В половину седьмого ложился обратно в постель и спал до восьми утра, после чего следовал второй завтрак, состоящий из яичницы, бутерброда с сыром и кружки чая. Затем Гольцов посвящал два часа времени домашним делам: стирке, уборке, приготовлению еды. Справлялся сам, наотрез отказываясь от чьей-то помощи. После одевался и выходил из дома, совмещая обязательную прогулку с покупками продуктов, посещением почты, банка или врача.
Домой возвращался к двум часам дня, обедал, сразу мыл посуду и укладывался на диван, чтобы вздремнуть до четырех. Проснувшись, выпивал еще одну кружку чая и садился за письменный стол. Изучал в интернете материалы по искусствоведению, пользовался онлайн-экскурсиями по музеям мира, читал новостные сайты. После ужина позволял себе еще одну серию детектива, после чего отправлялся в постель, где перед сном читал художественную литературу.
Гости к нему приходили редко. И их число ограничивалось двумя людьми. Первой была коллега Алексея Аркадьевича, сменившая его после выхода на пенсию на посту директора областной картинной галереи Арина Морозова, а вторым старый, еще школьный друг, известный детский писатель Владимир Петрович Вершинин. Зимин, разумеется, встретился с обоими.
Арина Романовна Морозова оставила после себя какое-то гнетущее впечатление. Несмотря на то что ей еще не исполнилось и шестидесяти, она выглядела совсем старушкой: маленькая, худенькая, какая-то скрюченная. Ходила она, приволакивая ноги, словно болела чем-то. Лицо ее тоже выглядело болезненно: глаза запавшие, красные, сухие, уголки губ безобразно шелушатся, за ушами припухлости. Зимин мельком взглянул и отвернулся, пялиться на чужое уродство он считал верхом невоспитанности.
Из-за гибели Гольцова Арина Романовна расстроилась, конечно, но в чрезмерную скорбь не впала.
Мы не были близкими друзьями, пояснила она Зимину. Просто когда-то работали вместе, я Алексея Аркадьевича уважала, потому что специалистом он был великолепным. Специализировался на русском искусстве и живописи конца девятнадцатого начала двадцатого века. Ему принадлежит ряд исследований, весьма известных в нашей научной среде. Разумеется, после выхода на пенсию он от дел отошел, но за всеми новостями следил исправно, статьи читал, в том числе зарубежные. Мне было интересно с ним общаться, Алексей Аркадьевич был блестящим собеседником, поэтому время от времени я к нему приходила. Мы пили чай и разговаривали об искусстве и современных тенденциях. В моем окружении не так много людей, с которыми об этом можно поговорить.
У Гольцова были враги?
Да бог с вами. Морозова невесело засмеялась и сглотнула. Она вообще часто глотала, Зимин заметил. Голос у его собеседницы был низким, грубым, похожим на мужской. Какие враги у того, кто уже восемнадцать лет на пенсии, до этого руководил провинциальной картинной галереей и человеком был прекрасным: добрым и совершенно бесконфликтным.
Вы знаете, почему этот бесконфликтный человек поссорился с единственным сыном?
Морозова покачала головой и снова сглотнула:
Нет, я не спрашивала. Наши отношения не предусматривали подобной откровенности. Я только знала, что сын Гольцовых переехал в другой город, и Мария Дмитриевна из-за этого очень переживала. А потом она заболела и умерла, мне казалось, что именно с горя. И Алексей Аркадьевич остался один и о сыне никогда не говорил. Никогда.
С Гольцовым-младшим Зимин, разумеется, тоже связался, да и новосибирские коллеги помогли, вызвали того для беседы, но тоже ничего нового не узнали. Со своим отцом Гольцов-младший не общался более двадцати лет, даже сменил фамилию, став по жене Карповым, к известию о смерти родителя он отнесся совершенно равнодушно, сказав, что давно считает себя сиротой, а на день убийства имел железное алиби, поскольку вместе со всей семьей находился на отдыхе в Турции.
