Он рывком отстранился в кресле и заглянул в окно.
Нормальный край! Что ему не понравилось-то?! Вроде не салага, а сыкло редкостное попалось. Где их только берут таких?! Надо будет сказать, чтоб заменили. Чтоб уволили к чертям, если боится или не умеет принимать волевые решения.
Он снова откинулся в кресле и скользнул по мне взглядом.
А волевые решения нужно уметь принимать. Поэтому уволить его! И ее! У нее была своя роль. У нее была просто своя роль. Определенный набор функций, которые она выполняла. И надо сказать, справлялась чудесно. Гениально, что уж там! Я не ошибся с выбором!».
Он затянул сигарету, неспешно выпустил струю дыма и мысленно зааплодировал. Самому себе.
Стоило признаться, что выбор превзошел его ожидания. Как стоило, что теперь ему будет сложно отказаться от нее. Сложно будет ее «уволить». Но он уволит. Уволит, наверняка. Так или иначе он с этим справится. Ему не впервой.
И вторя протекающим мыслям по всему телу, он на минуту осекся. И сник.
Я же не в состояние больше скрываться, опустила зеркальце, громко захлопнула пудреницу и взглянула ему в глаза.
Да, положение у нас непростое, продолжила я начатую ранее реплику. Но оно легким никогда и не было, так-то. Главное- правило его оценивать. Понимать истинные цели игроков на шахматной доске, быть осторожными и не терять куража.
Я не хочу рисковать тобой, выдохнул он вместо ответа.
Я осеклась: Без меня ты рискуешь еще больше.
Он прыснул смехом и снова затянулся: Ты стала провидицей?
Работа у меня такая, я пожала плечами, видеть дальше своего носа. А время от времени и твоего.
В пространстве снова повисла пауза. Он медленно докуривал, снова плавая по мне глазами. Он понимал, что это его решение единственно правильное. Как и любое другое, собственно. И затягивать с ним не нужно. Иначе появится соблазн нарушить. А он определенно появится. Ведь именно сейчас он начал вдруг понимать, что ни одна женщина не занимала его так, как эта. Ни с одной ему не было так хорошо. Просто хорошо. Какое-то необъяснимое состояние наполненности, когда она находилась рядом. Ее смех, эти торчащие ключицы, тонкие запястья, жестикуляция, выразительные глаза
Он дернулся, будто сбрасывая с себя невидимую вуаль, и снова затянулся.
Я сделала небольшой глоток из кофейной чашки и бросила взгляд поверх ее края.
В нем бушевал мыслительный процесс. Улыбка сползла с его лица, брови сдвинулись. В глазах то и дело вспыхивали искры. Я невольно залюбовалась им и плотнее прижала край чашки к губам, чтобы скрыть наплывающую улыбку. Он всегда становился таким вспыльчивым, когда его что-то цепляло. Даже, когда пытался тщательно это скрыть. Особенно, когда пытался
Война самое страшное, что может произойти с человеком. И я не про политическую ситуацию в мире. Я про внутреннюю. Про войну с самим собой. Там творится поистине кровавая резня, в которой нет места уступкам.
Ведь, если он уступит, если сейчас отступится, он будет связан. Она станет не просто демонстрацией, а действительно его «слабым местом». И это повлечет за собой ломку всего, что он столь скрупулезно восстанавливал и выстраивал. Все это время. Снова с нуля. Хотя бы поэтому нельзя уступать. И этого вполне достаточно, чтоб не отступаться.
Он выпрямился и зафиксировал взгляд на настенных часах, отмечая, что уже без четверти час, как они торчат здесь в необоснованном ожидание.
И что же нам, по-твоему, делать? проговорил он, возвращая внимание ко мне.
Я опустила чашку на стол.
Открыть глаза и напрячь ум, ответила я, уже не скрывая улыбки. Действия противника не так уж и хитроумны.
Когда гонка накалится, они ни перед чем не остановятся, чтоб скомпрометировать меня, фыркнул он с присущей ему небрежностью. И первый круг пойдет под раздачу первым. Ты будешь из их числа.
