И все равно ты от ошибки не гарантирован. Случалось, что начал операцию и видишь: нужды в ней нет. Такое тоже бывало в той хирургии. Но лучше сомневаться в пользу больного, как нас учили: открыть, и, если оперативного вмешательства не требуется, зашить. Максимум, что останется, это рубец. Но не произойдет катастрофы, если пропустишь опасную и быстро развивающуюся болезнь
Одно можно сказать: выбор оказался удачным. Для всех. Андрей Дмитриевич посвятил жизнь медицине и тем самым спас многим людям жизнь, вернул им здоровье. А себя сделал счастливым и успешным.
В 1983 году, после школы, он поступил на лечебный факультет Московского ордена Трудового Красного Знамени медицинского стоматологического института имени Н. А. Семашко[1]. В Москве его называют «3-й мед»: в столице всегда существовали два института, где будущих медиков учили всем специальностям, и отдельно учебное заведение для стоматологов.
Государственный институт зубоврачевания открыли еще в 1922 году, ему присвоили имя первого народного комиссара здравоохранения РСФСР Николая Алексеевича Семашко; врачом он работал мало, но был пламенным большевиком.
Конкурс в медицинские вузы всегда был очень высоким. Туда поступали дети начальства, отпрыски известных медиков. А когда в 1968 году в стоматологическом институте открыли лечебный факультет (где учили в том числе и хирургии), сюда устремились молодые люди, у которых не было высокопоставленных родителей или родственников медицинских светил.
Уже на первом курсе Андрей Каприн начал трудиться сначала санитаром, потом медбратом в отделении урологии городской больницы. Работал на скорой помощи. Будущий академик считал, что обязан сам зарабатывать, а не сидеть на шее у родителей. Но дело еще и в другом: в медицине, как, собственно, и в любой профессии, надо начинать с самого начала, чтобы знать и понимать, как все устроено, и не с чужих слов.
Ведущему программы «Моя история» на Общественном телевидении России (ОТР) Дмитрию Кириллову академик Каприн рассказал:
Я решил отделиться от родителей, жить отдельно. Меня родители поняли. И чтобы у меня было служебное жилье, я пошел наниматься дворником.
Дмитрий Кириллов поинтересовался:
В каком районе вы мели?
Андрей Каприн:
Я убирал угол улицы Герцена с улицей Грановского. Рядом был Российский институт театрального искусства (ГИТИС), и многие ребята, известные актеры, работали тоже дворниками, и мы соседствовали по участкам. И были очень талантливые и толковые ребята. Таких вечеров, как, например, у меня в квартире и у ребят, вы знаете, это вспомнить приятно Многие капустники переносились туда. Я с теплотой вспоминаю, это известные люди. Мы с ними поддерживаем отношения.
Дмитрий Кириллов уточнил:
Коллеги?
Андрей Каприн:
Коллеги по уборке, да. Мы даже друг друга подменяли иногда на участках. Такая была взаимовыручка, потому что если техник утром придет, и у тебя не убрано в таком месте, то, конечно, тебя накажут и выгонят, и ты останешься без квартиры. И я иногда дежурил на скорой, и надо было выходить утром, когда снег, и за меня ребята выходили. Но если мы знали, что кто-то приболел, то мы тоже ходили на эти участки.
А дважды за меня убирал участок отец. Будучи знаменитым человеком! У меня не было возможности выйти на участок, и чтобы меня не подвести, он ходил и убирал. Это незабываемая юность, прекрасная совершенно. Я вспоминаю с такой теплотой. Меня назначили старшим техником на несколько участков. Я подумал: «Надо уходить»
В 1989 году Андрей Каприн сдал выпускные экзамены и получил красный диплом. Проходил интернатуру (то есть осваивал будущую специальность) в Городской клинической больнице 33.
