На мой взгляд, в наиболее общем виде охарактеризовал современную форму экономической зависимости стран континента, которая лишь видоизменилась в эпоху так называемой глобализации, бразильский экономист и политический деятель Ф. Кардозу. Это названная им как анклавная структура экономики, где наибольшее развитие и инвестиционную подпитку извне получает какой-либо один вид или отрасль производства, например добыча минеральных ресурсов (Венесуэла, Перу, Боливия, Чили) или с/х сырья (Аргентина), или экологически неблагоприятные производства и даже отрасли промышленности (цветная и черная металлургия, химические производства (Бразилия, Колумбия, Мексика)), или предоставление специфических услуг (транспорт, международный туризм (Панама, Доминиканская Республика, в свое время Куба)).
Социологическим следствием анклавных экономик является неразвитость среднего и мелкого бизнеса, большая разница в доходах элит и большей части населения, а ее политическим следствием формирование властной надстройки, связанной с производством и экспортом главных анклавных (не обязательно сырьевых) продуктов страны, надстройки, чуждой задачам отстаивания национальных интересов страны и создающей для удержания своей власти далекие от подлинной демократии институты и изощренный бюрократический аппарат.
Новой, еще более сложной формой экономической зависимости стран от технологически более передовых стали образованные в последние десятилетия мощными ТНК международные производственные комплексы (МПК) или пронизывающие экономики разных стран производственные цепочки для создания конечного продукта в одной из них или в самой метрополии.
Так получилось в зависимых в силу своей анклавности странах Латинской Америки. Так произошло, я думаю, и в России, где высокая доля в ВВП таких анклавных отраслей, как добыча нефти и газа и не работающая на внутренний рынок оборонка, создала такую неблагоприятную экономическую однобокость и зависимость от мирового рынка, которая острейшим образом поставила в наши дни задачу коренной модернизации и диверсификации экономики России как условие сохранения нашей национальной идентичности и политической независимости. Это жестко показывает нам нынешняя реальность в условиях тяжелого военного противостояния практически одинокой России коллективному Западу на полях начатой тем же Западом жестокой российско-украинской схватки.
Эта война ведется с использованием новых, ранее не применявшихся в войнах технологий и технических средств, соответствующих стремительно формируемому высокотехнологичному шестому укладу мировой экономики и промышленности. И все преодолеваемые сейчас с огромным трудом нашей оборонной промышленностью, инженерами и рабочими трудности и проблемы отчетливо показывают, какие опасности для суверенитета и национальной государственности принес России капитализм в его зависимой от внешних обстоятельств форме с анклавной структурой экономики, допущенное нами отставание от участия в развитии высокотехнологичных отраслей наравне с промышленно развитыми странами Европы, США, Юго-Восточной Азии, Китаем.
Развитие наших отношений со странами Латинской Америки всегда и естественно встречали разного рода сопротивление со стороны США, сформировавших еще на основе доктрины сенатора Монро разнообразные формы и инструменты своего обширного и традиционного влияния на принятие этими странами суверенных экономических и политических решений. Последним примером этого могут служить результаты их голосования в ООН при обсуждении 23 февраля на ГА ООН «агрессии» России на Украине, когда Генеральная Ассамблея ООН 141 голосом, в т. ч. Бразилия, Аргентина, Мексика, Чили, Колумбия и даже Венесуэла (!), далее все латинские страны, кроме трех воздержавшихся (Боливия, Куба и Сальвадор) и единственной из стран Латинской Америки, проголосовавшей против (Никарагуа), приняла резолюцию, призывающую Россию вывести войска с территории Украины.