О причинах застарелой вражды с отцом Гольцов-Карпов наотрез отказался говорить, сообщив, что все это дела давно минувших дней, поросшие быльем. Не пролил свет на эти причины и разговор с Владимиром Вершининым. Тот сухо сообщил, что в курсе событий, но когда-то пообещал своему ныне покойному другу, что никому об этом не расскажет, и слово свое собирался держать, несмотря на гибель Гольцова. К убийству последнего давние события, по мнению писателя, никакого отношения иметь не могли. Вот и весь сказ.
Ни у Вершинина, ни у Морозовой твердого алиби, разумеется, не имелось, хотя бы потому, что определить до часа точное время убийства Гольцова было невозможно. Однако представить, что пожилой писатель или болезненная женщина нанесли покойному смертельный удар в яремную вену, из которой потом еще и слили кровь, Зимин не мог. Воображения не хватало. Да и зачем им было это делать? А кому-то другому зачем?
Впрочем, вскоре эти вопросы, оставшись важными, все же отошли на второй план. Дело в том, что спустя пять дней после убийства Тимофея Лопатина неподалеку от места преступления, то есть в том же микрорайоне, где жил и убитый Алексей Гольцов, на пустыре, возле шиномонтажа, был найден еще один труп со слитой кровью.
Третьей жертвой так пока и не установленного вампира стал сорокалетний мастер по ремонту шин Иван Дубинин. Экспертиза показала, что у него, как и у двух предыдущих мужчин, была первая группа крови, и это обстоятельство оказалось единственным, что роднило Дубинина с Лопатиным и Гольцовым.
Получается, все-таки маньяк? в голосе Зимина, сидящего напротив Лилии Лавровой в ее маленьком кабинете, сквозила непривычная для него неуверенность. Просто два оленя это совпадение, а три уже тенденция, как гласит старый анекдот.
Да уж, анекдот, прямо скажем, с бородой, вздохнула Лиля. Только все это совершенно несмешно, потому что слухи по городу ползут, один безобразнее другого. Зимин, ты понимаешь, что шеф скоро освежует тебя прямо на планерке, потому что с него будут требовать твою шкуру?
Понимаю, мрачно согласился следователь. Будем работать, Лилька. Что нам еще остается!
* * *
Накануне Нюся серьезно поссорилась с Толиком. В последнее время тот совсем обнаглел, то и дело подсовывая ей свою собаку. Лицо у него при этом становилось как у обделавшегося пуделя.
Нюсь, гундел он, вытягивая губы куриной гузкой, ну пожа-а-а-луйста. Ну мне о-о-очень надо. У меня охота на уток.
Так и бери Тобика с собой. Нюся вздохнула: Это же спаниель. Охотничья порода. И как раз на водоплавающую птицу.
Да старый он уже, защищал своего пса Толик. И на охоте ни разу в жизни не был. Это же диванный пес, ты и сама знаешь.
Толь, Нюся подбоченилась, уперев руки в бока. Вид у нее был воинственный. Ты за последние две недели оставлял у меня свою собаку два раза. Сегодня третий. Самому не стыдно? Я, конечно, все понимаю и всегда готова помочь, но когда ему ночью приспичило, я, между прочим, труп нашла. И шок, кстати, был не у меня, а у Тобика. Ты бы хоть о собаке-то подумал.
Можно подумать, если бы он ночевал дома и с ним ночью отправился на улицу я, то при виде трупа у него был бы меньший шок, вяло отбивался Толик. И вообще, Нюська, я ж тебя как человека прошу. Мне очень надо. Я тебе обещаю, что это последний раз, и больше я долго-долго просить не буду.
Ага. То есть я должна поверить, что ни внезапных свиданий, ни охоты, ни срочных поездок к родителям у тебя больше не будет? Кстати, а чем Тобик так уж мешает свиданию? И почему его нельзя взять с собой за город к Ирине Геннадьевне и Сергею Борисовичу? У тебя прекрасные родители.
Я тебе уже объяснял, что к родителям десять дней назад сорвался срочно, прямо с работы. Бабушке стало плохо, и надо было немедленно привезти лекарство. Я не успевал заехать домой, поэтому позвонил тебе. Ты единственная, у кого есть ключи от моей квартиры.
Хорошо, согласилась Нюся. Бабушка это святое, не возразишь. А со свиданием что не так?
