Обычно неотложка ездит по таким вызовам, но почему-то отправили нас. Возможно, подозревали криминальную смерть. Тело в мухах, в опарышах, из него все течет. Пока осматривали, несколько раз выбегали из комнаты, чтобы свободно вздохнуть. Осмотрели мы его очень быстро. В подобных случаях забирает тело ритуальная служба. Если тело долго лежало, у него могут отваливаться конечности. Этот труп оказался практически целым. Его убрали в два мешка, закрыли. Сколько времени будет выветриваться запах из комнаты неизвестно. Квартире требуется тщательный клининг. Но этим занимается кто-то другой точно не скорая помощь и точно не ритуальная служба. Вероятно, следующие жильцы. И здесь нужно иметь в виду, что трупный яд впитался в паркет, и его уже не отмыть, только выбрасывать и к тому же менять, все, что под ним образовалось. Иначе от запаха никогда не избавиться. Страшно, когда человек умирает в одиночестве, и его никто не ищет, никто о нем вовремя не спохватывается. Обнаруживают только по тлетворному запаху.
Первая аритмия
Смена началась с того, что на нашей подстанции, на выездной бригаде, не оказалось ни одного врача, кроме психиатра. Нет врачей и этот не врач. Это у нас такой юмор. Как правило, на психбригаде и препаратов нет, которыми пользуются обычные линейные бригады. И врачи-психиатры не врачи-реаниматологи. В 90 % случаев они не умеют оказывать экстренную помощь. Специализация у бригады другая. В общем, придя на смену, я поняла, что ни одной врачебной бригады нет. Ничего удивительного, к сожалению, зарплаты у нас невысокие, требования большие, ответственность и нагрузка огромные. Кроме того, кто-то время от времени уходит в отпуск и прочее.
Реанимационная бригада, как правило, работает в составе трех человек: врача, фельдшера и медсестры или медбрата. Получилось так, что в этот раз только два фельдшера работали на бригаде, но все равно почему-то ездили как реанимация на экстренные вызовы.
Сначала поехали в деревню на аритмию. Приезжаем. Мужчина 65 лет жалуется на плохое самочувствие. Снимаем кардиограмму. Видим действительно аритмия. Если сердечный ритм сорвался впервые, приступ случился не больше трех часов назад, у нас есть шанс его купировать. Если времени прошло больше, то мы не купируем, а везем в больницу. Всякое может быть вплоть до летального исхода, так что мы не рискуем. В больнице тоже не купируют, как правило, просто пытаются стабилизировать, и потом человек так и живет с аритмией, пытаясь к ней приспособиться. Если же приступ случился не так давно, и человек понимает, когда он случился, и мы понимаем, что можно постараться восстановить ритм, мы пытаемся его восстановить. Сейчас же перед нами был мужчина, который никогда не обращался к врачу, и ему плохо уже месяц. Сердечный ритм, вероятно, давно сорван. Поэтому мы ничего восстанавливать не стали, просто поставили катетер, погрузили человека на носилки и повезли в больницу. Разумеется, пришлось всем понервничать.
Статистика:
Женщины на 20 % чаще мужчин обращаются к врачам.
По словам экспертов, частично это сказывается на статистике смертности мужчины в России живут примерно на 11 лет меньше. Согласно исследованию Всероссийского союза пациентов, хотя бы раз в год за медицинской помощью обращаются примерно 40 % мужчин и 60 % женщин. Эксперты объясняют разницу тем, что женщины более ответственно относятся к своему здоровью. Также они чаще наблюдаются у врача из-за беременности и чаще болеют. Для того чтобы мужчины начали чаще лечиться, нужно, например, с помощью социальной рекламы избавить их от стереотипа «врачи для слабаков».
И по статистике СК «Росгосстрах», женщины обращаются к докторам по полисам добровольного медицинского страхования на 38 % чаще, чем мужчины.
Скандальная баба
Едва мы сдали того мужчину в больницу, отдохнуть не успели, как сразу же получили женщину с больным животом.
