Комментарии к роману «Евгений Онегин». Биография А. С. Пушкина - Лотман Юрий Михайлович 8 стр.


Пушкин устал от Кишинева, который после разгрома кружка Орлова В. Ф. Раевского сделался для него особенно тяжел. Но все же Кишинев был не тюрьма, а Одесса не освобождение. Однако необходимость увидеть себя сквозь образ романтического героя (в данном случае знаменитого женевского узника Бонивара) была столь настоятельной, что он почти все свои переживания описал в одном из писем средствами цитат, вполне понятных адресату:

В создаваемый Пушкиным тип поэтической личности существенной частью входил мотив вечной, утаенной, не получившей ответа любви. Позже Пушкин иронически упомянул его в числе обязательных атрибутов романтического мира, назвав «высокопарными мечтаниями»:

Этот обязательный, и в 1840-е гг. уже опошленный, романтический мотив упомянул и Лермонтов:

(«Журналист, читатель и писатель». 1840)

В 18211823 гг. Пушкин был далек от иронического отношения к этой теме. Более того, он исключительно активно способствовал созданию вокруг своей лирики и личности ореола таинственности и намеков на утаенную страсть. В этом случае он не чужд был иронической игры с читателем, а порой и элементов прямой мистификации.

Тема утаенной любви объединяет цикл лирических стихотворений «крымского» происхождения или колорита и звучит в поэме «Бахчисарайский фонтан». Однако значительно сильнее она проявляется не в самих стихотворениях, а в автокомментариях по их поводу, ориентируя литературные круги тех лет на определенный тип восприятия.

В декабре 1823 г. в Петербурге вышел альманах А. Бестужева и К. Рылеева «Полярная звезда». Бестужев послал его Пушкину. Среди ряда пушкинских стихотворений в альманахе была опубликована элегия «Редеет облаков летучая гряда». Элегия была напечатана полностью, хотя из сердитого письма, которое Пушкин направил Бестужеву тотчас по получении альманаха, видно, что он просил редакторов опустить три последних стиха:

Пушкин был очень разгневан. В другом письме Бестужеву он писал: «Бог тебя простит! но ты острамил меня в нынешней Звезде напечатав 3 последние стиха моей Элегии; чорт дернул меня написать еще кстати о Бахч<исарайском> фонт<ане> какие-то чувствительные строчки и припомнить тут же элегическую мою красавицу. Вообрази мое отчаяние, когда увидел их напечатанными журнал может попасть в ее руки. Что ж она подумает, видя с какой охотою беседую об ней с одним из п<етер>б<ургских> моих приятелей[56]. Обязана ли она знать, что она мною не названа, что письмо распечатано и напечатано Булгариным что проклятая Элегия доставлена тебе чорт знает кем и что никто не виноват. Признаюсь, одною мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнениями всех журналов на свете и всей нашей публики. Голова у меня закружилась» (XIII, 100101). Из этой цитаты, как кажется, вытекает, что Пушкин посвятил элегию «Редеет облаков летучая гряда» женщине, в которую был влюблен, что о ней же он говорил в письме, случайно попавшем в руки Булгарина и частично тем опубликованном, что интимные строки он хотел сохранить в тайне. А поскольку имя этой женщины он старательно избегал упоминать, исследователи сделали вывод о том, что элегия невольное признание поэта, свидетельство утаенной любви.

Внимательное рассмотрение фактов возбуждает, однако, ряд сомнений.

Прежде всего, хотя элегия была доставлена Рылееву и Бестужеву «чорт знает кем», очевидно, распространять ее среди друзей, что в ту пору было равнозначно распространению среди ведущего читательского ядра, мог только сам автор. В его воле было вообще ее утаить. Далее, зная, что Бестужев собирается печатать элегию, Пушкин не запретил ему этого, а лишь наложил вето на последние три стиха. Этим он прежде всего привлекал к ним внимание, давая понять, что они содержат важную для автора тайну (что из самого текста как такового совсем не очевидно). Если считать, что цель Пушкина состояла в сохранении тайны, а не в создании вокруг элегии атмосферы таинственности, то почему автор предлагал не печатать последние три стиха, а не два (стиху «Когда на хижины сходила ночи тень» легко можно было в печатном варианте придать синтаксическую законченность)? Если бы Бестужев исполнил требования Пушкина, то стихотворение получило бы в печати вид незаконченного отрывка, интригующе обрывающегося таким образом, что последний стих лишен рифмующейся с ним пары. В сочетании с устным известием о том, что конец не мог быть опубликован из-за его интимности (а это обстоятельство стало бы достоянием определенного круга читателей), такая публикация окружила бы элегию тайной и тесно бы связала ее с биографической легендой.