Не все девушки любят собак. Некоторые боятся. И запах псины им не нравится. А у меня новый роман наметился, я и решил даму раньше времени не напрягать.
Конечно, проще напрягать меня. Чтобы угодить своим бабам.
Ты сама отказываешься выходить за меня замуж. Нюся, пожалуйста, в последний раз. Мне очень важна эта охота.
Разумеется, она согласилась, в глубине души ругая себя за бесхребетность, и Толик, полностью экипированный в охотничий костюм, доставил ей Тобика и полагающиеся тому вкусняшки, сделал ручкой и был таков. Пес, правда, этой ночью вел себя прилично. На улицу не просился, безмятежно спал, и, как выяснилось с утра, это было к лучшему, потому что именно этой ночью в их районе опять кого-то убили. Пожалуй, второй встречи с трупом Нюся бы не вынесла.
О случившемся ей рассказала Настя Пальникова, узнавшая о ночном происшествии от своей мамы-журналистки. Она очень рассердилась, услышав, что Тобик опять ночует у Нюси.
Слушай, Беседина, ты что, ненормальная? Не смей больше брать собаку, которая ночами таскает тебя на прогулки. По крайней мере, пока в городе орудует маньяк. Ты что, хочешь быть следующей?
Следующей я быть не могу, рассудительно сказала Нюся. Я женщина, а он убивает только мужчин. Причем с первой группой крови. И, к счастью, Тобик сегодня ночью спал как убитый. Тьфу, сорвалось. А сегодня вечером Толик вернется с охоты и его заберет. Он обещал, что больше мне пса оставлять не будет.
Ага, зная Болонина, верится с трудом, Настя засмеялась. Я вообще удивляюсь, что тебе за столько лет не надоело с ним возиться. Ладно, наплевать на Толика. Но ты все-таки будь аккуратнее. Маньяк это серьезно.
В этом Нюся как раз не сомневалась, как и в том, что оказалась внутри водоворота событий не случайно. Ей думалось, что есть в этом какая-то предначертанность, сути которой она пока не понимала. Если верить тому, что пишет Настина мама, журналистка Инесса Перцева, то первой жертвой серийного убийцы стал Алексей Аркадьевич Гольцов, которого Нюся хорошо знала.
Когда-то он читал у нее в юридической академии курс мировой художественной культуры, и Нюся тогда так заинтересовалась, что она даже в научный кружок записалась. Гольцов уже давно был на пенсии, преподавать пошел оттого, что сидеть дома ему наскучило, и длилась эта история примерно месяца три. А потом, не дожидаясь зимней сессии, Алексей Аркадьевич вдруг от преподавания отказался и студентов, в том числе и кружковцев, бросил.
Нюся в сопровождении верного Толика тогда даже домой к нему ходила, чтобы узнать, что случилось, но Гольцов принял их довольно неприязненно, точнее, даже на порог не пустил, заявив, что отказ от преподавания его личное дело и отчитываться он ни перед кем не намерен.
Нюсю же столь холодный прием удивил, потому что она считала себя любимой студенткой Гольцова, и не на пустом месте. Алексей Аркадьевич видел и ценил ее искренний интерес к искусству, давал почитать разные книги, иногда задерживался после заседания кружка, допоздна рассказывая внимательно слушающей студентке какие-то завораживающие факты, и все время ее хвалил. И вот на тебе. Такая метаморфоза.
За всем этим крылась какая-то тайна, и Нюся была полна энтузиазма ее разгадать, но Настя, как водится, узнала обо всем первой. Разумеется, от мамы. Выяснилось, что Гольцов так разволновался из-за вскрывшейся в картинной галерее недостачи, что фактически слег, а поправившись, возвращаться к преподавательской деятельности не стал.
В галерее в то время действительно пропало чуть меньше десятка картин, однако преступление вскоре было раскрыто, пойманный преступник во всем признался, а похищенное вернулось обратно. За исключением двух полотен, одно из которых несколько дней назад нашли в тайнике в кирпичной кладке стены картинной галереи. Вот что интересно: когда выявилась пропажа, Алексей Гольцов уволился из академии, а когда одну из пропавших картин нашли, был убит. Нюсе казалось, что два эти факта как-то связаны.