Ты правда считаешь, что они пощадят меня, если перестанут наблюдать нас вместе? бросила я в той же манере. Очнись! Не строй иллюзий! Политика жестокая игра. В ней нет правил. Есть только логика. И она едина: противника надо не просто победить, его нужно ослабить, раздробить, подчинить.
Именно так он и поступил.
Поэтому сразу же после того, как наш самолет приземлился в домашнем аэропорту и прежде, чем сойти с трапа в автомобиль проинформированного уже водителя, я была официально отстранена с позиции. Безвозвратно. И бессрочно.
Мир так устроен, думала я, наблюдая сквозь тонированное окно спецтранспорта, как пилоты покидают территорию аэродрома. Либо ты контролируешь что-то, либо кто-то другой. Вакуум бывает только в физике. В сфере финансов и политике его нет. Откажешься от борьбы, запоешь сладкие песни о дружбе и взаимопониманию это закончится твоей катастрофой. И победой конкурента.
Так оно и случилось, в общем-то.
Но вот закончилось ли?
Едва ли. Едва
///
Едва я пересекла порог отеля, меня накрыла дикая усталость. Дичайшая. Просто валящая с ног. Перелет выдался непростой. Продолжительный. Ночной. И в довесок ко всему, как только самолет набрал высоту у меня заныл зуб. И от пульсирующей его боли казалось, что и звезды на небе пульсируют. И луна. Всю ночь я промаялась в попытках унять эти спазмы всеми доступными способами, но тщетно. Даже участие всего состава бортпроводников сделать мой полет максимально комфортным не увенчалось успехом.
«Всего лишь зуб», думалось мне в обессиленном смирение. Наименьшая часть моего тела. А боль такая, что даже думать не могу.
В попытке разогнать остатки мыслей, я прислонилась лбом к прохладному овалу иллюминатора и увидела в нем нечеткое свое отражение. Осунувшееся лицо, воспаленные глаза, перекошенные губы
«Все правильно. Уставший болезненный вид. Что ты там еще хотела увидеть? Зубную фею?» фыркнула я на свое восприятие и тут же зажмурилась от очередного приступа боли.
Остаточным усилием я погасила индивидуальный свет над креслом и снова прильнула к темному овалу окна, чтоб уже более не шевелиться. Россыпь звезд была тому прямым и единственным свидетелем. Она посмотрела на меня с пониманием. Неподвижная россыпь звезд. Тот факт, что мы летели с огромной скоростью, не имел никакого значения. Во всем значилась неподвижность. И боль.
Боль отпустит, когда научит, бытует мнение. Или, когда покинет тело остаточным следствием активной и продолжительной работы мозга. Нервная система быстро реагирует и быстро успокаивается, чтобы восстановить работу всего организма требуется гораздо больше времени. А после сильных эмоциональных перегрузок тело всегда идет в разнос. И прорывает перво-наперво там, где было тонко.
А тонко сейчас было везде. Тело ослабло и исхудало изрядно. Оно подавало сигналы и раньше, мигренями, бессонницей, спазмами в поясничном отделе. Тело сигнализировало: Обрати на меня внимание!, но кто его слушает, когда вокруг бушуют страсти когда вокруг кипят свершения и творится что-то очень важное непонятное, неопределенное, но непременно важное. Не менее важно потом выделить период на восстановление. И желательно вдали от боевых действий в целом и информационной атаки в частности. А что может быть для женского организма более восстановительным нежели порция тепла, шелеста океана и тягучей раскаленной под солнцем размерности?
Я расположилась на шезлонге в тени соломенной шляпы навеса и раскрыла книгу. Карманный томик в мягком переплете. Подарок Константина по моей просьбе на память, до которого дошел, наконец, свой черед.
«Дорогая, что толку
пререкаться, вникать
в случившееся. Иголку
больше не отыскать
в человеческом сене», пробежались по сознанию возникшие перед глазами строфы.
«Впору вскочить, разя
тень; либо вместе со всеми
передвигать ферзя».
Я передвинулась на шезлонге выше под тень и подняла подголовник.
