Но мы ведь друзья?
Если ты хочешь. Но сейчас я всё-таки поеду к родителям, Брук целует меня в давно не бритую левую щеку, будто напоминая, что я действительно не в себе и мало похож на успешного и высокооплачиваемого баскетболиста, у которого по идее нет никаких проблем, когда это совсем не так, и на этой ноте скрывается в коридоре, ещё увидимся, спортсмен.
***
Где она?
Её здесь нет, Дерек.
Лучше отойдите с дороги, Мэриан, неосознанный сдвиг в сторону приводит к тому, что, увидев лазейку, я проникаю в помещение и через считанное количество мгновений уже распахиваю дверь бывшей детской комнаты, а теперь полноценной спальни, в которой при желании на постоянной основе может жить и женщина двадцати трёх лет от роду. Но внутри нет ни следа её присутствия, а шкафы в значительной степени пусты и почти ничем не заполонены, так что я разворачиваюсь к выходу и обнаруживаю Джейсона, качающего головой. Он был внизу, когда я только ворвался, но меня никто не смог бы остановить. Пусть мои звонки остаются без ответа, а сейчас уже одиннадцатый час вечера, я всё равно выясню, в чём тут дело. То ли Оливия банально прячется где-то в этом доме, то ли реально обособилась и не пропитывает слезами ничьи жилетки.
Ну что, теперь убедился?
Где она?
Надо думать, что у себя дома. Отдыхает после вчерашнего, непосвящённый человек тут же бы спросил, о чём вообще речь, и что такого было вчера, из-за чего есть потребность набираться сил и игнорировать звонки вероятного отца своего ребёнка сегодня, но мне нет нужды ничего уточнять. Как раз накануне кое-кому стукнуло двадцать три года, и, зная о любви этого человека гулять на широкую ногу и устраивать пышные торжества, я не думаю, что даже новому положению под силу поумерить аппетиты. И нет, мне не жаль, что на празднике впервые за два года явно не досчитались моего подарка.
Полагаю, отдых скоро закончится.
Что ты собираешься делать?
Ничего, чего бы тебе следовало опасаться. Просто поговорить, я спускаюсь обратно на первый этаж и выхожу на улицу, где на забетонированном пространстве у дома и оставил свою машину, и уже снимаю её с сигнализации, когда Джейсон, несколько раз повторив своей жене оставаться дома, наконец захлопнув дверь, спускается с крыльца и придерживает водительскую дверцу, не позволяя мне уехать.
Она беременна, Дерек.
Теперь я уже и сам отлично это знаю, спасибо большое. Вот если бы месяцем раньше
Да ты даже неделю назад знать не хотел. Чуть ли не заткнул мне рот.
Ну а ты остался верен тому, что она должна сама. Я ведь верно излагаю?
Дерек.
Не переживай, Джейсон, и жёнушку свою тоже успокой. Ваша драгоценная Оливия в полной безопасности. Я не сделаю ей ничего дурного. Мне просто нужен мой ребёнок. А сразу после она будет свободна, после этих слов у меня возникает возможность закрыть дверь, и, сдав назад и развернувшись, я выезжаю в сторону высотки, в которой Оливия владеет просторными и современными апартаментами на двадцатом этаже, став их законной собственницей благодаря немалому количеству заключённых с ней рекламных контрактов. Около полуночи, наплевав на то, что или она, или соседи уже могут спать, я громко колочу по стальной двери. Но, невзирая на ощущение присутствия по ту её сторону, звука отпираемого замка так и не возникает, и я снова набираю уже осточертевший номер, лишь бы получить подтверждение своим догадкам, и только в трубке начинаются гудки, как до меня доносится знакомая песня, давным-давно установленная на мои вызовы. Ну вот всё и стало яснее ясного. Чтобы от этого уберечься, стоило включить бесшумный режим. Я знаю, ты внутри. Открывай, Оливия, или я вернусь с ключами, учитывая, что когда-то мне давали второй комплект, связка с ним не могла пропасть. У меня ничего никогда не теряется, уж можете мне поверить.
Уже поздно. И я устала.