Но еще больше вопросов возникает дальше: слова о том, что одной мыслью этой женщины Пушкин дорожил больше, чем мнением всей читающей публики, звучат с подкупающей искренностью. Имя ее, естественно, интересовало биографов, поскольку эта, называющая своим именем вечернюю звезду, «дева юная»  наиболее вероятная кандидатура на роль «утаенной любви» Пушкина. Здесь поскольку в гурзуфской элегии речь могла идти об одной из барышень Раевских или их спутнице особенно упорно выдвигалась фигура Марии Николаевны Раевской (в замужестве Волконской, известной «декабристки», поехавшей за мужем в Сибирь). Однако после того, как Б. В. Томашевский документально доказал, что «дева юная»  это старшая дочь генерала, Екатерина Раевская (вскоре вышедшая замуж за М. Орлова), оценка слов Пушкина в письме Бестужеву должна перемениться: Пушкин ценил красоту и характер Екатерины Николаевны, но ни о какой серьезной влюбленности в нее с его стороны и речи не шло: брак ее с М. Орловым вызвал у него лишь несколько фривольных шуток (а в 1825 г. в письме Вяземскому он назвал ее «славной бабой»  XIII, 226). Если к этому добавить, что в отрывке письма, опубликованного Булгариным, речь шла совсем не о ней, то остается сделать вывод, что Пушкин мистифицировал Бестужева, а через него наиболее важный для него круг читателей для того, чтобы окружить свою элегическую поэзию романтической легендой, представляя стихи как лирический дневник своего сердца.

Еще более это очевидно относительно «Бахчисарайского фонтана». Пушкин сознательно и целенаправленно вызывал в литературных кругах Петербурга, еще до появления там поэмы, слухи об ее непосредственной связи с чувством автора. 25 августа 1823 г. из Одессы Пушкин писал брату: «Здесь Туманский. Он добрый малой, да иногда врет напр., он пишет в П<етер> Б<ург> письмо, где говорит между прочим обо мне: Пушкин открыл мне немедленно свое сердце и porte-feuile[57]  любовь и пр  фраза, достойная В. Козлова; дело в том, что я прочел ему отрывки из Бахчисарайского фонтана (новой моей поэмы), сказав, что я не желал бы ее напечатать, потому что многие места относятся к одной женщине, в которую я был очень долго и глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру. Туманский принял это за сердечную доверенность и посвящает меня в Шаликовы[58]  помогите!» (XIII, 67).

В этом письме многое странно: во‐первых, Пушкин мог не сообщать известному болтливостью Туманскому ничего о связи «Бахчисарайского фонтана» со своими личными переживаниями. Во-вторых, из текста видно, что Туманский показал Пушкину написанное им письмо, и во власти последнего было уговорить или даже заставить (Пушкин и по менее важным поводам посылал вызовы на дуэль, а здесь затрагивался весьма щекотливый вопрос) его воздержаться от отправки письма. Пушкин не только этого не сделал, а, напротив, послал брату Льву, еще ничего не слыхавшему о новой поэме, выписку из письма Туманского с просьбой воспрепятствовать распространению данного слуха. Учитывая всем известную невоздержанность Льва Сергеевича на язык, здесь можно видеть лишь желание именно сделать такой взгляд на поэму достоянием литературных кругов.

Примечания

1

Сочинения Пушкина здесь и далее по всему изданию цитируются по Полному собранию сочинений в 16 томах (Изд-во АН СССР, 19371949; Большое академическое издание). Римской цифрой обозначается том, арабской страница; цитирование произведений, названных в тексте, не оговаривается. В квадратные скобки заключено зачеркнутое Пушкиным, а в ломаные читаемое на основании реконструкции (конъектуры).

2

Каллаш В. В. Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. М., 1912. С. 253254.