На месте выяснилось, что она хронически больна холециститом, который в данный момент обострился. С порога она дала понять, что очень недовольна медицинским обслуживанием, в целом встретила руганью и ворчанием, потребовала, чтобы мы непременно разулись. Мы объясняем, что нам по технике безопасности не положено разуваться и надевать бахилы, потому что мы можем поскользнуться в носках или бахилах.
Справедливости ради стоит все же сказать, что я и большинство моих коллег, когда заходим в помещение и видим ковры, то либо просим ковры отодвинуть, либо сами отодвигаем их ногой и стараемся пройти максимально аккуратно. Или просим пациента при возможности выйти в их же коридор, чтобы нам не проходить далеко по квартире. Но эта дама с первых минут подозревала в нас самое плохое и заранее уже была всем недовольна.
Женщина ультимативно заявила, что если сейчас мы ее не увезем, то она будет вызывать скорую до той поры, пока ее не госпитализируют.
Госпитализации ее состояние не требовало, но мы не хотели провоцировать конфликт.
Пожаловаться на нас могут все и всегда, и мы будем крайние.
Так обычно и бывает.
И чтобы не гонять следующую бригаду, мы увезли женщину в хирургию, а там уже пусть хирурги с ней разбираются. А если не найдут оснований для стационара, пусть сами отправляют домой. В общем, мы перекрестились, увезли ее и со спокойной душой настроились на последующую работу.
Вторая аритмия
Однако спокойно работать нам не пришлось. Только освобождаемся в приемнике, как нас бросают на очередной экстренный вызов. И снова аритмия. Ехать недалеко, добираемся за 56 минут, поднимаемся. Женщина в тяжелом состоянии. Для нее и для нас это не первый случай. Она хоть и переносит тяжело, но держится. Обычно у хронических больных, у которых периодически повторяются приступы, мы спрашиваем, что им помогает, что им колют в таких случаях, чтобы не гадать и не терять времени. Эти люди, как правило, знают свои препараты. И эта женщина тоже называет препарат. Он у нас, слава Богу, в наличии имеется. Начинаем искать вены, а вен нет, потому что аритмией женщина страдает больше 20 лет. К сожалению, все подобные препараты уничтожают вены. Но мы справляемся, ритм восстанавливается. Так как ритм восстановился, пациентка не нуждается в госпитализации. Все хорошо. Мы заполняем карту и с легким сердцем уезжаем, в надежде немного выдохнуть и, возможно, перекусить.
Астма
Время к обеду. Очень хочется есть. Но нас возвращают на подстанцию и опять дают экстренный вызов. Повод к вызову астма, человек задыхается. Мы на всех парах мчимся за город.
Приезжаем, женщина, 60 лет, задыхается, на что-то у нее пошла сильная аллергическая реакция. Хрипит, сипит, дышать не может. Сидит в вынужденной позе, лежать не может. Не позволяет одышка, возникающая в положении лежа, в результате чего человеку приходится спать, опираясь на кровать или сидя на стуле. Это состояние называется «Ортопноэ». Обычно оно рассматривается как позднее проявление сердечной недостаточности, возникающее в результате перераспределения жидкости в центральное кровообращение, которое вызывает повышение давления в легочных капиллярах и затруднение дыхания. Эта женщина хроник, то есть хроническая больная. Болеет давно, приступами, вены все исколоты, колоть там практически некуда. Нахожу у нее вену на ноге, входим в вену иглой, слава Богу, попадаем. Вена выдерживает. Вводим все препараты, приступ купирован. Мы выдыхаем, все хорошо. Освобождаемся с вызова, и нас отправляют на заслуженный обед.
Эпилепсия у ребенка
Время около половины третьего дня. Мы голодные как волки. Недалеко от нашей подстанции, в 150 метрах, находится ларек с шаурмой. Заказываем три шаурмы на всю бригаду, причем перед нами еще доготавливали кому-то другому. И вот нам начинают уже крутить шаурму. Уже закрутили ее, положили на гриль, и тут оживает планшет, на который приходят все вызовы по скорой. Где-то перестал дышать малыш одиннадцати месяцев от роду, уже посинел.