Что, вчерашняя гулянка отняла неожиданно много сил? Так беременные потому и уходят в декрет, что больше не могут поддерживать прежний ритм жизни, но ещё до той поры завязывают со всякими увеселительными мероприятиями, говорю я прямо через преграду, и тут она всё-таки приходит в движение и распахивается мне наружу, но ничто внутри меня не оказывается готовым к тому, чтобы увидеть такую Оливию. Оливию в тёплом махровом халате, с распущенными чуть влажными волосами, без грамма макияжа, домашнюю и визуально тёплую, к которой хочется прижаться и погреться, и никуда не уходить на протяжении многих часов. Оливию, не выглядящую так, будто дом это офис, и она всегда должна быть готова к рабочей встрече, как традиционно бывало, и потому непривычную, и в чём-то даже чужеродную, но Господи, как же ей идёт. Мягкая ткань, поддерживающая нормальную температуру тела и не дающая вдруг закоченеть, благоухающие букеты цветов прямо в коридоре и приличная связка гелиевых шаров чуть позади. Возможно, всё-таки стоило сделать приятное? Вроде же матерям своих детей принято делать подарки? Или же это работает исключительно до тех пор, пока та самая женщина является ещё и твоей законной супругой? Ладно, мне не так уж и холодно, и зябко без неё.
Ты идиот, Дерек. Ничего не было. Никаких ресторанов, клубов, вечеринок и тому подобного. Только близкие. Мы самую малость посидели на кухне с едой навынос. Причём не по моей инициативе. И это всё. Хотя кому это я говорю? Ты всё равно останешься при своём мнении, но я едва её слушаю, потому как пришёл сюда совсем не за оправданиями, а чтобы поведать, как мы поступим дальше, и просто переступаю через порог, прикрывая за собой дверь.
Мне вовсе неинтересно, как и где всё происходило. Я наоборот даже рад, что ты, видимо, была не в настроении и не в том состоянии для полномасштабного празднества. Даже алкоголем теперь себе не помочь, да? она никогда не злоупотребляла, и, откровенно говоря, я полагаю, что и не начнёт. Не знаю, что сделаю, если однажды учую характерный запах изо рта или от одежды.
Говори, с чем пришёл, и проваливай, Картер, обнимая себя руками и отступив к шкафу, с силой и нажимом в голосе требует Оливия, но звучит это не как приказ и даже не как просьба, а просто как порыв отчаяния, и, несколько дрогнув изнутри, но, впрочем, тут же задушив данный импульс и перекрыв ему всякий кислород, я стискиваю её вскинутое, как некий барьер, левое запястье:
И не мечтай. Теперь я буду приходить и уходить, когда мне только вздумается. Ты ведь этого хотела? Нормального, ответственного отца? Так вот, я им стану. Но непосредственно о тебе заботиться не буду.
То есть я лишь как бы суррогатная мать?
Да, отпуская руку, без колебаний заявляю я. Любопытно, насколько плохо характеризует меня положительный ответ по шкале от одного до десяти? Я достиг максимального значения или пока ещё держусь на уровне восьмёрки-девятки?
Ладно, странно потупив взор, отвечает она, непривычно тихая, замкнутая и будто согласная на всё и вся, что-нибудь ещё?
Ты будешь делать всё необходимое для него или для неё и сообщать мне о датах очередных визитов к врачу, чтобы я мог быть там, но впоследствии мы всё равно пройдём тест ДНК.
Но я Оливия поднимает глаза, устанавливая между нами зрительный контакт, и я бы рад не только не видеть так близко радужку и зрачки, но и вообще не смотреть в них, но отвести взгляд будет равносильно признанию, что я по-прежнему словно марионетка в её руках и всегда задыхаюсь от нервов из-за вот таких её пауз, но я хочу думать, что меняюсь. Что не надеюсь, что всё станет, как прежде, и что не радуюсь ребёнку именно от Оливии.
Что ты? если ей нечего скрывать, и её совесть передо мной чиста и непорочна, то этой в таком случае формальной процедуры бояться просто незачем. В противном же случае подозрения возникнут сами по себе, лишь из-за озвученного противодействия или отказа, и это будет значительный повод призадуматься.
