Бумаги в пачке разделились на две группы. На документах из первой стоял штамп «Департамент исправительных учреждений штата Миссисипи», и в них содержалось жизнеописание человека по имени Антон Бегович. Впрочем, описывался только взрослый период его жизни. Там сообщалось, что в возрасте восемнадцати лет Бегович попал в одну неприятную историю. Оказался замешан в краже со взломом. А также в целой куче других правонарушений. Тяжесть обвинений выросла до такой степени, что он оказался за решеткой. Развитие событий достаточно предсказуемое и неизбежное. А в тюрьме дела у него пошли еще хуже. Не прошло и трех лет, как он оказался в одиночной камере. И провел в ней следующие семь лет. Но второй пакет документов сообщал о том, что жизнь Беговича вдруг изменилась к лучшему.
Перемена совпала с тем, что тюрьма, в которой он сидел, перешла под управление компании под названием «Минерва». Где как раз и работала Анжела. Из одиночки Беговича вернули в обычные условия содержания. Поведение его также изменилось к лучшему. Администрация исправительного учреждения ходатайствовала об апелляции. Дело в том, что в руках у полиции оказалось признание одного громилы, лежащего на смертном одре, в совершении преступлений, которые повесили на Беговича. Обнаружилось, что следователь, состряпавший это дело, десять лет назад покончил с собой, по уши погрязнув в игорных долгах. И судья принял решение выпустить Беговича на свободу. Освобождение ожидалось в самом скором будущем. Согласно последнему документу, Беговича должны были освободить в ближайшую пятницу в десять утра.
Ричер отправил фотографию и бумаги обратно в конверт. Конверт положил в сумку, туда же погрузил и остальные вещи Анжелы. Застегнул молнию и сунул сумку в пакет для мусора. Потом развязал руки своего пленника, а пластиковые узы сунул ему в карман. А сам стал размышлять о содержимом конверта. О трагической истории ошибочно осужденного человека. Интересно, какое отношение к этой истории имеет Анжела? И тут он вспомнил еще об одной трагедии. О той самой, что сейчас только начиналась. Что же теперь будет с маленькой девочкой на фотографии в бумажнике? С дочерью Анжелы, которая теперь будет расти без матери.
Глава 6
В переулок въехала какая-то машина. Черный седан. Чистенький до блеска. Сияющий лаком. «БМВ». Ричер понял это, увидев сине-белую эмблему на капоте. Символизирующую синее небо и белые облака. Об этом Ричер однажды где-то прочитал. Происхождение логотипа было связано с прошлым компании, некогда занимавшейся производством авиационных двигателей. Впрочем, какая это модель, Джек понятия не имел. К автомобилям он был равнодушен.
«БМВ» осторожно продвигался вперед. Водитель, тоже нахлобучивший серый капюшон, притормозил, остановился, опустил стекло:
Держи руки так, чтобы я их видел. И отойди в сторонку.
Ричер даже не пошевелился.
Водитель перевел сцепление в нейтральное положение, но двигатель глушить не стал. Нажал на педаль газа два раза подряд, потом еще три раза, подождал, пока стихнет рев.
Я сказал, отойди в сторонку, повторил он.
Ричер не двинулся с места.
Машина остановилась в десяти футах от Ричера и футах в восьми от стены. Отключившийся тихонько лежал себе на земле в шести дюймах от каблуков Ричера. Похоже, он был приятелем водителя. Поэтому тот хотел, чтобы Ричер отошел в сторонку. Чтобы ненароком не принести вреда обоим.
Ричер продолжал стоять, где стоял.
Машина поползла вперед. Водитель вцепился в руль. И ехал так до тех пор, пока между Ричером и передним бампером не осталось и четырех футов. Потом выпрямился и резко нажал на газ. Машина рванула вперед. Правой рукой водитель продолжал держать руль. А левой нажал на дверную ручку. Распахнул дверцу и держал ее так, как держит щит конный рыцарь, желающий ударить им своего противника. Чтобы сбить его с лошади на землю. Или как минимум потеснить в сторону.
