Хватит, велела она низким голосом.
Адам пел и танцевал.
Смотрите! Я девчонка! Девчонка! Не умолкая, он надел диадему из коробки. Смотрите! Я девчонка! Принцесса!
Хватит, повторил Адам голосом Кэти.
Буду делать что хочу! Я принцесса пиратов!
Пожалуйста, попросил Адам. Его черты столь явно проступали под черной челкой Кэти, что ее лицо стало неузнаваемым. Любой заметил бы на нем болезненность и злобу, свойственную Адаму. Я задумалась: что же он видел? Какие отражения успела разглядеть Кэти в зеркале его «дома»?
Я вздрогнула от страха.
Абракадабра!
Кэти! Сейчас же уходи!
Внутри нее все переменилось. Ни крепости из подушек, ни воображаемого друга. Ни комнат с мечтами в пастельных тонах. Дом наполнили чудовищное смятение и разбитое стекло, будто госпоже Чаровник не удалось развернуть стол и на полу остались только осколки хрусталя и тарелок.
Они с Адамом застыли, глядя друг на друга. Не шелохнулись и даже не дышали, правда, всего миг. На лицо Адама вернулась ярость. У Кэти подкосились ноги; она упала на стул. Адам молнией бросился к ней и повалил на пол лицом вниз, словно разъяренный медведь; он задыхался и кричал слова, которых мы в жизни не слыхали:
Мразь! Сучка драная! Потаскуха хренова!
И опять вмешалась миссис Уайт. Адам вопил и так размахивал руками, что поставил ей синяк. У Кэти из носа текла кровь, а на подбородке алела царапина. К счастью, ковер смягчил удары. Я хотела успокоить подругу, но она отстранилась. Миссис Уайт повела ее к медсестре, Адама же отправили в «комнату тишины», куда дети заходили успокоиться.
Он оставался там минут тридцать: я сверилась по большим круглым часам над дверью кабинета. Миссис Уайт пыталась заглушить вопли и прочитать нам сказку, но мы слышали только ругань, крики и удары об стену. Было жутко. Он походил не на семилетнего мальчика, а на чудовище из страшной сказки ненасытное, жаждущее нашей крови.
В тот день директор вызвал его мать. Родители Кэти тоже пришли, но она отказалась объяснить, чем так расстроила Адама. Только ответила, что мы с ней играли, а потом Адам ее толкнул. Со мной она не разговаривала, даже не глядела на меня. Вообще не замечала. Двери ее «дома» закрылись наглухо. Свет погас. Мурлыка тоже куда-то пропал.
Мы больше не видели Адама в «Чейпл-Лейн». Судя по обрывкам разговоров, его забрали в приют из-за сложных обстоятельств в семье. Кэти не ходила в школу до конца четверти, а на рождественских каникулах ни разу со мной не заговорила, даже обычным способом. Ее мама, Мэгги, заглянула к нам пообедать, но Кэти осталась дома, и мой подарок ей так и лежал нетронутый под елкой. Когда опять началась учеба, я спросила Кэти, в чем дело. Она притворилась, будто не поняла вопроса, и села за парту к Лорелей Джонс, домой пошла с ней за ручку, а одноклассникам велела мне передать: мы больше не лучшие подруги.
Почему? Что я сделала не так?
Ее потемневшие глаза были непроницаемы. Прежде открытый для меня «дом» пестрел знаками: «ВНИМАНИЕ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Даже в гостиной не горел свет. Ни следа Мурлыки в тени. Я протянула Кэти руку, но она отвернулась и яростно тряхнула головой; темные волосы расплылись в пятно.
Пожалуйста! Я хочу с тобой поговорить.
Опять она тряхнула головой.
Я сегодня такую смешную штуку видела!.. Впусти меня, покажу.
Обернувшись, она смерила меня холодным, колючим взглядом, как у сокола на охоте.
Я больше не хочу так делать. Никогда. Отстань от меня!
Весь вечер я прорыдала в подушку. На следующий день Кэти и смотреть на меня не хотела. Я твердила себе: она вернется. А как иначе? Она ведь моя лучшая подруга. Но как бы я ни старалась, как бы ни отправляла ей послания сигнальным зеркалом, ответа не получала. Мы по-прежнему виделись в школе, наши родители общались. Иногда мы даже играли, если поблизости не было ее друзей, но только в салочки, прятки и Барби. Порой Кэти заглядывала ко мне поиграть в твистер или посмотреть телевизор. Однако наша тайная игра в «домик» и волшебная дружба подошли к концу.
