вышла замуж. Вышла так вышла, он нисколько не жалел.
Было двадцать минут шестого. Он читал газету. Без прессы он не мог. Когда, случалось, почта задерживалась, он волновался. Было три газеты районка, заводская многотиражка и «Труд». Начинал он читать с последней страницы, с районки. Сначала он просматривал газету, выбирал интересные места, а потом читал. Звонок. «Наверное, сын, подумал он. Больше некому». Было воскресенье. Он открыл дверь. На лестничной площадке стояла немолодая женщина в красной кофте. Усталое, изможденное лицо. Чуть выше среднего роста. «Вам кого?» хотел он спросить, открыл рот, женщина перебила:
Я от Лепикова. Знаете такого? Он мне о вас рассказывал.
Да, он припоминал. Это было на прошлой неделе. Он стоял в универсаме в очереди за тушенкой, подошел Лепиков, одноклассник. Разговорились. Лепиков обещал познакомить с одной интересной дамой, Вероникой. Он тогда подумал, что это шутка. Но Лепиков не шутил. Вероника была не такая уж красавица, Лепиков явно приукрасил.
Вы извините Все так неожиданно, засуетился он, отступая назад. Я не в форме, имел он в виду голый торс. Ходил на природу. Устал. Проходите. Извините за беспорядок.
Он прошел в комнату, надел футболку.
Садитесь, пожалуйста Кресло Жарко.
Спасибо. Жарко на улице, согласилась Вероника, устало откинувшись на спинку кресла. Будем знакомы: я Вероника.
Очень приятно, чуть наклонился он.
Вас зовут Максим. Мне нравится это имя. Давайте на «ты». В твоем имени что-то есть. Изюминка широко открыв рот, громко рассмеялась Вероника. Тайна какая-то. Правда имя хорошее. Максим! Звучит!
Он стоял посередине комнаты, сложив на груди руки, выбирал занять тоже кресло или диван. Диван стоял у окна, рядом с креслом, в котором сидела Вероника. В него он и залез с ногами, дома он ходил без тапочек.
Я давно хотела зайти, но все дела. Деловая женщина. Я месяц назад приехала из Симферополя. Была у брата. Хотела там обосноваться, но ничего не получилось, только намучилась. Скоро должен прийти мой контейнер с вещами. Занятая женщина.
И опять этот громкий, вульгарный смех. Этот большой рот, большие, смеющиеся глаза где-то он уже все это видел. Но где? Он никак не мог вспомнить. Вероника была словоохотлива.
Я так рада, так рада, что опять вернулась на Урал. Я ведь здесь родилась. Меня здесь каждая собака знает. Нет уж, видно, где родился там и пригодился, Вероника громко, на всю квартиру рассмеялась.
«Что соседи скажут?» подумал он.
Ты, Максим, наверное, знаешь моего мужа. Он работал в электросетях. Да его все знали. Неугомонный такой. Работал он на машине. Любил выпить. Один раз с получки принес мне большую куклу вместо денег. Получку с приятелями пропил, а на то, что осталось, купил куклу. Я тогда взяла у него эту куклу и давай ею его охаживать. Он у меня пощады запросил. Вот как я обозлилась. Был у него, у непутевого, мотоцикл. Раз он поехал на рыбалку. С другом он был. у друга тоже был мотоцикл. Хорошо выпили там. И в городе у железнодорожного переезда попал под машину. Разбился насмерть. Хоть не мучился. Бедовый был мужик. Мне Лепиков о тебе рассказывал. Ты человек спокойный, уравновешенный. Мне такой и нужен. Я взбалмошная, большая говорунья. Ты меня будешь останавливать. Меня здесь полгорода знает. Я работала в училище массовиком-затейником.
Вот, оказывается, откуда этот громкий смех, большой рот Он вспомнил. Все правильно. Вероника работала в училище. Он учился в школе. Худой был. Замухрышка. Вероника всегда загорелая, с распущенными волосами Афродита. Одна она почти не ходила все в компании. Поклонников у нее было превеликое множество. Парни все рослые, как на подбор.
Все прошло. Вероника сильно постарела, от ее былой красоты почти ничего не осталось. И он тоже уже не школьник. Было время он страдал, много думал о Веронике, был влюблен.
Мне нравится у тебя, Максим. У тебя так тихо, спокойно. Я так устала от дороги, тяжело вздохнула Вероника. Так хочется домашнего уюта. Хочется постряпать. Я люблю печь печенье. Это моя слабость. Я люблю, чтобы в квартире был порядок, чтобы было все красиво, чтобы душа радовалась. Я бы постряпала печенье, но ванилина нет. Его очень трудно достать. Если бы он поступил в продажу, я бы запаслась. Одна моя хорошая знакомая поедет на днях в Москву, я ей закажу. Ты меня, Максим, ни о чем не спрашиваешь Это, с одной стороны, хорошо, с другой не очень.
Странным он находил поведение Вероники: сама пришла, и этот ее громкий смех Он никак не мог к нему привыкнуть.
Вероника рассказывала о своих знакомых. С поезда она сразу пошла к Григорьевой, заведующей дома культуры. Григорьева даже прослезилась на радостях, достала бутылку коньяка. Всю ночь Вероника с ней проговорила: вспоминали, как были молодыми, все было нипочем.
Она меня научила пить спирт. Принесла под ноябрьские праздники. Я попробовала, чуть не задохнулась. Ладно. Отдыхай. Не буду тебе мешать. Пошла я, встала Вероника.