Я не решила внезапно стать мамочкой. Ты спросил меня об этом, но тогда я не знала окончательного ответа. Теперь же он есть, и я Таким образом я подпишу отказ сразу после родов. Но у ребёнка должен быть хотя бы один родитель.
Ну, если я им являюсь, то тебе ни к чему паниковать, Оливия. Тест это просто подтвердит, и я немедля освобожу тебя от всех было возникших обязанностей. Правда, это займёт какое-то время, но ты можешь отправляться на кастинги хоть в первый же день. Я позабочусь о ребёнке, и пока мы ждём, щедрая душа, я почти принимаюсь заверять её ещё и в том, что материально он будет обеспечен на всех жизненных этапах, даже если она потратит все свои сбережения и грядущие поступления по уже подписанным контрактам в течение остающегося срока их действия, и больше не заработает ни цента, но мне не даёт высказаться заигравшая мелодия звонка, который, в отличие от моих попыток связаться, оказывается тут же принятым.
Да, мама. Нет. Нет, он всё ещё здесь. Мама. Пожалуйста, успокойся, мама. Приезжать не нужно. Он не такой, они что, полагают, что я тут её избиваю? Но думать так это же просто ужас как мерзко и отвратительно. Я бы никогда. Я перезвоню позже. Я перезвоню.
Кстати, о звонках, говорю я, когда она кладёт трубку, отныне ты больше меня не игнорируешь. И я всегда должен быть в курсе твоего местоположения. Мне не понравилось потратить впустую столько времени на поездку к твоим родителям и не обнаружить тебя там.
Скажи, сколько долларов я должна, и я заплачу тебе за этот чёртов бензин.
Где ты слышала, чтобы я просил о деньгах?
Тогда чего ты хочешь? Или тебе обязательно каждый раз вставлять в свою речь что-то такое, что поставит меня на место? Но я и так его помню.
В таком случае ты знаешь, что мне нужен лишь мой ребёнок. Но если он не мой, то его ждёт приют, и нет, гипотетически чужого малыша мне нисколько не жаль.
Для тебя это жестоко, не находишь?
Ну ты уж точно не лучше, чем я. Неспокойной тебе ночи, Оливия.
Глава 7
Я выбрала меньшее из двух зол.
Мы договаривались, что за руль ты больше ни ногой.
Это ты сказал, что отныне вождение почему-то стало небезопасным, но я что-то не припоминаю, чтобы соглашалась нанимать водителя или пересаживаться на такси. Ах да, наверное, потому, что этого не было.
Чёрт побери, если я сказал, что заеду, значит, ты должна была меня ждать.
Ты опаздывал, Картер, ну она права, я никак бы не успел к ранее оговорённому времени ввиду того, что дневная тренировка слегка затянулась, но насчёт автомобиля я выразился предельно ясно и чётко, и, учитывая это, ей следовало сидеть дома и проявлять терпение, а не спускаться на подземную парковку и самостоятельно ехать в клинику.
Всего каких-то десять минут.
Их вполне хватило бы, чтобы я пропустила приём, и поскольку в моём присутствии ты так и так всегда раздражён, и мы либо не говорим друг другу ни единого слова, либо постоянно спорим
Я бы сказал, что здесь больше подходит определение «скандалим и рычим».
я предпочла, чтобы сегодня это произошло не из-за того, что ты не увидел ребёнка.
Ну, спасибо за заботу, саркастически и злобно отвечаю я, хотя дело и вряд ли именно в этом чувстве, но в следующий раз избавь меня от неё, и от всего, что её напоминает, пожалуйста, тоже. Впредь просто делай то, что я говорю.
Знаешь что? Указывать будешь своей подстилке. Беспрекословного подчинения жди от неё, не от меня. И не изображай святую невинность. Это ты вечный зачинщик, заводящийся с полуоборота. Так будет всегда, я уже поняла, но ради разнообразия ты иногда мог бы и затыкаться, мне бы по уму прекратить и отложить очередное выматывающее и оскорбительное выяснение отношений до того момента, когда мы так или иначе останемся наедине друг с другом, а не пускаться во все тяжкие в медицинском кабинете, куда вот-вот может войти врач, но после того, как он впервые в моём присутствии прикоснётся датчиком к животу, который уже не скрыть даже под максимально свободной одеждой, я боюсь, что забуду, из-за чего конкретно пребывал в бешеном гневе и страшном недовольстве, и больше уже к этой теме не вернусь. Интересно, предложат ли нам узнать пол? На пятом месяце беременности это более чем возможно, и я бы хотел знать. А если Оливия отказалась в одно из прошлых посещений, потому что ей ведь всё равно, я изменю её мнение за неё, только и всего. Секундное же дело.