Я поинтересовался у Андрея Дмитриевича:
Почему урология? Почему не тихая, приятная терапевтическая стезя: «Больной, вы чихаете ужасно, но через три дня пройдет»? А вы беретесь лечить урологические заболевания. Больные тяжелые, работа тяжелая Зачем?
Я ведь изначально хотел быть хирургом. Но в хирургической специальности тоже очень много ветвей И в нашем деле, я уже потом это понял, очень все зависит от учителя. Я попал в 33-ю больницу в ученики к замечательным хирургам.
Потом будущий академик перешел в Городскую клиническую больницу 50, в отделение урологии врачом-ординатором (важная ступень, необходимая для самостоятельной работы).
Академик Каприн:
В 50-й больнице были очень сильные ребята, много оперирующие, и там урология уже вышла за пределы стандартной урологической службы, и я увидел, что они очень продвинуты и в научном смысле. Я ощутил этот дух творчества. И я просто полюбил своих новых коллег В нашем деле начинаешь влюбляться в людей, которые мастерски делают свое дело.
В 1993-м Андрей Дмитриевич поступил в аспирантуру своей alma mater родного Медицинского стоматологического института имени Н. А. Семашко. Научный руководитель доктор медицины Олег Борисович Лоран, заведовавший кафедрой урологии лечебного факультета.
Каприн учился и писал кандидатскую диссертацию, которую в 1996 году успешно защитил. И его сразу взяли старшим научным сотрудником Научно-исследовательского института урологии Министерства здравоохранения. Этот институт создал самый известный в ту пору уролог Николай Алексеевич Лопаткин, доктор медицинских наук, академик, Герой Социалистического Труда.
И сегодня Каприн неизменно повторяет: «Мне посчастливилось не только работать с ним, но и быть его учеником».
Молодой кандидат медицинских наук, конечно же, и предположить не мог, что меньше чем через два десятилетия именно он будет руководить и этим коллективом. Институт впоследствии получит название НИИ урологии и интервенционной радиологии имени Н. А. Лопаткина и войдет в состав Центра радиологии, который возглавит академик Каприн Но не будем забегать вперед. В Институте Лопаткина он тогда проработал сравнительно недолго.
Я спросил академика Каприна:
И все же: почему онкология? Есть заболевания, которые можно вылечить, пациент ушел счастливый и будет жить еще сто лет. А в онкологии, прямо скажем, прогнозы бывают всякими Зачем вы выбрали такую невеселую профессию?
Опять же из-за учителей. Я работал в Институте урологии, уже заведовал отделением у Николая Алексеевича Лопаткина. У меня была сложная проблематика: я занимался тяжелыми травмами у женщин, связанными с разрушением мочевого пузыря, это уже хирургия приличная Все вроде было неплохо. Но как-то мне показалось тесновато, знаете, в Институте урологии, тесновато. Не потому, что там ко мне плохо относились, а потому, что хотелось попробовать что-то новое.
А я учился в институте на одном курсе с Наташей Харченко, дочкой известного очень онколога. И вдруг мне Наташа звонит: «Отец хочет заняться онкологической урологией, она сейчас очень развивается. Приходи». И я пришел и увидел, что это совершенно иная специальность, что хирурги-онкологи оперируют иначе. Словом, заинтересовался.
Академик Владимир Петрович Харченко, к которому пришел Андрей Каприн, учился в аспирантуре Онкологического института имени П. А. Герцена (его потом возглавит Каприн), защитил докторскую диссертацию на тему о хирургических методах лечения рака легкого, стажировался в Соединенных Штатах, трудился в Институте рентгенорадиологии, который возглавил и со временем превратил в Российский научный центр рентгенорадиологии.
Харченко сказал Каприну: «Мы о тебе слышали давно. Но я тебя специально не трогал эти годы, чтобы ты определился».
Академик Каприн:
Я в 1990-м окончил институт, а в 1996-м он меня забрал к себе. Говорит: «Это чистая поляна. Попробуй. Если получится, клинику тебе здесь откроем. А начнешь с нескольких коек в отделении». Он отдал мне в хирургическом отделении несколько коек.