У каждого ребенка есть свои детские горести. Маленькие невзгоды. Маленькие предательства. Никто не обратил внимания на мои печали и не расспрашивал о дезертирстве Кэти. Кроме моей мамы она расстроилась не меньше моего. Мэгги, мать Кэти, всегда присутствовала в нашей жизни, вот и от нас ожидали такой крепкой дружбы. «Очень важно сохранить друзей, говаривала мама. Мы с Мэгги дружили задолго до того, как я встретила твоего папу». Теперь, когда отец умер, она частенько повторяет: «Подруги переживают мужей. Поэтому надо поддерживать связь». Возможно, поэтому в ее голосе звучит такая грусть, когда мы говорим по телефону, у меня нет близких друзей. Моя пустота, ее разочарование. Две стороны одной удручающей медали. Будто Кэти Малкин связывала нас, как нить. К концу первого класса мы с Кэти настолько отдалились, что мне самой сложно поверить в нашу былую дружбу. И разумеется, к тому времени игра в «домик» переросла в нечто иное.
«Домик». Звучит безобидно. Однако, подобно другим детским играм «виселице», «мафии», «зайцу и волку», в ней есть зловещая сторона. Дети похожи на животных: в игре они учатся навыкам, которые пригодятся им во взрослой жизни. Мальчики играют с пистолетиками. Девочки играют в «домик». Иногда друг с другом.
Ты украла его пончик, Бернадетт.
Нет. Не может быть.
Украла-украла. Отразила зеркально. Как раньше. Как Кэти отразила Адама Прайса.
Не было такого. Мне приснилось.
Неправда. Помнишь
Иногда оно является с кровью. Иногда с воспоминаниями. А иногда со вкусом пончика с джемом и сливками, со смутными обрывками воспоминаний
4
Суббота, 26 марта
Забавная штука память. Мы ничего до конца не забываем. Воспоминания живут внутри нас в миллионе обличий, таятся в мышцах и синапсах, в клетках, которые мы считаем спящими. Иногда они являются во сне. Обычно их пробуждает воздействие на органы чувств.
«У Пруста были мадленки, подумала я. А у меня вот пончик с джемом и сливками».
Так все и началось. С пончика. Однако воспоминания таятся не в ощущениях. Нет, они прячутся в темном уголке. Я вошла в «дом» незнакомца с карамельным латте и кофейным тортом; во рту у меня еще оставался привкус недоеденного пончика со смородиной.
Убирайся, Берни! Сейчас же!
Но как? Я не могла уйти. То, чего я боялась почти тридцать лет, все-таки меня настигло; беспомощно застыв, я ждала, когда груз воспоминаний раздавит меня, как рухнувший потолок
Ничего не рухнуло. Честно говоря, с виду опасаться было нечего. «Дом» незнакомца походил на мамин по крайней мере гостиная. Безделушки в книжном шкафу, фотографии на стене. Отражение интерьера в зеркале над каминной полкой. Лишь за парадной комнатой начинался настоящий дом: кладовые, задние комнатушки, подвалы.
Конечно, все не так просто. «Дома» скорее хранилища чувств, мыслей и воспоминаний, а не обычной мебели. Можно заглянуть в окно, где горит свет. Мельком бросить взгляд из проезжающей мимо машины. Как и в детстве, чужое сознание до сих пор мне кажется домом. Только взрослые «дома» куда больше и сложнее, чем детские. К тому же я не бывала в «домах» взрослых с тринадцати лет. И сейчас заходить не хотела, все вышло само собой, когда я угостилась пончиком незнакомца. Нечто теплое, как кровь, и холодное, как далекое воспоминание, пробудило такой отклик.
Невозможно. Просто все в голове перепуталось из-за гормонов, переживаний, бессонницы. Диди, наверное, посоветовала бы стакан огуречной воды со льдом. И легкую зарядку.
Мой смех зловеще отражался от стен. Я вздрогнула. Уходи отсюда. Это очень опасно. Но чувство, которое я испытала, коснувшись незнакомца удовольствие от запретного, было сильнее. Я не просто увидела этого мужчину, на миг я стала им! Воспоминания, отражения, страхи все они пошли оттуда. От вкуса смородинового пончика.
Магии не существует, напомнил внутренний критик.
Оказалось, существует. Она столь же реальна, как кровь. Столь же реальна, как мысль: «Не как в прошлый раз».