Отступать Ричер и не подумал. Вместо этого сделал шаг вперед. Прямо к машине. Поднял согнутую в колене ногу и подушечкой стопы врезал прямо в дверцу. Вложив в этот удар всю свою мощь. А также весь вес. Удар пришелся в самую середину. Металлическая обшивка дверцы с визгом вмялась, а сама дверца чуть не согнулась пополам. И с грохотом захлопнулась. Автомобиль со свистом промчался мимо Ричера и вильнул вправо. Водитель пытался справиться с управлением. С силой нажал на тормоз, но опоздал, совсем чуть-чуть. Правой передней фарой автомобиль врезался в мусорный бак, стоящий с другой стороны переулка. Фара разлетелась вдребезги. Водитель переключился на заднюю передачу и снова нажал на газ. Отчаянно принялся вертеть руль. Машина развернулась. Задняя левая фара поравнялась с ногами Ричера. С типом, валяющимся на земле в отключке, ничего не случится. Он будет в безопасности под свесом автомобиля. Но вот Ричеру деваться некуда. Под таким углом машина просто размажет его по стене.
Ричер сделал нырок в направлении улицы, перекувырнулся через голову и быстро встал на ноги. А автомобиль врезался в стену. Раздался звон бьющегося стекла. Осколки посыпались на грудь и живот лежащего без сознания. Но одежду его не пробили. Да и удар был не так уж силен, чтобы обездвижить автомобиль.
Водитель остался на месте. Понятное дело, не хотел помериться с Ричером еще и на кулаках. Но и попыток стрелять не делал. Ричер подумал, что он, наверное, желал бы обставить все так, чтобы было похоже на несчастный случай. Выглядело бы, конечно, несколько подозрительно, учитывая то, что они находились довольно близко от того места, где автобус раздавил Анжелу Сен-Врен. Но гораздо менее подозрительно, нежели оставлять тело со смертельной огнестрельной раной.
А вот Ричера в данной ситуации ничто не ограничивало. Он вытащил трофейный пистолет, полученный в схватке с лежащим теперь типом, и обошел машину кругом. Собираясь выстрелить через стекло со стороны пассажирского сиденья. Водитель это заметил и рванул вперед, прямо на середину переулка. Ричер три раза пальнул в заднее окно. Первый выстрел превратил стекло в густую непрозрачную сетку. Второй опрокинул всю массу разбитого стекла на заднее сиденье. А третий попал куда-то внутрь. Ричер был в этом уверен. Но точно утверждать, задет ли водитель, он не мог. Или пуля вошла в подголовник над сиденьем. Или в еще какой-нибудь случайный предмет.
Машина остановилась. Секунду стояла на месте. Потом на ней загорелся один из уцелевших поворотных огней. Взвизгнули шины. И «БМВ» резко дал задний ход. Ричер пальнул в авто еще три раза. Все три пули попали в сиденье водителя. Но автомобиль продолжал ехать. Прямо на Ричера. Не замедляя хода. И не сворачивая. Водитель, наверное, спустился на пол. Залез в нишу для ног если он невысокий и субтильный, такое вполне может быть. Наверное, смотрит в экран видеокамеры заднего вида, чтобы ориентироваться. Ричер поднял ствол, пытаясь сообразить, где установлен объектив камеры. Но сразу же эту мысль отбросил. Нет времени. Он сделал ложное движение влево и тут же бросился вправо. Хотел попытаться еще раз выстрелить через окно со стороны пассажира. Оно уже было совсем близко. И тогда с неприятелем он покончит. Ричер в этом, черт побери, не сомневался.
Водитель резко вильнул вправо. С одной стороны Ричера подпирала стена. Если он двинется в другую сторону, машина его собьет. То же самое, если двинется вперед. Или назад.
Машина быстро приближалась. Заднее крыло уже в нескольких дюймах.
Бежать некуда.
Только вверх. Главное, правильно все рассчитать.