«Все, что мы звали личным,
что копили, греша,
время, считая лишним,
как прибой с голыша,
стачивает то лаской,
то посредством резца -
чтобы кончить цикладской
вещью без черт лица.
V
Ах, чем меньше поверхность,
тем надежда скромней
на безупречную верность
по отношению к ней.
Может, вообще пропажа
тела из виду есть
со стороны пейзажа
дальнозоркости месть».
Я посмотрела на линию горизонта. Вдаль. По неровной полоске глади вслед за игрой света по текстуре пейзажа. Выше, шире и дальше. Каждый метр окружающего пространства был старательно заполнен искусственным лоском. Яхты, люди, птицы все выглядело как заранее созданные декорации. Как наливной натертый дифениламином глянцевый плод. И лишь воздух, слишком уж влажный воздух, дрожащий в турбулентной конвекции, едва уловимым потоком демонстрировал, что плод этот уже основательно подгнивал.
Есть ли у ландшафта разум? Есть ли у декораций душа? думала я, блуждая глазами в пространстве из-под приподнятых ко лбу очков. Или корыстью единой, тычущего вдаль перста Или товаром на вынос под силой сжатого кулака Да, пропажей тела из виду Неизбежной такой пропажей, закономерной
Я усмехнулась уголком рта и, мне вдруг стало неимоверно противно видеть и, тем более, проникать во всю эту гниль и разложение. Я невольно съежилась, вернула очки на переносицу, прищуриваясь от отражения солнечных бликов, и снова опустила глаза на страницы.
«Вечером, дорогая,
здесь тепло. Тишина
молчанием попугая
буквально завершена.
Луна в кусты чистотела
льет свое молоко:
неприкосновенность тела,
зашедшая далеко».
Далеко. Ах, как далеко мы зашли. Заигрались. Но то была разумная игра. Слишком разумная, продиктованная необходимостью. Он стал настолько в сильных чувствах не уверен, что врал что беспрерывно врал. Я же все больше предпочитала царапать его реальностью, а не полировать ею и без того гипертрофированно идеализированную поверхность всего его существования. Ведь любые взаимоотношения, будь то партнерские, дружеские и, уж тем более, семейные, это далеко не реклама маргарина, где все натужно и наиграно счастливы. Просто всего-то и нужно не побояться однажды и найти в себе силы принять ужасающую правду: окружающий мир далеко не такой, каким ты себе его представляешь. И счастье в нем тоже
«Дорогая, несчастных
нет! нет мертвых, живых.
Все только пир согласных
на их ножках кривых.
Видно, сильно превысил
свою роль свинопас,
чей нетронутый бисер
переживет всех нас.
XII
Право, чем гуще россыпь
черного на листе,
тем безразличней особь
к прошлому, к пустоте
в будущем. Их соседство,
мало проча добра,
лишь ускоряет бегство
по бумаге пера.
XXIII
Все кончается скукой,
а не горечью. Но
это новой наукой
плохо освещено.
Знавший истину стоик -
стоик только на треть.
Пыль садится на столик,
и ее не стереть.
VIII
Чем безнадежней, тем как-то
проще. Уже не ждешь
занавеса, антракта,
как пылкая молодежь.
Свет на сцене, в кулисах
меркнет. Выходишь прочь
в рукоплесканье листьев, в »3
в доминиканскую ночь, дополнила я вслух, запрокидывая голову на подушку шезлонга, и прикрыла томик.
Шампанского? услышала я у своего изголовья справа и перевела взгляд на источник.
Передо мной возвышалась широкая особь мужского пола киберспортивного телосложения и многозначительно отбрасывала тень. Из одежды на ней числилась узкая набедренная повязка и квадратные солнцезащитные очки.
Благодарю, деликатно ответила я и прикрыла глаза ладонью. Не употребляю.
Не любишь игристое? не унималась тень.
Напротив, улыбнулась я, не открывая глаза. К игристым винам весьма благосклонна. А вот дешевого шампанского стараюсь избегать, уж больно сильно пенится и пузырится.
Тень на минуту сошла, но тут же материализовалась сбоку на соседнем шезлонге.