Это не твое дело, Берни, настаивал внутренний критик. Тебе он никто. Оставь его и уходи, пока не натворила дел. Ты же знаешь, как оно бывает. Помнишь ведь прошлый раз.
На сей раз мама была права. Только что-то в этом мужчине никак не давало мне уйти. То, как он смотрел на Айрис, розововолосую девушку у прилавка. Я ей тоже нравлюсь. Она назвала меня дружком. Когда у нее кончается смена? А под этой мыслью таилась еще одна, темная: Сегодня надо поосторожнее. Держи себя в руках. Не как в прошлый раз. Ты был сам не свой.
Плохая! Тебе сюда нельзя! Голос внутреннего критика взвился до крика. Я отправила его точнее ее, голос-то женский, в «комнату тишины», как непослушного ученика, а сама изучала «дом» Типа с Пончиком. Конечно, она скоро вырвется: через стену глухо доносились ее яростные вопли. А пока можно передохнуть.
Итак, что расскажешь?
Побывать в чужом «доме» все равно что коснуться его рукой. Ты точно поймешь, что сломал кость. Я точно чувствовала, что беременна Данте. Этим утром я точно почувствовала, что подо мной лужа крови. Когда я утром увидела на воротах парка сигнальную ленту, я точно почувствовала, как прилив поймал меня в свои огненные лапы. Как тогда, с другим мужчиной, много лет назад. Ощущение столь же явственно, как тепло чашки кофе, как сахарная пудра на подбородке. Каждым нервом и синапсом тело давало мне подсказку. А вот разум не желал слушать.
Его руки. Порезы у него на руках.
Умолкни!
Я до боли стукнула ладонью по столу. Тип с Пончиком оглянулся. В лицо ударила кровь на сей раз из-за банального стыда. Я притворилась, будто смотрю в телефон. Тип с Пончиком не отводил от меня взгляда. От тревоги иглами покалывало кожу, появилось легкое жжение первая ласточка прилива. А может, тело откликалось на увиденное? Так или иначе, меня обдало жаркой ненасытной волной. И незнакомец явно это видел, будто свечение.
Я принялась нарочито разглядывать надкушенный маффин. Каждая маковка валуном возвышалась на пейзаже, видимым с невероятной высоты. Я потянулась за чашкой чая дрожащей рукой.
Тип с Пончиком подошел к моему столику. Впервые я увидела его вблизи. Лет сорок с хвостиком, крепкий, волосы сбриты, чтобы не выделялась залысина, ясные голубые глаза на довольно приятном широком лице. Он молча разглядывал меня, потом улыбнулся.
Вот так встреча!
Я недоуменно его оглядела. Разве мы знакомы? Меня бросило в жар. Кожу подмышек покалывало. Лицо горело. Вдоль спины потекла струйка пота. Я чувствовала себя мучительно беззащитной, будто в кошмарном сне: поднимаешься на сцену и стоишь голой перед многотысячным залом. А хуже всего было другое: увиденное в «доме» незнакомца теперь казалось мне климактерическим бредом, плодом воспаленного сознания.
Ты ведь жена Марти, да? Берди?
Берни, поправила я.
Точно! Берни. Он улыбнулся еще шире. Я Джим Вуд. Вуди. Джим из Качалки. Вспомнила?
Ну конечно. Моя самоуверенность мигом рухнула как карточный домик. Я не заглядывала в мысли Вуди. Просто знала его. Мы уже встречались. Это его комментарии я читала сегодня в ленте. @ДжимИзКачалки69. Разумеется. Я свалила все свои беды спазмы в животе, приливы, яркий сон, ужасные новости об убийстве на беднягу, который просто оказался со мной в одном кафе.
Джим из Качалки, кивнула я, покраснев. Конечно. Как я могла забыть?
Несколько лет назад Мартин заволновался, что потолстел, и нанял личного тренера Джима из Качалки. Поначалу мы лишь посмеивались. У них с Мартином не было ничего общего. Джим Вуд делал упор на белковые коктейли и кардионагрузку. Мартин иногда ходил на пробежку, но только послушать аудиокниги. Тем не менее они с Джимом подружились. И хотя спортивный пыл Мартина частенько угасал, они остались приятелями. Правда, я видела Джима Вуда лишь раз. Зато какой памятный! Это было года три-четыре назад. Мартин пригласил двоих товарищей из спортзала и их дам пообедать в местный спортпаб. Только «дамами» оказались инструкторши по йоге, которые устроились со спутниками на диване и смотрели матч на широком экране, пока я пощипывала кусочек пиццы, стараясь не привлекать к себе внимания. Девушки были стройными блондинками лет двадцати с чем-то. Рядом с ними я казалась коровой и к тому же годилась им в матери.