Второй труп нашли они с Тобиком, и хотя с Тимофеем Лопатиным она знакома не была, к преступлению отношение все-таки имела. И вот третья жертва. Скорее всего, Ивана Дубинина Нюся видела, и не раз, поскольку машину свою, подаренную родителями на двадцатилетие, переобувала именно на том шиномонтаже, где убитый работал. Ничего удивительного, располагался шиномонтаж неподалеку от ее дома. И что это? Совпадение или тенденция, как гласит бородатый анекдот про оленей?
Нюсе ужасно хотелось обсудить это с Настей, но она не решалась. Боялась, что институтская подруга поднимет ее на смех. Настя искренне не понимала, зачем было пять лет корпеть над учебниками и сдавать сложные экзамены, если потом не работать по специальности. Сама она грезила адвокатурой, работать в конторе у Аркадия Ветлицкого начала еще на четвертом курсе, упорно шла к цели, делая себе имя и завоевывая доверие клиентов, поэтому Нюсино увлечение фотографией считала блажью и придурью, а работу Толика в строительном магазине отца и вовсе презирала.
Нюся на подругу не обижалась, понимала, что у каждого свой путь и собственное представление о жизни, но и делиться какими-то своими подозрениями, касающимися совершенных преступлений, не хотела. Настя с высоты своего адвокатского опыта в пух и прах разметет ее подозрения, разрушит выстроенные в голове конструкции, и это окажется болезненно и неприятно. Лучше не начинать.
Однако накопившиеся сомнения настойчиво требовали выхода, поэтому Нюся вывалила их возвратившемуся с работы Толику, едва тот переступил порог ее квартиры. Бедняга даже опешил от ее напора.
Погоди, мать, сказал он просительно и присел, чтобы погладить выкатившегося им под ноги Тобика. Я ничего не понимаю. У нас в лесу связи не было, да и новости я не читаю. Какие трупы? Ты же только один нашла. Или я чего-то не знаю?
Иногда тупоголовость Толика Нюсю бесила.
А тебя что-нибудь, кроме сортов кафеля, интересует? спросила она язвительно.
Да, марки бетона, кивнул Толик. Шутил.
Он вообще-то был неплохой парень, только сильно затюканный властным и авторитарным отцом. В семье Болониных никто, кроме отца, права голоса не имел. Ирина Геннадьевна мужа не то чтобы боялась, нет, просто никогда ему не перечила. За свою жизнь она не работала ни дня, от Сергея Борисовича зависела полностью, а потому, даже поймав его в молодые годы на измене, из семьи не ушла.
Куда бы я пошла с двумя детьми, рассказывала она как-то Нюсе.
А Нюся от такого мужа сбежала бы сразу. При ее-то характере. Впрочем, Нюсина мама говорила, что из-за этого самого характера на ней никто и не женится. Ну и не надо. И сами проживем. В общем, Ирину Геннадьевну Нюся жалела, а с Сергеем Борисовичем вела себя дерзко, на грани наглости. Он же подругу сына даже уважал. Среди его знакомых она была единственной, кто перед ним не пресмыкался.
Ладно, шутник, проходи, раздевайся, мой руки. Буду тебя кормить. И рассказывать.
Кормить это хорошо, обрадовался Толик, стягивая свою пятнистую охотничью куртку и пристраивая ее на вешалку. Рассказывать хуже, но что ж поделать.
Нюся подождала, пока он протопал в кухню, сел на свое привычное место у холодильника. Поставила перед гостем тарелку с жареной картошкой, открыла упаковку с тоненько нарезанными пластиночками копченой колбасы, вытащила из банки несколько соленых огурцов. Ее друг предпочитал именно такую еду, простую и сытную, в то время как мама его была помешана на кулинарии и здоровом питании, отчего часами стояла у плиты, сотворяя очередное полезное, но малосъедобное блюдо. Оба ее сына спасались пиццей, да и Сергей Борисович, Нюся знала, нет-нет да и присоединялся к ним, старательно не замечая страдальческое лицо жены.