3

Предтеченский А. В. Записка Т. Е. Бока // Декабристы и их время. М.; Л., 1951. С. 193; подлинник по-французски, перевод публикатора. За свою записку Бок поплатился долгими годами крепости, позже покончил с собой в Вильянди.

4

Восстание декабристов. М., 1950. Т. 9. С. 117.

5

Восстание декабристов. М.; Л., 1927. Т. 4. С. 91.

6

Все даты даются по старому стилю.

7

Здесь и далее по всему изданию курсив, принадлежащий автору цитируемого произведения, специально не оговаривается.

8

Предок Пушкина был не негр, а арап, т. е. эфиоп, абиссинец. Появление его при дворе Петра I, возможно, связано с более глубокими причинами, чем распространившаяся в Европе начала XVIII в. мода на пажей-арапчат: в планах сокрушения Турецкой империи, которые вынашивал Петр I, связи с Абиссинией христианской страной, расположенной в стратегически важном районе, в тылу неспокойного египетского фланга Турции,  занимали определенное место. Однако затяжная Северная война не дала развиться этим планам.

9

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1974. Т. 1. С. 154.

10

Лермонтов М. Ю. Соч.: В 6 т. М.; Л., 1954. Т. 2. С. 136.

11

Это особенно заметно в тех редких случаях, когда литературная традиция заставляла его вводить в поэзию тему детства. Так, в лицейское «Послание к Юдину» Пушкин вводит черты реального пейзажа села Захарова, с которым были связаны его детские воспоминания. Однако образ автора, который мечтает над Горацием и Лафонтеном, с лопатой в руках возделывает свой сад, в собственном доме за мирной сельской трапезой с бокалом в руках принимает соседей, конечно, насквозь условен и ничего личного не несет: Пушкин бывал в Захарове с 1806 по 1810 г., т. е. между семью и одиннадцатью годами, и поведение его, конечно, не имело ничего общего с этой литературной позой. Редким случаем реальных отзвуков детских впечатлений является стихотворение «Сон» (1816). Но характерно, что здесь упоминается не мать, а нянька («Ах! умолчу ль о мамушке моей»).

12

Русский архив. 1897.  5. С. 8990.

13

Модзалевский Б. Л. Пушкин под тайным надзором. 3-е изд. Л., 1925. С. 36.

14

Томашевский Б. В. Пушкин. М.; Л., 1956. Кн. 1. С. 4041.

15

Дельвиг А. А. Полн. собр. стихотворений. Л., [1934]. С. 286287.

16

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 8283.

17

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 74.

18

Речь идет об особом молодечестве. Царь жаловался директору Лицея Энгельгарду: «Твои воспитанники <> снимают через забор мои наливные яблоки, бьют сторожей» (Там же. С. 91.) То, что яблоки были царские, придавало им особый вкус, а походу опасность.

19

Там же. С. 81.

20

Толстой Л. И. Собр. соч.: В 22 т. М., 1980. Т. 6. С. 92.

21

Дельвиг А. А. Полн. собр. стихотворений. С. 191.

22

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 351.

23

Тынянов Ю. Н. Безыменная любовь // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1969. С. 217.

24

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 332, 349.

25

Державин Г. Р. Стихотворения. Л., 1933. С. 386.

26

Слово «воспоминания» употреблено здесь и в лицейском стихотворении в несколько разных значениях: в 1814 г. поэт говорил об исторических воспоминаниях, которые вызывают памятники Царского Села, в 1829 г.  о личных и исторических.

27

Пыляев М. И. Старое житье: Очерки и рассказы. СПб., 1892. С. 104.

28

Кантемир А. Д. Собр. стихотворений. Л., 1956. С. 59.

29

Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма. М., 1951. С. 20.

30

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 98.

31

В беловом автографе определеннее: «тиранов» (II, 561).

32

«Арзамас»: В 2 кн. М., 1994. Кн. 1. С. 436.

33

Русский библиофил. 1914.  5. С. 17.

34

Тургенев Н. И. Письма к брату С. И. Тургеневу. М.; Л., 1936. С. 59.

35

Существует вполне правдоподобная биографическая легенда, согласно которой ода «Вольность» была начата по предложению Н. И. Тургенева, в его квартире, из окон которой виден Михайловский замок место гибели Павла I (подробнее см.: Томашевский Б. В. Пушкин. Кн. 1. С. 147148).