Это голосование латиноамериканских и карибских стран явилось, пожалуй, одним из самых проамериканских за последние десятилетия, тогда как мир, и особенно дипломатический мир, уже давно отмечает, что уровень полной дипломатической поддержки ими в ООН американских резолюций составляет в среднем не более 2530 %. Мы уже давно привыкли, например, к тому, что латиноамериканские страны дружно, почти 100 %-но голосуют за снятие США экономической блокады вокруг Кубы. А свежий пример отказа от приглашения украинского президента на недавний экономический саммит ЕС, Латинской и Карибской Америки в Брюсселе! Хотя и как бы тут же уравновешенный в пользу США со стороны Аргентины, отказавшей 17 июля с.г. в разгрузке российского сжиженного газа в своем порту с судна, прибывшего по контракту с «Газпромом» аргентинской государственной компанией ЕNARSA. Такие факты, вероятно, могут случаться и в будущем.
И все же, понимая, какой традиционно тяжелый груз своей зависимости от США несут все еще эти страны, наши отношения с ними на фоне тенденции формируемого сейчас нового многополярного мира могут и должны получить дальнейшее развитие. Для этого есть и свои причины, и уникальные особенности наших народов. Этому способствуют, на мой взгляд, и многие цивилизационные и культурные схожести. Россияне, а точнее все приверженные русской культуре люди с нашими православными моральными и нравственными принципами, близкими к строгому иезуитскому, без лицемерия варианту католицизма, но со схожим с латиноамериканским, мягко говоря, гибким и потому легким для жизни отношением к порядку и религиозным канонам, близкие по духу к латиноамериканцам люди.
Отдельным, пока еще сохраняющимся и часто обращаемым в нашу пользу фактором остается и опыт отношений латиноамериканцев с нами в эпоху существования СССР. Корни прошлых советско-латиноамериканских отношений настолько глубоки, что большая часть трудящегося населения латиноамериканских стран, а также часть интеллигенции и предпринимателей да и государственных деятелей до сих пор воспринимают Россию как передовую в социальном отношении страну, прямую наследницу в этом смысле СССР.
Многие из них все еще верят, что наблюдающееся «возрождение идентичности» России в конфликте с Западом, в котором они в своем большинстве все же симпатизируют нам, сделает нас вновь альтернативной для них стороной, которую можно будет использовать для борьбы за свои права в их отношениях с США и другими западными странами.
Эти факторы из прошлого в последнее время все более размываются новыми реальностями и для новых поколений латиноамериканцев могут вообще перестать существовать, если в России не произойдут перемены в сторону внятной идеологии, ставящей своей целью еще точнее, шире и, главное, системнее, чем до сих пор, соблюдение провозглашенных конституцией социальных интересов трудящихся, развитие экономики усилиями большинства и для большинства при направляющей и активной роли государства в этом.
В моей работе в торгово-экономических отделах наших посольств в Латинской Америке, в аппарате министерств и ведомств, работавших на латиноамериканском направлении и в последние годы в Институте Латинской Америки РАН я всегда это помнил и понимал, а тема экономической и политической зависимости, форм преодоления этой зависимости ради своего самобытного латиноамериканского пути развития являлась для меня самой важной и интересовала меня более всего. Она же была и самым главным впечатлением из всего моего латиноамериканского опыта работы в Перу, Коста-Рике, Панаме и не только. Я увидел и, как говорят, пропустил через себя и позитивные, и негативные стороны почти полного ухода государства от функции контроля за внешнеэкономической деятельностью наших компаний и бизнесменов, о чем тоже хочу рассказать читателям. Но сначала
Немного личного и как я стал торгпредом
Могучий Интернет на мой вопрос о моих однофамильцах (а фамилия редкая, сибирская) выдал мне только одного энциклопедически известного однофамильца Федора Ивановича Шемелина. Правда, еще задолго до Интернета мой отец со ссылкой на своего отца, моего деда, не раз говорил мне, что «был и жил в Забайкалье какой-то наш дальний родственник, Федор Шемелин, написавший книжку о своих путешествиях в Америку».