Ричер сунул пистолет за пояс. Выдержал еще долю секунды. Напружинился, взвился, поджав ноги, прямо над багажником машины и резко распрямил обе ноги. Что есть силы. Обе одновременно. Подбросил руки вверх, чтобы еще раз подпрыгнуть. Кончики пальцев коснулись металла. Шероховатого, холодного железа. Это была часть одной из пожарных лестниц. Самой нижней ее секции. В сложенном состоянии, как складные брусья в спортзале. Он ухватился за нее, подтянулся, как на турнике. Крепко сжал пальцы. Сделал мах ногами вверх.
У Ричера почти получилось. Пустая рама заднего окна поддела его носки. Он ощутил мощный толчок. Через лодыжки и колени он прошел по всему телу, включая руки до самых кончиков пальцев. Хватка сразу ослабла. Но лишь немного. Затем Ричер сжал пальцы еще крепче. Он смотрел, как движется внизу капот автомобиля. Выпрямил ноги, готовый спрыгнуть вниз, развернуться кругом и сделать еще один выстрел. На этот раз через ветровое стекло. Прямо в переднее отделение кабины. Где водителю будет уже не спрятаться.
Но тут послышался какой-то звук. Откуда-то сверху. Металлический, скрежещущий, стонущий и прерывистый. А потом раздался грохот. Резкий и громкий, словно еще один выстрел. Затем «аккорд» повторился. И еще раз. Это стонала и скрежетала железная конструкция. Кажется, она отрывалась и рушилась. Возможно, под весом Ричера. Помноженного на силу удара об автомобиль. Может быть, потому, что обслуживалась не так хорошо, как это казалось с земли. Вероятно, под слоями блестящей краски скрывались какие-то структурные изъяны. Впрочем, не важно, какова была причина, но стойки, соединяющие секцию лестницы вместе с трапиком и конструкцией следующего уровня, не выдержали. Секция задрожала. Несколько раз ее тряхнуло. Она стала медленно отходить от стенки. На десять градусов. На пятнадцать. На секунду остановилась. На какое-то время конструкция, казалось, обрела устойчивость. Замерла, но уже в новом положении. В наклонном. Под таким углом кронштейны в точках крепления держаться не могли. Они стали постепенно высвобождаться. Со скрипом и визгом, крупно вибрируя, конструкция кренилась все больше, и наконец штыри выдернулись наружу из хрупкого раствора швов кладки.
Ричеру было прекрасно видно, что происходит. Он разжал пальцы и отпустил перекладину. Ноги его коснулись земли. Он успел сделать полшага. И тут на него обрушилась масса металлолома.
Глава 7
О том, что такое закон, первые пятнадцать лет своей жизни Джед Стармер особо не задумывался.
О существовании законов, правящих миром, он, вообще-то, знал. Джед понимал, что они каким-то образом формируют окружающий мир и управляют им, но только в некоем невидимом, неощутимом, отвлеченном смысле, как, например, земное тяготение или магнитное поле. Он понимал, что в случае нарушения того или иного закона тебя ждут определенные последствия. Расплата. Кара. Или иные неприятные, как правило, дела. Он много раз видел на обочинах шоссе группы людей в оранжевых комбинезонах, которых принудили собирать мусор. Попавшись на каком-нибудь проступке, слушал предостережения приемных родителей, пугавших его детской колонией. Или тюрьмой. В конечном счете даже геенной огненной. Но на Джеда все это большого впечатления не производило. К его жизни, так ему казалось, эти страшилки не имели никакого отношения. Грабить банк он не собирался. Как и угонять чужую машину. Он даже занятия в школе прогуливал не часто. Ему и без того было о чем тревожиться. О делах куда более насущных, как, например, о том, как бы его не выгнали из дому и не заставили жить на улице. Или как не нарваться на нож или пулю, когда придет в голову пойти прогуляться. Но когда Джеду исполнилось пятнадцать лет, взгляды его совершенно изменились. День его рождения выпал на воскресенье, и, пока приемные родители были в церкви, Джед сел в автобус и проехал на нем пять