Конечно, если бы, скажем, нас звали на температуру, мы бы подождали оставшиеся полторы минуты, пока подогреется шаурма, забрали бы ее и спокойно поехали на вызов. Но именно этот вызов не терпит ни секунды промедления. Мы, конечно же, не дожидаемся шаурму, сразу запрыгиваем в машину, ехать около 500 метров до места назначения. Пробки во дворе, нас не пропускают. Машина останавливается. Мы с напарником решаем, что лучше пробежим эти 150 метров, но не потеряем время. Берем по два чемодана, реанимационный набор, набор с лекарствами, набор педиатрический, дефибриллятор. Тащим все на себе, а это килограммов по 30, честное слово, поднимаемся на 15-й этаж.
Нас встречает женщина в истерике. Мы забегаем в квартиру и видим, что ребенок, слава Богу, дышит. Бросаем чемоданы на пол и выдыхаем с напарником. Страшнее детской смерти ничего не может быть. И мы, медики, очень переживаем в тех случаях, если вдруг не удалось спасти ребенка. Не всех можно спасти, но терять никогда не хочется. И не дай Бог такое испытать. Ведь с этим дальше жить. Мы спрашиваем у мамы, что случилось. Ее потряхивает, видно, что женщина в шоке. Она говорит: «Ребенок перестал дышать». Пытаемся восстановить цепочку событий.
Я, как всегда, купала его в ванной, старается последовательно рассказать мама ребенка. Все было хорошо, потом малыш играл с шампунем. И у меня есть ощущение, что он его хлебнул. Потом посинел и перестал дышать.
Задаем наводящие вопросы: «Может, ребенок поперхнулся?» Отвечает, что нет. Мама испугалась, что ребенок отравился шампунем.
Как позже выяснилось, ребенок посинел и перестал дышать не тогда, когда в ванной хлебнул воды. Мама сначала очень волновалась и описывала ход событий сбивчиво, впопыхах. Мы никак не могли восстановить картину произошедшего. Кое-как склеили разные части целого. В общем, на самом деле ребенок перестал дышать и посинел не в ванной, а уже после купания, когда мама его одела и посадила в стульчик для кормления. Она протянула ему пол-ложечки пюре. Ребенок пищу принял, но потом как будто бы в себя сильно вдохнул, внезапно перестал дышать и посинел. Но сейчас вроде страшное позади, все обошлось. Ребенок дышит и жив. Мама уже немного успокоилась, повеселела, толковее рассказывает. А мы смотрим на ребенка, и он нам не нравится. То есть, конечно, не сам карапуз не нравится, а его состояние. Малыш хоть и дышит, но крайне вялый. Мы замерили у него все, что смогли замерить сатурацию, пульс, температуру все в норме. Но человечек очень вялый для своих одиннадцати месяцев. Беру его на руки, и он не противится совершенно, дается спокойно, а по возрасту уже не должен так легко идти к чужим. И пока я его осматриваю, он у меня на руках обмякает и засыпает. Жизненные показатели в норме. Тем не менее я сообщаю маме: «Нужно ехать в больницу под наблюдение врачей». Поясню для читателей: существует такая практика если была вызвана скорая помощь к ребенку до года, мы всегда всем детям предлагаем госпитализацию. А здесь и вовсе такое отягчающее обстоятельство, как отсутствие дыхания без видимых причин. Женщина нехотя собирается и бурчит: «Снова больница, опять больница, как я не хочу в больницу, как устала от этих больниц». Разумеется, мы интересуемся, почему они были в больнице раньше.
И тут мама рассказала, что три месяца назад они попали в инфекционное отделение с кишечной инфекцией, а кроме того, в больничных стенах ребенок получил перелом теменной кости. Каким-то образом он умудрился выпасть из кроватки и травмировал голову. Я сопоставляю сегодняшнее происшествие и поведение ребенка с тем, что произошло 6 месяцев назад, и делаю предположение, что у ребенка случился приступ эпилепсии. В доказательство этой мысли мирно спавший до этого ребенок, не проспав и 10 минут, резко просыпается и начинает кричать. Смотрит ошарашенно, будто никого не узнает. Мама мне не верит. А я абсолютно уверена в диагнозе.