36

Памяти декабристов. Л., 1926. Т. II. С. 122.

37

Лит. наследство. М., 1952. Т. 58. С. 158159.

38

Рылеев К. Ф. Полн. собр. стихотворений. Л., [1934]. С. 104.

39

Раевский В. Ф. Стихотворения. Л., 1952. С. 149.

40

Дельвиг А. А. Полн. собр. стихотворений. Л., [1934]. С. 429. Стихотворение написано Дельвигом совместно с Баратынским (1819).

41

Отчет имп. Публичной библиотеки за 1884 г. СПб., 1887. С. 162. Паг. 28.

42

Цит. по: Модзалевский Б. Л. Примечания // Пушкин А. С. Письма. М.; Л., 1926. Т. 1. С. 191.

43

Батюшков К. Н. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 517.

44

См.: Томашевский Б. В. Пушкин. Кн. 1. С. 193234.

45

Горбачевский И. И. Записки декабриста. М., 1916. С. 300.

46

Цит. по: Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. 17991826 / Сост. М. А. Цявловский. Л., 1991. С. 201.

47

Гостиница на Мойке, близ Невского пр.

48

Свербеев Д. Н. Записки. М., 1899. Т. 2. С. 386.

49

Брут  политический деятель в Древнем Риме, один из организаторов убийства Цезаря; в литературе XVIII нач. XIX в. образ героя-республиканца. Маркиз Поза  герой трагедии Шиллера «Дон Карлос», республиканец, пытающийся повлиять на тирана.

50

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 366.

51

Карамзин Н. М. Письма к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 286287.

52

Вертер  герой повести Гёте «Страдания юного Вертера», трагически влюбленный и кончающий самоубийством юноша; Мельмот  герой романа английского писателя Метьюрина «Мельмот-скиталец», таинственный злодей, демонический соблазнитель; Агасфер (Вечный жид)  персонаж ряда романтических произведений, вечный скиталец, отринутый Богом и людьми; Гяур и Дон-Жуан  образы романтических бунтарей и скитальцев из поэм Байрона.

53

Раевский говорил в 1813 г. своему адъютанту К. Н. Батюшкову в ответ на вопрос: «Помилуйте, ваше высокопревосходительство! не вы ли, взяв за руку детей ваших и знамя, пошли на мост, повторяя: вперед, ребята; я и дети мои откроем вам путь ко славе, или что-то тому подобное». Раевский засмеялся. «Я так никогда не говорю витиевато, ты сам знаешь. Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их. Со мною были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило, на мне остановилась картечь. Но детей моих не было в эту минуту. Младший сын сбирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребенок, и пуля ему прострелила панталоны); вот и всё тут, весь анекдот сочинен в Петербурге. Твой приятель (Жуковский) воспел в стихах. Граверы, журналисты, нувеллисты воспользовались удобным случаем, и я пожалован римлянином. Et voilà comme on écrit lhistoire!» (фр.): «И вот как пишется история!»). Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1977. С. 413414.

54

Вересаев В. В двух планах: Статьи о Пушкине. М., 1929. С. 135.

55

Обязательность этого, быстро опошлившегося, романтического штампа была так велика, что даже дядя Пушкина, В. Л. Пушкин, считал себя вынужденным иметь такую тайную и неразделенную страсть:

Люблю никто того не знает,

И тайну милую храню в душе моей.

Я знаю то один хоть сердце изнывает,

Хотя и день и ночь тоскую я по ней;

Но мило мне мое страданье,

И я клялся любить ее без упованья

Сколь неосторожно на основании таких стихов создавать романтически окрашенные биографические построения, свидетельствуют показания современника об авторе этих стихов: «Предметами его песнопений бывали обыкновенно юницы, только-только что выходившие из коротеньких платьиц <> Небольшого роста, толстенький, беззубый, плешивый и вечно прилизывавший скудные остатки волос фиксатуаром, он был чрезвычайно слезлив и весьма рано обребячился. Влюблялся он в десятилетних девочек и пресмешно ревновал их. Так рассказывали мне предметы его поклонения, ныне солидных лет дамы и девицы» (Семевский М. К биографии Пушкина // Русский вестник. 1869. Т. 84. Ноябрь. С. 87, 86).

Назад Дальше