Сама молчи. И, кстати, чтобы я больше на каблуках тебя не видел, если даже сильно захотеть, мне не найти ни одного разумного возражения против костюма из красной юбки длиной по колено и пиджака, дополненного белой блузкой без рукавов, но туфлям место в шкафу. Их у неё немало, и я плохо представляю, как заставить будущую мать, которая не имеет никакого желания ею становиться и не переживает о собственном ребёнке, и откажется от него сразу после появления на свет, не носить шпильки или платформы ради безопасности ненужного ей малыша, но нужно же что-то делать. Это подтвердит любой врач.
Может, гораздо проще вообще со мной не встречаться, а все новости получать по электронной почте? Это здорово сэкономит тебе нервы и время. Разве тебе не хочется не видеть того, с кем по идее ты должен был больше никогда не иметь никаких отношений? Оливия ёрзает на кушетке, будто устав от занимаемого положения и желая сдвинуться хоть как-то, чтобы его сменить, но вдруг садится и свешивает ноги. Всё, с меня хватит. Я ухожу. Зачем надо было приглашать в кабинет, если ты задерживаешься? В приёмной хотя бы есть цветы, и играет приятная музыка. Здесь же сплошь стерильная обстановка. Ненавижу. Все вокруг ужасно некомпетентны. Вот как я оказалась в этой ситуации. С человеком, который меня ненавидит и предпочёл бы избавиться, но слишком хороший и порядочный, чтобы послать по уже известному адресу.
Я вовсе не хороший, поднимаясь со стула и возвышаясь над ней, качаю головой я, и моя рука неконтролируемо дотрагивается до острой правой коленки, вызывая, я бы сказал, изумлённый взгляд, знала бы ты, сколько отвратительных мыслей крутится внутри меня, наверное, это можно назвать утешением, до которого я клялся себе не снисходить, но женщина передо мной опасно близка к тому, что в её исполнении похоже на истерику, и к тому, чтобы уйти, но я реально не позволю ей это сделать, пока мы не осуществим то, зачем пришли, и вообще что ещё я могу сказать? Снова повысить голос и пригрозить? Ну тогда она точно встанет, обует свои каблуки и, на прощание наступив ими на мою ступню, чтобы я ни за что не смог броситься её возвращать, вылетит прочь, словно торнадо. Но я всё стерплю, ясно? И неважно, что ты скажешь и как поступишь в следующую секунду. И всё ради этого, и так я впервые прикасаюсь к уже значительно, учитывая худощавую конституцию тела, округлившемуся животу, даже через ткань ощущая, насколько он выпуклый и увеличившийся, а Оливия, наверное, предсказуемо вздрагивает:
Что ты делаешь?
То, с чем тебе придётся смириться.
Да без проблем. Вот только вряд ли он чувствует это так же отчётливо, как я, ничего колкого, что можно было бы сказать в ответ, на ум мгновенно не приходит, а пока я пытаюсь сообразить нечто язвительное, в кабинет уже заходит врач:
Я сильно извиняюсь, но если вы оба готовы, то мы можем начать, и я рада, что сегодня вы с мужем, Оливия, супругом меня посчитали, едва мы вошли, буквально в дверях, и я не стал никого разубеждать и представляться, что являюсь лишь отцом ребёнка. В остальном же то, что хоть кто-то видит в моём присутствии сплошь положительные моменты, это здорово. Хотя думала ли бы так эта рыжеволосая женщина в медицинском халате мятного оттенка и соответствующих ему штанах, если бы видела, какие на самом деле отношения между нами, и как ранее мы нещадно грызлись? Что-то я сильно сомневаюсь. Скорее уж она бы выставила меня вон с формулировкой, что беременным нервничать строго запрещено, а я тем временем никак не способствую расслаблению и спокойствию, и была бы идеально права.