Я ходил к нему на операции. Он, конечно, оперировал, как бог. Причем оперировал все подряд, кроме головы, вот от шеи начиная Таких хирургов, к сожалению, почти нет. И я напросился к нему: «Можно я, пока у меня там всего две-три койки, буду стоять с вами на операциях?»
А он ко мне очень хорошо относился, прямо по-отечески, хотя характер у него был жесткий. И конечно, я влюбился в онкологию и стал с ним оперировать. На всех операциях старался к нему попасть. Если он даже меня не брал, то я все равно стоял и смотрел, а потом уже занимался своей лечебной работой. И так продолжалось, наверное, лет пять Так я и оказался в онкологии из-за людей, с которыми работал. Хирургия это командная работа, ты в одиночку ничего не сделаешь.
Я спросил Андрея Дмитриевича:
Вы так интересно рассказали про вашего учителя А в чем заключается это искусство хирурга? У него какие-то особые руки, как у музыканта? Или вы, что называется, видите больного насквозь? Каким-то образом ясно представляете себе то, что не видно остальным?
Ну это приходит с опытом. Вообще говоря, нужно наладить работу над ошибками у диагноста. Если нормально хирургическая клиника работает и выясняется, что при постановке диагноза произошла ошибка, надо разобраться. Я заставляю ребят звать лучевых диагностов, тех, кто делает компьютерную томографию и МРТ, чтобы они пришли в операционную и посмотрели, сравнили реальность со снимком.
У много оперирующего хирурга, конечно, большой опыт созерцания изучения сделанного при обследовании снимка. Поэтому еще до операции я отчетливо представляю, как все это может выглядеть. А потом я это еще и руками начинаю чувствовать А снимок у меня вот висит на экране Сейчас операционные у нас, как космические корабли. Прямо супер! Там все видно: можно расширить картинку, можно сделать 3D-картинку
Если сложная операция, начинаем крутить 3D-картинку прямо в организме так, чтобы было видно, как прилегает, например, опухоль к сосудам жизненно важным. Тогда видно, какой подход необходим и откуда примерно надо подойти к опухоли Определить угол хирургической атаки Разрезом нужно сразу пытаться выйти на опухоль. Она же растет, не подчиняясь никаким законам и программам, дико.
В Институте имени Герцена существовала традиция но я уже ее не застал когда еще не было КТ и МРТ, по приказу академика Валерия Ивановича Чиссова после операции на подносе ординаторы приносили удаленную опухоль, чтобы все внимательно на нее посмотрели.
То есть созерцательный опыт имеет большое значение. И тактильные ощущения, тоже сформированные большим опытом Иногда вслепую можно обойти опухоль рукой и точно решить, как действовать. Знаете, у хирургов говорят: «Лучший инструмент это палец». Иногда ты чувствуешь лучше, чем видишь
Все это постепенно вырабатывается. Знаете, приходишь в хирургический зал медицинского института, поднимаешься в аудиторию когда преподаешь на старших курсах, и видишь, что под партами все в нитках: ребята сидят и вслепую вяжут. Кто хочет стать хирургами, вслепую вяжут узлы. Это совершенно необходимо для хирурга. Навыки и опыт. Считается, что если хирург делает меньше полусотни операций своего профиля в год, то ложиться к нему на операцию не стоит
Когда вы оперируете, и ситуация понятна, неожиданностей нет, то руки сами работают, а вы о чем-то размышляете?
Нет, ни о чем другом не думаю, кроме операции, это точно. Можете не сомневаться. Более того, если вы забыли зайти в туалет, а так тоже бывало переходишь из операционной в операционную, и в обычной жизни за семь-восемь часов уже пару раз бы заглянул, а в операционной обо всем забываешь. Выходишь, и еще некоторое время ничего не хочется. А если операция была напряженная, то ничего не помнишь.