Взрослые крайне редко засыпают после приступа. Просто вялые и про приступ не помнят. А наш ребенок после приступа уснул, спал коротко, потом проснулся и явно испугался, поэтому поначалу долго кричал. У него произошел обрыв в памяти, как бывает у эпилептиков. Вердикт однозначный: надо ехать в больницу для наблюдения и подтверждения диагноза.
Потом я звонила в больницу и узнала, что ребенку действительно поставили диагноз «эпилепсия». И это был первый ее эпизод. Поэтому мама не знала, как себя вести и что делать.
К сказанному хочу добавить, что эти приступы выглядят страшно. И те, кто их видит в первый раз, обычно шокированы, потому что человека скрючивает, он кричит, синеет, у него происходит остановка дыхания. Состояние во время приступа не считается опасным, если это не серия непрекращающихся приступов. Если мы сталкиваемся с эпилептическим припадком, задача сделать так, чтобы голова человека не травмировалась. Это значит, что нужно подложить под нее подушку или хотя бы руки. Ни в коем случае не нужно пытаться открыть больному рот и засунуть туда что-нибудь. Это делают якобы чтобы не запал язык, чтобы во время приступа человек его не проглотил. Такое вряд ли произойдет. А вот «спасителю» пальцы стопроцентно откусят. А если вы в порыве милосердия попытаетесь засунуть в рот ложку, то человек останется без зубов. Так что долой эти очень распространенные, но невероятно вредные рекомендации. Нужно запомнить главное если вы вдруг оказались свидетелем приступа, постарайтесь сохранить голову человека, подложив под нее что-нибудь мягкое. А чтобы больной не подавился, достаточно повернуть голову набок и удерживать ее в таком положении какое-то время.
Инфаркт у мужчины
Предыдущий вызов был долгий. Отвезли мы ребенка в больницу и около шести вечера вернулись на подстанцию, а затем и к ларьку с шаурмой. Надо отдать должное продавцам: наша шаурма нас ждала. Возвращаемся на «базу» с мыслью заскочить, простите, в туалет. Но не успеваем и глазом моргнуть, как дают следующий экстренный вызов кому-то стало плохо в общественном месте. Кстати, именно у того самого ларька, от которого мы только что отъехали. Рядом с ним остановка общественного транспорта. Конечно, мы снова летим туда.
Подъезжаем и видим мужчину 42 лет, бледного, обливающегося холодным липким потом. Рядом с ним мальчик-подросток в панике. Спрашиваем, что случилось. Мужчина из себя выдавливает: «Я не знаю, что это. Но мне очень плохо». Измеряем давление, а оно по нулям. Мы его быстро на носилки, закатываем в автомобиль, снимаем кардиограмму. Обширный инфаркт. Начинаем делать все по стандартам. У пациента кардиогенный шок. Он максимально нестабильный. Другими словами, мужчина умирает. В таком состоянии нам нужно по возможности удерживать его сознание, чтобы человек не загрузился. Мужчина с нами разговаривал, рассказывал, как все получилось. Да я вот ехал, говорит, что-то поплохело за рулем. Сын вызвал скорую. Он буквально 200 метров не доехал до больницы. С другой стороны, хорошо, что он до нее не доехал, потому что ему нужна была не эта больница, а сосудистый центр в соседнем городе, в который мы его, собственно, и повезли. А пока мужчина рассказывал свою историю, мы делали все, что нужно, с бешеной скоростью. Добрались мгновенно, минут за 12, на каталке завозим его сразу в кардиореанимацию, откуда его везут в кардиологическую операционную, ставят стенд и тем самым спасают жизнь. Теперь, когда все хорошо закончилось, можно честно сказать он был настолько плох, гемодинамически максимально нестабилен, что мог умереть в любую секунду.
Позже, через неделю, я узнала, что операция тоже прошла успешно, и мужчину выписали. Мы успели сделать все вовремя и правильно. Правда, и перетрухнули с напарником здорово, потому что был огромный риск потерять этого мужчину.