Неплохо выглядишь, отметил Джим Вуд.
Спасибо.
Увидев его снова, я сразу вспомнила тот день, запах пива и сигаретного дыма, тянущегося с улицы в окно, оглушительный рев широкоэкранного телевизора. На Джиме была майка с принтом: женщина в фате стреляет в мужчину, стоящего на коленях. А внизу надпись: «Иногда клятвы надо нарушать».
Зови меня Вуди, попросил Джим Вуд. Как дятла из мультика. Спроси сама у Мартина, что дятлы умеют лучше всего.
Долбить. М-да Он меня слегка раздражал. И потным лицом, и раскатистым смехом, не говоря уж о гадкой футболке. Меня раздражала его манера есть, заигрывания с девушками, шуточки, покрикивание на телевизор. А больше всего меня раздражало, как менялся Мартин в его обществе. Мой спокойный, задумчивый муж в тот вечер превратился в другого человека: грубил на пару с приятелем, смеялся над шутками, которые обычно презирал, использовал слова «качок» и «чувак», которые никогда прежде не использовал. В соцсетях Мартин до сих пор общается с ним в этой манере: и в «Фейсбуке», и даже в «Твиттере».
Как Мартин?
Хорошо.
Занимается?
В спортзале? Иногда. Сам понимаешь, работа
Он женат на работе, знаю. Вуди не спускал с меня пристального, не слишком дружелюбного взгляда. Вот будь у меня такая жена
Я ответила бессмысленной улыбкой вроде как оценила комплимент. Мы часто так делаем, правда? Женщины стараются щадить чувства мужчин. Притворяемся, будто польщены, даже если внимание нам неприятно. Улыбаемся, когда нас походя оценивают или свистят нам вслед. Смеемся над грязными шуточками, даже если они о нас. А если отказываем, то улыбаемся, лжем, извиняемся. Переставляем цифры, когда диктуем номер телефона. Притворяемся, что голова болит. Придумываем срочные дела. А если ничего не помогает, объясняем: мы уже заняты. «Извините, у меня есть парень». Словно мужчине можно отказать, только если другой мужчина успел первым. Мужчины собственники. Они понимают, что каждый защищает свое. Впрочем, их гордость легко ранить, а уязвленные, они могут и вскипеть. А ну смотри на меня, тварь! Смотри на меня, я сказал!..
Он положил мне руку на плечо и ухмыльнулся. Мои лицо и шея горели. Я вспомнила тот день в спортпабе, его пристальный взгляд, от которого становилось не по себе, хотя из всех женщин я была самой блеклой. Некоторым нравится смущать женщин. Некоторым нравится уязвимость. При этой мысли на меня нахлынули прежние страхи, кровь волной прилила к щекам, я ни минуты не могла выносить присутствия Джима и мечтала поскорее затеряться среди прохожих на Главной улице.
Можно угостить тебя кофе? спросил он.
Я снова бессмысленно улыбнулась и поглядела на часы. Выученная вежливость даже сейчас, даже с ним! оказалась слишком сильна. Хорошие девочки не грубят, тотчас напомнил голос внутреннего критика. И не устраивают сцен. А если бы Джо Перри устроила сцену, она бы спаслась? Она старалась не замечать нападавшего, надеялась, что он сам отстанет, а если бы закричала, пнула его по голени и убежала со всех ног?..
Извини, правда не могу, ответила я. Опаздываю на работу. Приятно было встретиться.
«Приятно». Я уже теряла голову от страха. Чувствовала запах его лосьона после бритья, пота, торта, кофе, вчерашней сигареты, выкуренной ночью в спальне. Я снова вернулась в его «дом», слышала его голос через шлакоблочные стены, ощущала смрад его воспоминаний. Хотелось поскорее сбежать, но против собственной воли я оставалась внутри, в ужасе, что он заметит мое вторжение. Пахло сырой землей, дождем, сокровенными тайнами, и все это под аккомпанемент внутреннего монолога бессловесного хоровода мыслей, который удивительным образом получалось облечь в слова: Симпатичная. Подойдет. Когда у нее кончается смена? А параллельно не смолкал настойчивый ритм другой мелодии: Только не как с прошлой. Ты был сам не свой. Но некоторые бабенки настоящие стервы.