И вот читаю на голубом экране компьютера, что Федор Иванович Шемелин был приказчиком у Григория Шелехова, сподвижника русского аристократа Николая Петровича Резанова, основателя Русской Америки в Калифорнии и Русско-Американской компании. В 18031806 гг. под началом Н.П. Резанова («Юнона и Авось»!) он участвовал в качестве коммерсанта-купца в первой русской кругосветной экспедиции вокруг света на парусниках «Надежда» и «Нева». В день отплытия из Кронштадта 26 июля 1803 года он написал первую страницу своей тетради под названием «Журнал первого путешествия россиян вокруг света».
По окончании экспедиции Рязанова Крузенштерна в Японию, на Аляску и Западное побережье Америки мой гипотетический предок продолжал заниматься торговлей: мотался челноком из Кяхты, торгового центра на границе России с Китаем по маршруту Кяхта Иркутск Тобольск Верхотурье Москва Петербург с грузами шкурок аляскинского бобра и других мехов. В китайской Кяхте часть бобровых мехов для «диверсификации» груза он менял на чай и другие колониальные товары. Видно, долго он был занят этими торговыми делами, поэтому «Журнал первого путешествия россиян вокруг света» был издан в Петербурге им (?) только в 1816 году и еще долго служил единственным источником первых впечатлений русского человека о Карибах и Латинской Америке, Японии и американской Калифорнии.
Я нашел экземпляр этого журнала-книги в Национальной библиотеке Республики Беларусь и, листая его и делая выписки, подумал: а может быть, сын Федора Ивановича, Иван, действительно стал отцом моего деда, Петра Ивановича, родившегося в Чите в 1872 году «в семье обер-офицера», о чем свидетельствует выписка, полученная мной из архива читинского загса? А тот, в свою очередь, будучи сначала учителем, уволенным из-за «привлечения к ответственности по политическому делу» в 1890 году, затем чиновником, а потом и казначеем Управления статистики Забайкальской железной дороги, женился в 1895 году после неожиданной кончины первой жены вторым браком на стройной блондинке Софье, дочери ссыльного польского шляхтича, боровшегося в составе польских повстанцев в период восстаний середины XIX века за независимость Польши от Российской империи. К моменту революции 1917 года мой дед был социалистом-революционером (эсером), так же как и его сын от первого брака Александр. С Софьей Павловной у него появилось еще трое сыновей, младшим из которых и был мой отец, который, едва окончив ч класса гимназии, а яблоко от яблони недалеко падает, стал одним из первых комсомольцев Забайкалья. И с мамой он познакомился, так скажем, на идеологической основе.
Мама же родилась в многодетной семье иркутского священника Николая Соколова самой последней, девятой. Ее мать уже в годы Первой мировой войны осталась одна из-за рано ушедшего из жизни мужа (причина его смерти доподлинно неизвестна) и в хаосе гражданской войны уехала из Иркутска в китайский Харбин с то ли с коммерсантом, то ли с белым офицером. Дети остались на попечении старшей сестры Марии. Трудно сказать, как бы сложилась ее и ее братьев и сестер жизнь, если бы не Советская власть, протянувшая руку прежде всего всем обездоленным.
В один из холодных и голодных дней 1920 года моя 14-летняя мама украла на иркутском базаре краюху хлеба и была поймана помчавшимся за ней красноармейцем. Тот, сорвав с нее буденовку, увидел не парня, а девчонку. Он пожалел ее, и она потом стала помогать мальчиком на побегушках в штабе красноармейцев на бронепоезде. Вот так и заронил тот солдат революции в ней чувство справедливости и правоты тех, кто несправедливо голоден, кто «был ничем», но «станет всем».
Конечно, это был только начальный эпизод, а потом было воспитание пионерией и комсомолом, партийная учеба на высших женских партийных курсах в Москве, а потом любовь к высокому красивому комсомольцу, моему отцу, тогда одному из первых вожаков комсомольцев Забайкалья. У них было трое детей, первенец умер малышом, в 1929-м родилась моя ушедшая в октябре 2014 г. сестра Галя. Жили мы тогда в г. Егорьевске Московской области, где мама работала сначала на курсах при техникуме на текстильной фабрике, где стала секретарем парторганизации, а потом горкома партии.