Тогда, может, по мороженому? проявилась она голосом. Или тоже не употребляешь? Для фигуры не полезно? Фигурка-то у тебя что надо.
В моем восприятие еда не делится на вредную или полезную, ответила я, не меняя позиции. Она либо вкусная, либо невкусная. Как и люди, собственно. Общение с ними, их послевкусие.
Так и что же? продолжала упорствовать фигура.
Мне не вкусно, я добавила в голос нотки доходчивости. Очень.
Ну, знаешь, прыснул он нервным смешком, не всегда все бывает сразу и сладко. Чтоб уверенно держаться в шоколаде, нужно для начала и на дерьме потренироваться.
Настал мой черед заулыбаться, и оценить сей откровенный посыл по достоинству. Я приоткрыла один глаз и направила его на первоисточник истины: У тебя по этой дисциплине КМС, как понимаю? Не менее. И настолько обширный опыт, что не терпится перейти к педагогике?
Фигура заметно насупилась и что-то невнятно забормотала.
Не утруждайся, продолжила я, спасая унылое положение. Я по определению не тону. Ни в какой консистенции. Природа такая, ничего не поделаешь. Так что, ты не по адресу.
Фигура еще являла какие-то звуки, я не вникала, но вскоре поднялась, чтоб, наконец, освободить собою пространство.
Но спасибо, что поделился, бросила я вдогонку. Бесценный опыт. Многое объясняет.
Тень на мгновение остановилась явно в недвусмысленном ожидание.
И попроси официанта принести мороженое, продолжила я, приподняв руку. Шоколадное. С шоколадной крошкой. Двойную порцию. Самое вкусное, что у них есть. Пожалуйста. Нужно как следует заесть послевкусие
Тень испарилась, не издав ни звука. И как все же приятно, что не по причине полудня.
«Деньги не исправляют ущербности природы, а лишь усугубляют их. Сколько и на чем до этого ни тренируйся», отметила я и снова раскрыла книгу.
Книги, кстати, хорошая альтернатива алкоголю. И любому десерту, собственно. При условии, что книга действительно хороша. Тогда все окружающее становится гарниром, где основное блюдо мысли твоего незримого собеседника, оформленные шрифтом по офсетным страницам. С такими мыслями не хочется расставаться. А после диалога остается тонкое послевкусие, оттеняющее пространство вокруг каким-то особым свечением.
В этот раз мы расстались, лишь когда лучи палящего света изменили пространственное положение относительно земли и с жаром прошлись по моим стопам. Я закрыла страницы и потянулась, приводя в движение затекшие мышцы. В креманке на столике у шезлонга плавала бурая жижа. Я даже не заметила, как официант все же принес мне мороженое и поставил его у изголовья. Там же в ведерке со льдом потела бутылка воды и Lanson "Le Rose" Brut, 200 мл.
И, все-таки, шампанское, усмехнулась я и протянула руку за водой.
Все-таки
Мир наш имеет финансовое устройство. Плохо ли, хорошо это факт.
Как факт и то, что во время кризиса хорошо себя чувствуют только те, кто его организовывает. И пара-другая случайных счастливчиков, мнящих себя впоследствии прародителями успешного успеха. И кого столь же легко и непринужденно потом выкупаются вместе с проектами за гроши, гораздо дешевле, чем то же имущество, что числится у них на балансе. Иными словами, «Знал бы прикуп жил бы в Сочи», цитируя советский фольклор. Тот, кто прикуп знает, там и живет. Кто прикуп назначает, обитает совсем в иных местах. В более знойных. И более лояльных к транзакциям. В таких, как это, к примеру
Ты успешна? раздался вопрос сквозь буйство красок заката в ненавязчивой окантовке звуков живой музыки. Вечер выдался влажный, тягучий и скользкий, почти такой же как тип, возникший передо мной.
Вполне, ответила я, смерив возмутителя цепким взглядом.
Тогда позволь взять автограф, сделал он жеманный реверанс. И подписаться на твой блог с готовыми кейсами, как зарабатывать миллионы, медитируя.