Но ты же не один работаешь, и, если тебе нравится бригада, можно что-то обсудить Такой бывает, знаете, момент спокойный. Вот, например, убрали орган или, наоборот, уже сделали пластику, видно, что основное позади, хотя все может быть Но тут с ребятами перекинешься парой слов. Кто-то расскажет что-то интересное, заодно и узнаешь, что ребята читают и смотрят. Но пустые разговоры затевать не стоит. Потому что, если спросишь, как ты оперировал, они скажут: «Шеф, отлично!» Спросишь иногда, как в семье? Знаешь же ребят, обычно с тобой стоят одни и те же Бригады меняются, но старший ассистент все равно один и тот же, да и заведующий отделением
А если прямо перед операцией вам позвонили: «Как освободишься, немедленно приезжай к начальству!» или, не дай Бог, кто-то близкий заболел, эти мысли вас преследуют во время операции?
Если болеют близкие, да Когда болеют близкие, я к этому вообще очень тревожно отношусь. Но, если вызывают к начальству и не знаешь, зачем, иногда в голове это покрутится, но быстро забываешь. Потому что понимаешь, что, если даже снимут с должности, из хирургии-то не выгонят. Это, кстати, одна из причин, почему выбрал хирургию, надежное ремесло. Если можешь оперировать, все равно будешь нормально работать и жить.
То есть вы способны полностью переключиться? И, несмотря ни на какие внешние обстоятельства, сосредоточиться только на операции?
Я думаю, что сама физиология хирургии заставляет переключиться. Когда стоишь со скальпелем, выделяется адреналин, и он, конечно, влияет. Мы же знаем, что адреналин является хорошим обезболивающим. И чем больше адреналина, тем меньше ощущений. Адреналин же мы колем при травме вместе с обезболивающими. Если адреналин выделяется а это же защитное свойство организма не чувствуешь всего внешнего. То есть эта сосредоточенность физиологически легко объяснима, это очень закономерно и нормально. Мне говорили реаниматологи: когда случается сердечный приступ, тоже надо адреналин колоть. И когда хирургам колют, говорят, приходится давать дозу побольше
Но сейчас наше дело тоже очень меняется. Вот у нас в Институте урологии стоит видеокомбайн по изучению сокращения мочевого пузыря у женщин до родов, после родов. Это огромная установка, умнейшая. Ее данные еще надо уметь расшифровать, потому что она собирает большой объем информации. Но это уже совсем другая работа! В нашем деле можно найти то направление, к которому лежит душа.
У нас в Центре поколения меняются, и мы уже чувствуем, что есть молодые ребята, которые все делают очень хорошо. Оперируем вместе, и молодежь говорит: «Андрей Дмитриевич, да мы сделаем!» И правда делают, и делают иногда лучше, чем я. По-человечески думаю: если мне самому понадобится хирургическая помощь, то точно знаю, к кому можно обратиться.
Мы наши хирурги сейчас делаем только в МНИОН имени П. А. Герцена сорок операций, в Обнинске сорок операций, и еще три десятка в Институте урологии. Во всем Центре получается сто двадцать операций в день! И что важно: сейчас система оплаты стимулирует хирурга чем интенсивнее работает клиника, тем больше зарабатывает, потому что деньги идут за каждого больного, так что есть и конкуренция.
В 1997 году Андрей Дмитриевич возглавил лабораторию урологии в Российском научном центре рентгенорадиологии и отделение онкоурологии, которое сам и создал.
Каприн всегда говорит: «Урология моя любимая дисциплина, которой я посвятил бо́льшую часть своей жизни».
Параллельно Каприн читал курс урологии на кафедре хирургии родного мединститута. Почему практикующие хирурги считают своим долгом учить студентов? Думаю, ими руководит здравый расчет: когда за операционным столом понадобится хороший ассистент, пусть это будет твой студент, которого ты сам учил.