Отец работал в местной газете. На фронт он ушел после военного училища в 1941 году капитаном, вернулся майором. Помню, как он вернулся домой после войны вечером 31 декабря 1946 года с новогодней елкой и подарком маме тяжеленным зеркалом в дубовой раме, что до сих пор я храню на стене спальни на даче. Я нашел в парке «Патриот» под Кубинкой запись о нем и его наградах, в том числе о награждении его орденом Красной Звезды за мужество в боях под Ельней. Отец был политруком и, хотя окончил лишь четыре класса гимназии, много читал и хорошо знал классиков русской литературы и поэзии. В его фронтовой записной книжке я нашел написанные его рукой стихи Пушкина, Есенина, Симонова, которые он читал бойцам. Там же я нашел копию документа: перевод письма немецкого офицера своему другу в Германию от февраля 1944 года, в котором тот пишет, что «мы бездарно проиграли битву за Крым, но мы сюда рано или поздно обязательно вернемся, и эта райская земля будет нашей». В год возвращения Крыма в Россию в марте 2014-го я направил этот документ в газету «Советская Россия», и он был там опубликован.
В Егорьевске мы жили почти всю войну, если не считать короткого периода времени в эвакуации в Ташкенте, куда маму командировали ответственным руководителем группы испанских детей, учившихся в ПТУ при Егорьевской текстильной фабрике. Старшая сестра мамы, тетя Маруся, была в Первую мировую сестрой милосердия в госпитале Иркутска, ее первый муж, офицер, умер от ран в 1915 году. Вторым ее мужем стал сосланный в Иркутск за подрывную работу в войсках большевик Федор Петров. В доме у Маруси жили и столовались девчонки-телеграфистки из колчаковского штаба. И Федору Петрову, который не случайно познакомился с Марией Николаевной и начал ухаживать за ней, с ее помощью не раз удавалось получать ценную для партии и партизан информацию. После победы над Колчаком Федор Петров входил короткое время в состав правительства Дальневосточной республики, а в начале 30-х они уже с двумя детьми переехали в Москву, где он был назначен одним из заместителей наркома НКПС Л.М. Кагановича. Вторая половина 30-х и война оказались для семьи Марии Николаевны трагическими: в 1936-м от странной, как она считала, болезни умер ее муж, в 1939-м застрелился связавшийся с криминальными кругами ее младший сын Сережа, а в 1941-м пропал без вести ушедший защищать Москву старший, Костя. Тетя Маруся до самых последних дней своей жизни была, пожалуй, единственным родственником нашей семьи, с которой я и моя семья поддерживали постоянные отношения. Перед нашим отъездом на работу в Перу в 1978-м мы съехались с ней по обмену, и она несколько лет жила с нашими дочерьми, как могла помогая им справляться с жизнью без нас. Она умерла в 1984 году.
Мама и ее партийная карьера определили географию и материальное положение нашей семьи на долгие годы. В Егорьевск в 1935 году переехала из Читы вся семья отца. Все мы, 9 человек родители отца, он, его два брата и сестра Нина, мама, я и моя сестра Галя жили в Егорьевске в двух комнатах в коммунальной квартире с печным отоплением, общей с соседкой кухней и удобствами на холодном первом этаже. Счастливое было у меня детство, если при таких тесноте и коммунальных трудностях я не помню ни одной ссоры или размолвки в семье. Хотя мне никто этого не говорил, но я думаю, что, возможно, одной из причин этого массового переезда семьи отца было бегство от возможных репрессий. Местные органы старались вовсю, чтобы удержаться у власти и показать это вождю. А мой не из бедных дед, бывший городской чиновник, и его старший сын состояли одно время в партии эсеров. И неважно, что после революции дед ушел со службы, а мой отец по его совету из гимназии в знак молчаливого протеста против организации в Чите белого движения и что брат Александр организовал и возглавлял крестьянскую дружину для борьбы с семёновцами, японскими и американскими интервентами.