миль в самый центр южной части Лос-Анджелеса, где бывать ему строжайше запрещалось. Последние две сотни ярдов Джед прошел пешком по щербатому тротуару; он упорно смотрел себе под ноги, отчаянно избегая чужих взглядов и стараясь не слишком показывать свою робость. Так он добрался до истертых ступеней каменной лестницы, ведущей в многоквартирный дом, где жила его родная мать. Взбежал наверх. Толкнул дверь. Замок был сломан, как и прежде, когда в течение двух последних лет он сюда приходил. Джед вошел в подъезд и двинулся вверх по лестнице. Два пролета. Потом длинный коридор. Нажимать на кнопку звонка не было смысла, звонок не работал, поэтому Джед постучал. И стал ждать, надеясь, что мать дома. И не пьяная. Даже надеясь на то, что она помнит, какой это день, или хотя бы узнает его, Джеда. Вышло так, что мать все помнила. И какой это день, и его самого. Она была трезва как стеклышко. И даже одета. Мать, с тлеющей сигаретой в руке, открыла дверь и сквозь шлейф синеватого дыма повела сына по коридору в большую комнату. Ставни здесь были закрыты. Повсюду валялись вещи. Одежда. Обувь. Сумки. Книги. Журналы. Компактные диски. Письма. Счета. Все это лежало отдельными бесформенными кучками, словно кто-то, правда без особой охоты, пытался навести здесь порядок, не имея никакого понятия, как это делается. Мать постояла немного посреди этого хаоса, вздохнула и жестом пригласила гостя сесть на диван. Джед пробрался к дивану и примостился на самом краешке. Она уселась с другой стороны, раздавила сигарету в пепельнице на стоящем под рукой столике. Пепельница была уже полна окурков. На ковер веером посыпался пепел. Мать снова вздохнула и повернулась к Джеду. Сказала, что поджидала его. Подарка ему, конечно, не приготовила, но приходу его рада, потому что ей нужно ему кое-что сообщить. Если точнее, у нее есть для него две новости.
Во-первых, она очень больна. У нее рак поджелудочной железы. Четвертой стадии. Джед в строении человеческого организма разбирался не очень. Что такое поджелудочная железа и зачем она человеку нужна, он не знал. Не знал и того, что означает четвертая стадия. Но по слезам в глазах матери понял, что дело дрянь. Значит, жить ей оставалось не так-то долго. Возможно, счет идет на месяцы. А может, даже на недели. Не дольше, это точно.
Второе сообщение касалось его отца. Мать хотела, чтобы сын узнал о нем правду. Или хотя бы то, что она считала правдой.
Первая новость отозвалась в душе Джеда чувством вины. Совершенно для него неожиданно. Джед не раз замечал, что, узнав о скорой кончине близкого родственника, люди обычно сильно расстраиваются. Но вот когда до него самого дошел смысл сказанного, он вдруг понял, что совсем не опечалился. Не почувствовал себя несчастным, ни капельки. Напротив, на душе стало даже легче. А он понимал, что это нехорошо. Но поделать с собой ничего не мог. У него всегда было такое чувство, будто всю свою жизнь он плыл против течения, и притом с каким-то грузом вокруг пояса. И в результате ощущал постоянную тревогу. Его мучил страх, что когда-нибудь к ним в дом вдруг явится полиция. И сообщит что-нибудь ужасное про его мать. Что она умерла от передоза, например. Или что ее зверски убили. Или она умерла, и ее полуразложившееся тело нашли в какой-нибудь грязной трущобе. И ему надо поехать на опознание. Или того хуже: вдруг мать сама заявится к ним на порог. В самом непотребном виде. Приемные родители всячески осуждали мать Джеда. Решительно и строго. И своего мнения нисколько не скрывали. Постоянно ему об этом напоминали. При каждой возможности. А ему меньше всего на свете хотелось всю жизнь ощущать вину при мысли о ней. Но теперь можно освободиться от чувства постоянной тревоги. Теперь он знает, какой конец ждет его мать. И когда. Связующая их нить скоро прервется. Наконец-то он сможет плыть дальше свободно.